Отравленный трон - Селин Кирнан

— Но Джон! — Лоркан протянул руки и продолжал умоляюще: — Ты же сказал, что чертежи уничтожены! Ты поклялся! Мы утопили модели в реке! Ты позволил мне сжечь чертежи — единственные экземпляры, как ты сказал. Боже, Джон! Неужели все это была ложь? Все, что мы сделали вместе… люди, которых мы… только чтобы похоронить это! И это была ложь? Но мы же поклялись, Джон… мы дали клятву! Мы должны были покончить с этим.

Король заморгал глазами в замешательстве и ссутулился.

— Что ж, — прошептал он. — С этим не покончено.

Последовало долгое, тяжелое молчание. Винтер боялась пошевелиться, чтобы кто-то из двоих не вспомнил о ее присутствии и не выкинул ее из комнаты. Отец уронил обнимавшую ее руку на колени. Он неподвижно сгорбился в кресле, утратив, казалось, всю свою энергию.

Джонатон обращал на них так мало внимания, что с таким же успехом мог сидеть у собственного камина. Положив руки на спинку кресла, король глядел на огонь, словно он был за сотню миль от него. Наконец он заговорил очень спокойно и задумчиво. В его голосе не осталось ни следа горечи и презрения.

— На Севере ты показал себя превосходно, Лоркан. Я бы без тебя пропал. Ты отгонял от меня этих псов все это долгое время… — Король покосился на старого друга, но тот не поднял головы. Джонатон пристально посмотрел на Лоркана, подперев щеку кулаком: — Без твоей машины этот проклятый мятеж унес бы больше жизней и денег, чем мы могли себе позволить. Ты спас мое королевство — в очередной раз! Ты был верным и преданным подданным. И бесценным другом. — Лоркан все не поднимал головы. Винтер чувствовала под рукой его дыхание, медленное и глубокое, как будто во сне. Она посмотрела на него. В его глазах отражались отблески огня, но смотрел он на носки королевских сапог. — Я сожалею, что сомневался в тебе, — продолжал король. — Мне жаль, что я так сурово обошелся с тобой, когда ты вернулся. Мне жаль…

— Можешь оставить свои сожаления при себе или бросить в огонь, — тихо прорычал Лоркан. — У меня нет никакого желания выслушивать, о чем ты сожалеешь, за что ты мне благодарен и что думаешь по какому-либо поводу. Я даже смотреть на тебя не хочу. Хочу только, чтобы ты оставил меня в покое.

Джонатон улыбнулся и тихо хмыкнул:

— Что же, ты всегда обладал роскошью благородных чувств, мой старый друг. — Он поднялся с кресла и медленно выпрямился. — В то время как я… — Он горько усмехнулся. — Мне приходится убивать своих друзей, кроваво расправляться с собственными принципами и приносить сыновей в жертву государству. — Он качнулся и на нетвердых ногах шагнул к двери. — Потому что я… — выходя, он раскинул руки в экспансивном жесте, — я, черт подери, король!

Они услышали, как он ввалился в гостиную, отодвинул щеколду и вышел, не закрыв за собой дверь.

Лоркан не двигался, глядя в пол. Винтер опустилась на колени рядом с ним, и он заговорил, не глядя на нее:

— Ступай закрой дверь, милая.

— Отец, я…

— Закрой дверь, Винтер.

Его голова была опущена, и она не могла разглядеть его лицо, закрытое волосами. Винтер поколебалась и увидела, как руки Лоркана медленно сжались в кулаки. Она вздохнула и пошла закрыть дверь зала.

Стало темно, и гостиную освещал лишь четырехугольник яркого света из зала. Когда Винтер прошла через комнату, она увидела уголком глаза белое пятнышко и остановилась — сердце застучало у нее в груди. В углу сидела рыжая кошка, чья белая грудка и лапки светились в сумраке призрачным светом. Ее кончик хвоста метался туда-сюда. Она ничего не сказала, но наклонила голову и моргнула в ожидании.

«Ну что? — говорил ее взгляд. — Думаешь, я всю ночь буду ждать?»

Винтер, глубоко вздохнув, попыталась успокоиться и подняла руку, показывая: тише, я сейчас приду. Она заперла на засов дверь зала и пошла обратно в комнату отца, все еще оглядываясь на кошку. Она остановилась у двери спальни и снова предупреждающе посмотрела на гостью: жди здесь!

Кошка фыркнула, закатила глаза и тихо, жалобно мяукнула. Винтер решила, что она согласна подождать.

Лоркан не пошевелился. Он все так же мрачно глядел в пространство, стиснув челюсти, сжав руки, лежащие на коленях, в кулаки. Винтер хотелось убрать с его лица спутанные волосы и заплести в обычную аккуратную косу. Но вместо этого она подошла к нему и опустилась на колени у его ног. Она ясно чувствовала, как прислушивается в соседней комнате нетерпеливо ожидающая кошка.

— Отец, — тихо позвала она. — С тобой все в порядке?

Лоркан все глядел в пол, и Винтер взяла его за руку. Рука была очень холодная, она стала растирать его пальцы, глядя ему в лицо. Он, казалось, ничего не замечал.

Винтер ничего не понимала. Ей самой эта машина, какой бы она ни была, казалась настоящим подарком для королевства. Ведь все, что приближает конец распрям, хорошо, правда же? Сейчас люди гибли в боях сотнями, иногда тысячами. В них стреляли из пушек, их пронзали стрелами, рубили мечами и алебардами. Их кололи пиками и копьями, их били, калечили и оставляли с воплями умирать под копытами собственных взбесившихся коней. Если ее отец создал что-то, какое-то оружие, которое в состоянии положить всему этому скорый конец, это же только к лучшему! Пусть Джонатон изготовит сотню таких машин, пусть окружит ими все королевство! Будь Винтер на его месте, она, несомненно, так бы и поступила. Но, заглянув в лицо Лоркана, она увидела, что отец разбит от одной мысли об этом. Винтер была озадачена. Хоть Лоркан и не одобрял войны, он никогда не пытался уйти от грубой необходимости физического противостояния. Он воевал сам и в молодости славился храбростью и жестокостью в боях. В начале мятежа, до того как его послали на Север, Лоркан держал совет с Джонатоном и составлял стратегии и планы сражений, в которых наверняка погибли бы сотни. Так почему же его так расстроила возможность применения этой машины для защиты любимого им королевства?

А Джонатон? Джонатона Винтер понимала лучше. Он боялся, что машиной воспользуются против него… Возможно, он хотел сохранить ее для себя одного и поэтому держал в секрете. Но почему тогда он согласился ее уничтожить? Уничтожить такое мощное оружие. Винтер ничего не понимала… Она еще тверже решила найти Альберона и получить хоть какие-то ответы на свои вопросы.

Лоркан болезненно зашипел, и Винтер, вздрогнув, пришла в себя. Отец поморщился и осторожно высвободил руку из ее пальцев. Она поняла, что в своей тревоге растирала его руку так сильно, будто месила тесто.

— Ой, папа, прости.

Лоркан был крайне расстроен.

— Он пожалеет об этом утром, — проговорил он, — когда протрезвеет.

— Но ведь теперь он не может забрать ее, отец! Она у тебя!