Околдованная - Бертрис Смолл

Злые языки утверждали, что она ублажает короля, как ни одна другая любовница, поскольку научилась всяким французским штучкам и вывертам у короля Людовика, своего прежнего возлюбленного.

Поделившись скандальными слухами, сосед поспешил откланяться.

— Я немедленно еду в Лондон! — объявил Генри своей жене Розамунд.

Та согласно кивнула.

— Ты прав, дорогой, — встревоженно поддакнула она. — Как по-твоему, матушка знает, что говорят об Отем? И где же Чарли? Кому, как не ему, оберегать репутацию сестры?

— Боюсь, Чарли не может воспротивиться желанию кузена, но я не желаю, чтобы король воспользовался наивностью сестры. Мама утверждала, что Людовик силой уложил ее в постель. Теперь наш король последовал его примеру.

Возмутительно! Сомневаюсь, что мама слышала об этом, иначе давно уже прилетела бы в Кэдби. Я отправлюсь в Лондон, прежде чем мама проведает о безобразной выходке Отем и возьмется уладить дело по-своему.

На следующее утро маркиз Уэстли вместе с вооруженной охраной поскакал в столицу и прибыл туда несколько дней спустя. Даже не потрудившись найти жилье для себя и своих людей, он немедленно поехал в Уайтхолл, где и отыскал апартаменты своего брата Чарли. Однако тут его ждало разочарование.

— Хозяин уехал в Шотландию за детьми, милорд, — вежливо известил его младший камердинер. — Собирается привезти их домой в Королевский Молверн и просить вдовствующую герцогиню помочь их воспитывать.

— Вы не знаете, где остановилась моя сестра? — осведомился маркиз.

— Знаю, милорд. В Линмут-Хаусе, на Стрэнде. Ежедневно бывает при дворе, но немного позже, — испуганно пробормотал слуга, начиная понимать причину внезапного визита маркиза Уэстли.

Генри, поблагодарив его, поспешил в Линмут-Хаус, гадая, почему Отем не живет в Гринвуде. Линмут принадлежал кузену, которого он знавал много лет назад. Что ж, по крайней мере Отем не поселилась в Уайтхолле, как завзятая шлюха.

Стоило ему назвать себя, как ворота немедленно открылись. Генри спешился, бросил поводья груму и поднялся на крыльцо. Навстречу вышел важный слуга, едва наклонивший голову в знак приветствия.

— Я маркиз Уэстли. Хотел бы повидаться с сестрой, маркизой д'Орвиль. Где она?

— Ее светлость не принимают. Они еще не встали, — бросил слуга.

— Я не спрашивал, проснулась ли она, — не повышая голоса, ответил Генри. — Итак, маркиза дома? Больше повторять я не намерен.

Его лицо так потемнело от гнева, что Беттс поежился, но все же не отступил.

— Доложу ее светлости о вашем прибытии, — пробормотал он.

— Немедленно отведите меня к ней, — процедил маркиз, хватая дворецкого за руку и толкая к лестнице.

Окончательно усмиренный, Беттс подчинился. Постучав в дверь, он немедленно ретировался, не дождавшись ответа.

Открывшая дверь Лили поспешно отступила, верно рассудив по мрачному виду маркиза, что привело его сюда.

— Милорд, — пробормотала она.

— Где она? — рявкнул маркиз Уэстли.

— В спальне, милорд, — дрожащим голоском вымолвила Лили.

— Проснулась? — продолжал он.

Лили кивнула.

Маркиз протиснулся мимо и, распахнув двери спальни, переступил порог.

— Доброе утро или, вернее, добрый день, сестрица!

— Прошу, Генри, потише, — поморщилась Отем, закрыв глаза и прижимая ко лбу мокрую салфетку. — У меня голова раскалывается, и в висках кровь стучит.

Ее спокойный голос немного охладил его пыл, но сдаваться он все же не собирался.

— Это правда? Только не пытайся увильнуть!

— Если хочешь узнать, действительно ли я любовница короля, так и спроси. Да, и я еще раз вынуждена просить тебя умерить свой голос. Я должна скоро ехать ко двору, а головная боль еще никому не шла на пользу.

— Иисусе! — воскликнул он, ероша выцветшие золотистые волосы. — Неужели у тебя совсем нет стыда, Отем?

— При чем тут стыд? Кто-то должен был занять место Барбары Палмер, пока она носит королевского бастарда! Почему не я?

— Потому, что ты слишком благородна для такой жизни, сестрица, — с отчаянием выпалил Генри. — В отличие от тебя Барбара Палмер не дочь герцога!

— У Барбары Палмер — английский титул и собственный дом. У меня ни того ни другого. Я, если быть точной, вдовствующая маркиза д'Орвиль. Титул и замок во Франции принадлежат моей дочери. У меня же нет ничего. После возвращения Барбары ко двору король избавится от меня, но при расставании просто обязан проявить щедрость. И тогда у меня будет все, о чем мечтаю, — жестко пояснила Отем. — О, знаю, я достаточно богата, чтобы купить любой дом, но титул… титул могу получить только от жеребца королевской крови, взамен пожертвовав честью. Почему никто не возмущается, когда мужчины ежедневно проделывают то же самое ради денег и выгодных должностей? Но стоит женщине последовать их примеру, как на нее обрушивается всеобщее презрение! Ну так вот, я ничем не хуже любого мужчины.

— Откуда столько цинизма? — ошеломленно пробормотал брат.

— Чарли утверждает то же самое, — спокойно объяснила она, — но что еще прикажешь делать мне?

— Выйти замуж, — предложил Генри.

— Я выйду замуж только по любви, — вздохнула она, — но боюсь, что та любовь, та незабываемая любовь, которую я питала к Себастьяну, бывает только раз в жизни. Нет, Генри, я вполне удовлетворюсь английским титулом и собственным домом. Стану жить тихо, редко бывать в обществе, проводить большую часть года в Англии, а лето — во Франции. Я не имею права лишать Мадлен ее наследства. Марго же когда-нибудь сама выберет между Англией и Францией. Хотя Людовик пообещал найти ей мужа, не думаю, что теперь станет заботиться о своих бастардах. Но это меня мало волнует. Я сама сумею пристроить своих детей.

Генри сокрушенно покачал головой:

— Что с тобой стряслось, Отем? Где та милая девушка, которую я знавал когда-то?

— Ее давно нет. Так давно, что я сама почти ее не помню, — вздохнула она. — Думаю, я повзрослела в тот день, когда убили бедную Бесс. С тех пор все изменилось.

Она отняла мокрую салфетку от лба и протянула Оран.

— Неужели я не смогу убедить тебя бросить эту жизнь и вернуться домой? — выдохнул он.

Отем искренне расхохоталась, очевидно, забавляясь наивностью брата.

— Дражайший братец Генри, ты стал настоящим провинциалом! Любовница не может бросить короля. От нее избавятся, когда пожелает ее величество. И ни секундой раньше. — И, погладив руку Генри, прибавила:

— Я совершенно счастлива, дорогой. Меня ничто не способно ранить, потому что сердце мое молчит. И холодно как лед. Кстати, тебе известно, что у королей не бывает сердец? Их любить опасно.

Ее слова так жгли, что у Генри выступили слезы на глазах. Он поспешно отвернулся. Ах, как она, должно быть, несчастна и одинока! И в то же время храбра и отважна, и это вызывало невольное восхищение. Не такую жизнь готовили ей родители, но, как все женщины в семье, она умна и выживет при любых обстоятельствах. Генри не мог не гордиться сестрой.