Бесконечность I. Катастрофы разума - Андрей Волков

черпая и откладывая в своем сознании знания древних. И в минуты душевного расслабления он очень любил, потягивая терпкое вино, сидеть перед камином и размышлять.

Но только не сегодня. Не сегодня, потому что времени для размышлений уже не осталось.

Сзади раздались глухие шаги, и в гостиную вошел низкорослый седой мужчина в легком светлом костюме, идеально подходящем для этого сезона в Кранцберге. Звали этого человека Николай Урусов. Он был одним из королей промышленности Понти́и. Сумев в начале девяностых получить металоперерабатывающий комбинат, Урусов за десять лет смог создать целую плавильную империю на территории республики, империю, с которой считались даже соседние государства. К середине нулевых Урусов имел долю во всех сколько-нибудь крупных предприятиях по производству металла, что позволяло ему размещать заказы по переработке металла исключительно на своих заводах. Александр любил этого старика. Он ему чем-то напоминал гоголевского Тараса Бульбу. Казался настоящим крепким хозяйственником, которому просто не повезло оказаться в Понти́и в эти годы. Решительный, бескомпромиссный и жесткий. А ещё он был отцом Анастасии. Его Анастасии. Он всегда поражался превратностям судьбы. Его отношения с Анастасией расстроились, а с её отцом только крепли. Интересная штука жизнь.

— Мы давно не виделись, — сказал Урусов, — однако вижу, что ты не меняешь свои привычки.

Верховский открыл винный шкаф и достал оттуда зеленую запыленную бутылку.

— Старые привычки всегда сложнее узнать, — чем ты чаще меняешь поведение, тем заметнее становишься, вы будете? — молодой человек взглядом указал на бутылку.

— Наливай, — сухо ответил Николай.

Верховский отметил, что старик явно не в духе, и хотя он догадывался о причинах такого состояния, вслух не стал высказываться. Рано ещё было.

— Ты, наверное, хочешь спросить, почему я искал с тобой встречи? — поинтересовался Николай.

Александр покачал головой.

— Я догадываюсь, — сказал он, — у нас с вами не так много общих дел, а те общие дела, которые есть, не требуют личной встречи.

Николай осмотрел молодого человека с головы до ног.

— Умный, — констатировал он, — с тобой уже разговаривали? Что они тебе предложили?

Александр мысленно улыбнулся. Он, как всегда, оказался прав. Урусова волновала «Лига честности», вероятно, несмотря на то, что Урусов манкировал то собрание, которое организовывал Адашев, на него всё равно вышли. И теперь Урусову было важно понять, какое количество обеспеченных людей легло под Тополевича и вследствие этого принять решение, передавать ли свои капиталы в Женеву.

— Разговаривали, — сказал Александр, — но если вы знаете мои привычки, вы знаете мой ответ.

— Почему? — спросил Николай. — Ты же всегда был идейный, сколько я тебя помню. Что же, их идея тебе не близка?

— Проверяет, подумал Александр, значит, боится, значит, те, с кем он разговаривал, уже были на стороне Лиги. Только вот с кем он разговаривал?

— Тополевич, — Верховский всегда отличался тем, что не врал и говорил совершенно искренне, — это чуждый для меня человек, и никаких контактов я с ним иметь не хочу.

— А ты не боишься, — спросил Николай, — что такая твоя принципиальность будет тебе дорого стоить?

Александр усмехнулся.

— Я вижу, с вами тоже поговорили?

Урусов с тяжелым видом сел в кожаное кресло.

— Нет, они не стали себя даже этим утруждать, — жестко сказал он, — они просто перекрыли мне все каналы для вложений. Разве что-то нужно еще говорить? Сигнал дали чёткий: или ты, сударик, с нами, или против, но тогда сиди на своем комбинате и пусть подыхает твое производство, а оголодавшие рабочие тебя потом сами на вилах вынесут.

Александр вновь улыбнулся.

— Ну, значит, готовьтесь, — сказал он, — скоро Тополевич вас к себе вызовет на ковер и предложит вам бизнес где-нибудь в Эльзасе или Канаде.

Николай залпом осушил бокал с вином.

— Уже предложил, — сказал он, — только не мне, Сабурову, не знаю, как он, но на меня пусть не рассчитывает, — я с ним вел дела, когда он до «торга» здесь свои проекты предлагал, а оттуда — он жестом махнул в сторону предполагаемой Швейцарии, — не будет ему второго «Торга», не позволю!

Александр сложил руки на груди и внимательно посмотрел на гостя.

— Я так понимаю, что Сабуров тоже не даст денег? — спросил Александр. — Что вы будете делать?

Николай добродушно посмотрел на молодого человека.

— Саша, я же не первый год дела веду, — сказал он, — ты мне скажи, как человек молодой, почему я, здоровый, крепкий мужик должен сидеть и трястись как заяц? Я этой стране пятьдесят лет жизни отдал. Да, всякое было. Да, воровал, но воровал — чтобы ворованное работало. Разве можно у них, — он поднял палец и показал на потолок, — не воровать, когда они сами воруют? Но я никогда, никогда, слышишь, никого не лишал главного — его жизни, никого не оставил без куска хлеба. Мои заводы работают, у меня сытые рабочие. И я должен как последняя дичь прятаться от всякой шушеры?

Александр внимательно следил за монологом Урусова. Прихватили его серьезно, судя по всему, а ему это не нравилось. Никому бы не понравилось. С учетом этого в голове Александра начало зарождаться сомнение, что всё происходящее с Анастасией связано непосредственно с ней, может быть, идет ещё большая игра. Может быть, кто-то лишь использует Анастасию, как оружие? Оружие, которым можно уничтожить и её отца.

А он сам? Какой шум пойдет, если станет известна та женевская история, а это станет известно. С учетом его не всегда линейной позиции…

— Сдать их хотите? — спросил он вслух. Николай кивнул.

— Сдам! — резко сказал он. — Вот полезут со своими европейскими выступлениями, сдам! Они там думают, что мне про их дела невдомек, а я про них всё знаю! — Он опрокинул ещё одну рюмку.

— А не проще в сторону отойти? — спросил Александр. — И не высовываться хотя бы до выборов?

Николай покачал головой.

— Не просто не проще, — сказал он, — невозможно. Я-то зашхерюсь, а бизнес кому? Пока меня не будет, они все мои комбинаты с молотка пустят и деньги загребут. Что ж мне теперь самому крамолу, что ли, устраивать, а? Сукины дети.

Он подошел к штофу и налил себе ещё вина.

— Слушай, Сашка, мы же с тобой не первый год знакомы, — сказал он, — так?

— Так, — ответил Александр.

— Я буду говорить прямо, — сказал Николай, — знаю, что ты с ней встречался. Может, её попросить, чтобы разобралась? Как думаешь?

Складывалось впечатление, что Урусов наконец заговорил именно о том, о чём беспокоился больше всего, и тот взгляд, которым Николай смотрел на молодого человека, подтверждал это. Очевидно, Урусов хотел получить ответ на свой вопрос именно от Александра, несмотря на то, что прекрасно его знал.

— О ком