Водоворот - Питер Уоттс

Он взглянул из темноты на Кларк:

— Знаешь, ты стала катализатором поразительного явления. Групповой отбор — вещь довольно редкая, но ты побудила несколько совершенно разных форм жизни слиться в подобие колониального сверхорганизма, в котором отдельные особи действуют как части тела. Неко­торые из них только и делают, что передают туда-сюда послания, словно... живые нейротрансмиттеры, можно сказать и так. Целые роды и семьи эволюционировали лишь для того, чтобы научиться поддерживать разговор с людьми. Вот почему никто не мог выследить этого урода — мы-то искали Тьюринг-софт и нейросетевой код, а там ничего такого не было. Сплошная генетика. Потому никто ничего и не понял.

Он замолчал.

— Нет. — Кларк помотала головой. — Это ничего не объясняет. — Слушая монолог Ахилла, она как-то неестественно замерла.

— Это объясняет все, — возразил Дежарден. — Это...

— Так я простой пароль, что ли? — Она подалась к нему. — Всего лишь ключ, позволяющий обойти зель­цев. А как насчет Янктона, ушлепок? Как насчет «Русалки Апокалипсиса» и всех этих людей с фальшивыми линзами, которые меня досуха готовы высосать, стоит отвернуться? Они-то откуда взялись?

— Т-то же самое, — пролепетал Дежарден. — Ак­тиния распространяла мемы всеми возможными способами.

— Этого мало. Назови другие причины.

— Но я не...

— Назови другие причины!

— Да бог ты мой, такое постоянно происходит! Люди пристегивают себе бомбы на спину или распыляют зарин в вагоне, или идут в школу и начинают палить во всех подряд, и все они знают, что умрут, но оно того стоит, понимаешь? Лишь бы достать ублюдков, которые издевались над ними.

Она разразилась лающим прерывистым хохотом, как будто что-то затрещало.

— Так вот кто я в этом деле? Жертва и все?

Дежарден покачал головой:

— Нет, это они жертвы. А ты — оружие, которое они пустили в ход.

Кларк пристально посмотрела на него. Он беспомощно поднял глаза в ответ.

Она ударила его в лицо.

Ахилл опрокинулся навзничь, приложился затылком об пол. Привязанный к стулу, он не смог подняться и только стонал.

Лени повернулась. Лабин преградил ей путь.

Она глядела ему прямо в глаза, не двигаясь несколько секунд, а потом произнесла:

— Если собираешься убить меня, то приступай. Или убирайся с дороги.

Лабин подумал с секунду и отошел в сторону. Лени

Кларк протиснулась мимо него и поднялась наверх.

Она и в самом деле провела здесь свое детство. Декорации были вполне реальны; выдуманными оказались лишь роли второго плана. Лабин прекрасно знал, куда пошла Кларк.

Она сидела в немраке своей старой спальни. От той остались лишь голые изрисованные стены, как и во всем остальном доме. Когда Кен вошел, Кларк обернулась, обвела усталым взглядом пустоту

— Так он числится заброшенным? Не продается?

— Об этом мы позаботились перед твоим прибыти­ем, — ответил он. — На всякий случай. Чтобы потом было легче прибраться.

— А... Что ж, неважно. Все равно дом выглядит так, как будто я уехала только вчера. — Она уставилась сле­пыми глазами в стену. — Вон там стояла моя кровать. Там... папа... обычно рассказывал мне сказки на ночь. Ты бы назвал это прелюдией. А здесь вентиляционная труба, — Лени махнула рукой в сторону решетки, вделанной в плинтус, — что вела прямиком в гостиную. Я слышала, как мама смотрит свои любимые шоу. И всегда считала, что они очень глупые, но теперь мне кажется, что она их тоже не любила. Просто они служили ей алиби.

— Этого не было, — напомнил ей Лабин. — Ничего из этого не было.

— Я знаю, Кен. Я уловила суть. — Кларк вздохнула. — И знаешь, сейчас я бы все отдала за то, чтобы все это было правдой.

От удивления Лабин заморгал:

— Что?

Она повернулась к нему:

— Ты можешь себе представить, каково это... когда тебя преследует призрак счастья? — Она выдавила из себя горький смешок. — Все эти месяцы я отрицала его, списывала на инсульт, галлюцинации, потому что у меня не могло быть счастливого детства, Кен. Не могло, черт возьми. Мои родители не могли не быть чудовищами, понимаешь? Они сделали меня той, кто я есть. Они — единственная причина, почему я пережила всю последующую хренотень, только из-за них я про­должала идти дальше. Я не могла допустить, чтобы эти уроды победили. Все мои желания, всякий раз, когда я отказывалась отступать, когда делала невозможное, все это было пощечиной их самодовольным рожам, рылам всесильных монстров. Я все делала только назло им. Вся моя жизнь и я сама — им назло. А теперь ты стоишь тут и утверждаешь, что этих выродков никогда не существовало...

Ее глаза превратились в безжалостные, пустые сгустки ярости. Она прожигала Лабина взглядом, ее плечи тряс­лись. Но наконец отвернулась, а когда заговорила вновь, в ее голосе чувствовались мягкость и надлом:

— Но они существуют, Кен. Настоящие монстры из плоти и крови, старомодного образца. Они прячутся от дневного света, выползают из болот по ночам и начина­ют убивать, как им и положено. Рвут и калечат всех, до кого дотянутся... — Она судорожно и глубоко вздохнула. — И у чудовищ есть лишь одно оправдание: сначала они испытали подобное сами, мир гнобил их задолго до того, как они стали отвечать ему той же монетой, и если даже там были невиновные, то почему они не остановили тех, других, а? Так что наказания заслужил каждый. Вот только настоящие монстры не могут прикрыться самообороной, даже праведной местью. С ними ничего не происходило.

— А с тобой произошло, — вставил Лабин. — Даже если твои родители не виноваты.

Она какое-то время молчала. Затем спросила:

— А каким он был? На самом деле?

— Насколько мне известно, — сказал Кен, — совершенно типичным отцом.

— Тебе известно, где он? Где они?

— Умерли двенадцать лет назад. От туляремии.

— Ну конечно. — Приглушенный смешок. — Полагаю, именно поэтому меня и отобрали? Чтобы не было ненужных связей.

Он обошел ее кругом, посмотрел в лицо.

Оно было мокрым. Лабин в изумлении замер. Раньше он никогда не видел, чтобы Лени плакала.

Белые глаза встретились с его собственными; уголок рта дернулся в подобии горестной усмешки.

— Если вы правы насчет Бетагемота, то истинные виновники торжества сейчас в одной лодке со всеми остальными. Хоть это утешает. — Она покачала головой. — И все-таки ничего бредовей я в жизни не слы­шала. Я — астероид-убийца, я уже над Землей, но динозавры искренне мне радуются.

— Только маленькие.

Кларк взглянула на него:

— Кен... кажется, я уничтожила мир.

— Это была не ты.

— Ну да. Актиния. А я всего лишь вьючный мул для... ты назвал бы его «Искусственным Неразумием». — Она вновь тряхнула головой. — Если верить тому парню в гостиной.