Мемуары дипломата - Джордж Бьюкенен

Глава XXIX.

1917

Слухи о контр-революционном движении. - Разрыв между Керенским и Корниловым. - Керенский отклоняет переговоры с Корниловым и объявляет его изменником. - Приказ Корнилова войскам о наступлении на Петроград. Остановка движения. - Корнилов подчиняется

Едва успело разойтись Московское Государственное Совещание, как слухи о проектируемом перевороте стали приобретать более конкретную форму. Журналисты и другие лица, находившиеся в контакте с его организаторами, говорили мне даже, что успех переворота обеспечен, и что правительство и Совет капитулируют без борьбы. В среду, 5 сентября, ко мне зашел один мой русский друг, состоявший директором одного из крупнейших петроградских банков, и сказал, что он находится в довольно затруднительном положении, так как некоторые лица, имена которых он назвал, дали ему поручение, исполнение которого, как он чувствует, для него едва ли удобно. Эти лица, продолжал он, желают поставить меня в известность, что их организация поддерживается некоторыми важными финансистами и промышленниками, что она может рассчитывать на поддержку Корнилова и одного армейского корпуса, что она начнет операции в ближайшую субботу, 8 сентября, и что правительство будет при этом арестовано, а Совет распущен. Они надеются, что я поддержу их, предоставив в их распоряжение британские броневики, и помогу им скрыться, в случае неудачи их предприятия.

Я ответил, что со стороны этих лиц весьма наивно просить посла принять участие в заговоре против правительства, при котором он аккредитован, и что если бы я захотел исполнить свой долг, то должен был донести об их заговоре. Хотя я не хочу обмануть их доверие, однако я не стану оказывать ни покровительства, ни поддержки. Напротив, я посоветовал бы им отказаться от предприятия, которое не только обречено заранее на неудачу, но и будет немедленно же использовано большевиками. Если бы генерал Корнилов был благоразумен, то он подождал бы, пока большевики не сделают первый шаг, а тогда он пришел бы и раздавил их.

Падение Риги и отступление русской армии вызвали панику в городе, и всякий, кто мог, готовился к отъезду. Уже были сделаны шаги к переводу государственных архивов в Москву, и правительство серьезно рассматривало вопрос о перенесении туда своей резиденции. Терещенко в беседе со мной 6 сентября сообщил мне, что с фронта вызваны три кавалерийские дивизии для предотвращения опасности большевистского восстания, и из того, что он говорил мне о политическом положении, я получил некоторую надежду на то, что Керенский и Корнилов, в конце концов, соединили свои усилия для поддержания порядка. В воскресенье, 9 сентября, я выехал в Мурино, деревню, расположенную верстах в 20 от Петрограда, где британская колония устроила большое состязание в голф, а по возвращении, оттуда вечером я нашел телефонограмму от Терещенко, приглашавшую меня притти в министерство вместе с французским послом г. Нулансом немедленно после обеда. Там он рассказал нам об окончательном разрыве, произошедшем только что между Керенским и Корниловым.

О происхождении этого конфликта опубликовано столько различных сообщений, что все еще трудно установить долю вины в нем каждого, и даже точно установить, что именно произошло в действительности. Лицом, на которое падает ответственность в том, что оно умышленно или не умышленно довело дело до разрыва, является бывший обер-прокурор святейшего синода Владимир Львов. Он имел беседу с Керенским 4 сентября и немедленно вслед за тем выехал в ставку, невидимому, с целью способствовать образованию более сильного правительства. Согласно сообщению, опубликованному впоследствии Савинковым, Львов предоставил Корнилову на выбор один из трех возможных выходов, причем держал себя таким образом, что у Корнилова создалось впечатление, что он говорит от имени Керенского:

1. Корнилов образует правительство с Керенским и Савинковым, получающими портфели: первый - министра юстиции, а второй - военного.

2. Триумвират с диктаторской властью, в составе Керенского, Корнилова и Савинкова.

3. Корнилов провозглашает себя диктатором.

По возвращении в Петроград в субботу, 8-го числа, Львов сказал Керенскому, что Корнилов решил объявить себя диктатором и что он хочет, чтобы Керенский и Савинков прибыли в ставку в следующий понедельник, получив от него портфели министров юстиции и военного. Керенский попросил Львова представить ему это сообщение в письменной форме, а затем вызвал Корнилова по прямому проводу и спросил его, подтверждает ли он сообщение, доставленное Львовым. Он получил на это утвердительный ответ. Терещенко впоследствии рассказывал мне, что изложенная версия более или менее правильна, но что Керенский сделал большую ошибку, пообещав Корнилову во время своей беседы прибыть в ставку в ближайшие дни. Только посовещавшись с Некрасовым, Керенский решил по совету последнего объявить Корнилова изменником и потребовать его отставки. По словам Савинкова, Львов намеренно или ненамеренно извратил позицию Корнилова, придав его сообщению форму ультиматума, вместо того, чтобы представить его как выражение его мнения. С другой стороны, Некрасов заявлял, что Львов спас революцию, раскрыв и разоблачив заговор, прежде чем он мог быть приведен в исполнение. К несчастью, Терещенко в критический момент был на полдороге между Петроградом и ставкой, когда получил телеграмму от Керенского, предлагающую ему немедленно возвратиться. Если бы он был в Петрограде, то он отсоветовал бы Керенскому доводить дело до полного разрыва, а если бы был в ставке, то оказал бы умеряющее влияние на Корнилова.

В разговоре, происходившем у меня в Лондоне в 1918 г. с Керенским, последний в ответ на мой вопрос о его отношении к Корнилову сказал, что он всегда смотрел на него, как на патриота и честного человека, но очень плохого политика. Он уступил всем требованиям Корнилова в отношении смертной казни и включения Петрограда в фронтовую полосу, но он не мог допустить, чтобы он распоряжался местопребыванием правительства, так как в таком случае министры были бы отданы на произвол Корнилову. Поэтому он послал Савинкова в ставку с целью попытаться выработать с ним практическое соглашение. Он знал, что Завойко, Аладьиным и другими лицами из числа окружавших Корнилова был организован заговор, имевший целью свержение правительства, и всего дней за десять до окончательного разрыва он предупреждал Корнилова, что тот не должен проявлять излишней торопливости, а должен дать правительству время для постепенного обнародования дисциплинарных мероприятий, на которых он настаивал. Он даже спросил его, предполагает ли он установить военную диктатуру, и Корнилов ответил: "Да, если на то будет господня воля". Он, Керенский, определенным образом условился о том, чтобы кавказская дивизия, известная под именем "дикой дивизии", не была включена в число войск, предназначенных к отправке в Петроград, и чтобы эти войска не были отданы под командование ген. Крымова; но, несмотря на это, Корнилов назначил Крымова командующим и послал вместе с ним "дикую дивизию". Хотя он имел разговор с Львовым перед отъездом последнего в ставку, но он не давал ему никакого поручения; и в телеграфном разговоре, который он имел с Корниловым по возвращении Львова, он поставил первому вопрос совершенно ясно, в выражениях, не допускавших недоразумения, и получил утвердительный ответ. Так как он знал, что войска Крымова уже достигли Луги, и что в Петрограде подготовлено восстание, которое должно было вспыхнуть, как только он выедет в ставку, то у него не было никакого иного выхода, кроме объявления Корнилова изменником.