Принц Лестат - Энн Райс

– Но почему? – поинтересовался Луи. – За что Голос так не любит молодых вампиров?

– Они уменьшают его силу, – объяснил Сет. – Тут уж никуда не деться. Именно поэтому его телепатическая сила сейчас и возрастает. Неконтролируемое увеличение числа юных вампиров изнуряет его. Его физическое тело – это невообразимая сущность, дающая жизнь нам всем – не безгранично по размеру. – Он покосился на Фарида. Тот кивнул. – И когда отпрысков становится слишком много, он стремится выжечь их. Как именно возрастают его силы – так и остается загадкой. Более остро ли чувствует кровь Носителя? Зорче ли видит его глазами? Отчетливее ли различает звуки? Мы не знаем. Знаем лишь, что в результате массовых убийств его телепатический дар стал гораздо мощнее. Но я готов держать пари: именно он, Голос, на заре новой эры вынудил жрецов оставить Акашу и Энкила на солнце, что повлекло за собой первое Всесожжение. Именно он вынудил Акашу уничтожить стольких членов ее племени перед тем, как она очаровала Лестата для своих еще более темных замыслов.

– Ну, это уж твердо знать никак нельзя, – заметила Пандора, в первый раз за все время подавая голос, да и то застенчиво и неохотно. Она снова вытерла с глаз кровавые слезы. В ней чувствовалась какая-то пассивность, неуверенность в себе – из-за чего она словно бы терялась на фоне других вампирш, хотя ничуть не уступала им дарованиями. Одета она была в платье из мягкой индийской ткани с вышивкой, почти под стать длинному расшитому драгоценностями шервани Арджуна. – За все долгие столетия, что я общалась с ней, я ни разу не видела в ее глазах ни малейшего проблеска мысли, ничего, что могло бы быть Амелем.

– Не уверен, что ты права, – вмешался Мариус с еле заметной вспышкой раздражения. С Пандорой он постоянно терял терпение.

– Я тоже не уверен, – согласился я. – Конечно, я был с Акашей очень недолго. Но все же успел кое-что повидать – те мгновения, когда она замирала, уходила в себя, словно бы ею овладевало нечто незримое. Но мне не хватило времени узнать, что это.

Никто не стал со мной спорить.

– Но вот еще что я должен сказать, – продолжал я. – Не думаю, что Голос совершенно точно так уж неисправим. В этом отношении он такой же, как мы. Мне кажется, за последние двадцать лет Голос сделал главный шаг к совершенно новому путешествию.

Я видел, сколь шокировал многих из тех, кто глядел на меня сейчас. Но Мариуса и Дэвида я не шокировал. Что же до Сета – поди знай.

– Важно ли это сейчас? – спросил я. – Не знаю. Я хочу получить Виктора назад. Я ведь никогда еще не видел своего сына. Я хочу, чтобы он вернулся сюда целым и невредимым – и Голосу это прекрасно известно. Но что до самого Голоса, до самого Амеля – он вовсе не такое уж бессовестное и бесчувственное чудовище.

– Да ты что? – ахнул Бенджи. – Лестат, это уж ни в какие ворота не лезет! Как ты можешь так говорить? Ведь эта тварь убивает нас!

Сибель жестом призвала его замолчать.

– Голос давно уже говорил со мной, – сказал я. – Впервые я услышал его через несколько лет после гибели Акаши. Думаю, оказавшись в поврежденном разуме Мекаре, Голос сумел вернуться в сознание. А мои видеофильмы, песни, все остальное, что я посвящал нашей истории, все эти образы – ну, скажем так, они могли пробудить Голос внутри Акаши, ровно так же, как пробудили и ее саму.

Всем было известно, как Царю и Царице показывали мои эксперименты в области рок-музыки на установленном в святилище огромном экране. На этом можно было не останавливаться.

– Голос с самого начала обратился ко мне. Быть может, именно ко мне – из-за всех этих видео. Не знаю. Но, как ни прискорбно, я не знал, кто он и что он. И не ответил ему так, как следовало бы.

– Хочешь сказать, если бы ты узнал его и ответил ему иначе, сейчас и у нас все было бы по-другому? – спросил Дэвид.

Я покачал головой.

– Не знаю. Но вот, что я вам скажу. Голос – некая сущность, наделенная собственной, вполне отдельной историей. Он страдает. Он не лишен воображения. Чтобы познать любовь и красоту, надо иметь воображение и дар сопереживания.

– Что заставляет тебя так думать? – спросил Мариус с нежным упреком. – Даже безжалостные и аморальные существа способны ценить красоту. И любить.

– А мне кажется, это все правда – все, что говорит Лестат, – промолвил юный Даниэль. Он даже не думал извиняться за то, что противоречит Мариусу: они уже давно были вместе. – И меня это ничуть не удивляет. Каждый из вас, каждый, кого я только знаю, обладает этим даром – ценить красоту и любить.

– Вот-вот, ты лишь подтверждаешь мои слова, – заметил Мариус.

– Довольно об этом, – вмешался Сет. – Я хочу, чтобы Виктора вернули. Он точно такой же сын нам, как и тебе.

– Знаю, – отозвался я.

– Но если Голос наделен даром сопереживания, – вскричал Бенджи, так подавшись вперед, что шляпа у него сползла на лицо, – если Голос обладает воображением и способен любить, значит, его можно образумить! Ты ведь к этому клонишь, верно?

– Да, – отвечал я. – Разумеется. Что ставит нашего друга Рошаманда в очень опасную ситуацию. Голос легко меняет привязанности. Голос отчаянно стремится не только достичь своих целей, но и учиться, постигать новое.

Эверар рассмеялся.

– Ну да, типичный Голос! Само непостоянство. Демон, способный проскользнуть в твой разум, или мой, или чей угодно – как паук, скользящий по скользкой сверкающей паутине – а там уж попытается заставить тебя делать такое, что тебе самому в жизни бы в голову не пришло.

Ни Джесси, ни Бьянка за все это время не проронили ни слова. Они сидели бок о бок: Джесси усталая, изнуренная, сломленная известием о смерти Маарет, и Бьянка, все еще не в силах выбраться из персонального ада из-за гибели своего спутника. Однако внезапно, похоже, чаша их терпения переполнилась. Словно по безмолвному взаимному согласию, Бьянка поднялась и пронзительным голосом спросила:

– Что толку во всем этом? Мы беспомощны пред Голосом и его требованиями! Зачем мы сидим тут и разглагольствуем, разглагольствуем, разглагольствуем без конца, стараясь дойти до самой сути? Этот Голос – ты только посмотри, что он сделал с нами! Посмотри! Неужели никто не собирается оплакивать Маарет? Никто не предложит провести в ее честь минуту молчания? Никто не заступится за память тех, кто мог бы жить вечно, но сейчас мертв и покоится в холодной земле?

Вся дрожа, она устремила взор на Армана, сидевшего по другую сторону стола, рядом со мной. Он тоже смотрел на нее, и лицо его являло собой картину шока и боли. До чего уязвимое, растерянное, потемневшее лицо – совсем не похожее на обычного Армана. Наконец Бьянка отвернулась и перевела взгляд на Мариуса, словно безмолвно требуя от него чего-то. Он тоже взирал на нее с глубочайшим сочувствием. Бьянка опустилась на прежнее место, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.

Джесси за все это время даже не шелохнулась. Джесси – самая юная, созданная Маарет и ее древней кровью – бледная, дрожащая от человеческих чувств и эмоций, но все же питаемая столь мощной кровью. Фарид, являвший собой точно такой же сплав, гораздо лучше скрывал это.

– Моя любимая тетя и в самом деле помышляла о том, чтобы уничтожить разом все племя, – промолвила Джесси. – Она обещала мне не делать этого – но думала о том постоянно.

– Чистая правда, – кивнул сидящий рядом с ней Дэвид.

– Я понимаю, отчего Рошаманд повиновался повелениям Голоса, – продолжала Джесси. – И знаю также, что, если бы только моя тетя желала жить, она бы остановила его. Она бы справилась с любым из нас, даже с тобой, Грегори, или с тобой, Сет. И тобой, Сиврейн. Она прекрасно умела защищаться. А сила ее, как и ее опыт, была превыше нашего разумения. Нет, она уже умирала – в душе. И потому позволила Рошаманду взять ее жизнь.

Джесси опустилась в позолоченное кресло. Дэвид поцеловал ее в щеку.

Я вскинул руки.

– Да, правда, Маарет помышляла о самоубийстве вместе с Мекаре. О том, чтобы унести Мекаре в пламя извергающегося вулкана. Я видел образы, что посещали ее. Вулкан Пакайя в Гватемале – вот о чем она думала. Мне ненавистно говорить это. Ненавистно признавать это – и она не должна была пасть от руки гнусного Рошаманда. Но это правда.

Все замерли, но было ясно, что ни я, ни Джесси больше ничего на эту тему не скажем, так что наконец Мариус поднялся на ноги с обычным своим властным видом и выждал, пока все взоры не обратятся на него.

– Послушайте, совершенно очевидно: мы не можем ни застать это существо врасплох, ни обмануть его, – начал он. – Мы не можем даже существовать без него. Так давайте определим, какую линию защиты избрать. Мы не станем ни на что соглашаться, пока нам не вернут Виктора – целого и невредимого. Только потом мы выслушаем Голос – пусть он скажет нам, чего хочет.