Условный переход (Дело интуиционистов) - Максим Дегтярев

Она достала из кармана джинсов браслет-коммуникатор и, помахав им перед носом Другича, пояснила:

— Сняла, когда накачивала колесо. Мешался.

— Вызывай, — согласился он, — может, хоть они скажут, куда я попал.

— А вам куда надо? — перестав размахивать браслетом, поинтересовалась юная зануда.

— В Хенстед.

— А кто вам сказал, что тут должен быть Хенстед?

— Один мой знакомый из Копенгагена.

Девчонка всплеснула руками.

— Ох уж эта копенгагенская интерпретация! Вы в Хенрупе, а Хенстеда тут никакого нет.

— Да, наверное, он перепутал. — Другич вздохнул и пошел к флаеру с намерением позвонить уфологам и уточнить адрес.

— Стойте! — строго приказала она, и Другич действительно остановился. — А зачем вам Хенстед?

— Ищу дом Эйтведов. Они не здесь живут?

— Может, и здесь. А зачем вам они?

Другич устало развел руками.

— Знаешь, ты сама хуже полиции. Грабить я их буду, поняла?

— В таком случае, — произнесла она деловито, — обязана вас предупредить, что их имущество вам не подойдет.

— Это еще почему?

— Сами увидите.

— Как я смогу это увидеть, если даже не знаю, где искать их дом?

— Ну и грабители пошли! Эйтведы живут по той улице, по которой я сейчас поеду. — Девчонка вскочила на велосипед и покатила в сторону узкой улочки, сквозь хвойное обрамление которой просматривалась невысокая кирпичная ограда.

— Дом-то который? — крикнул он вслед удалявшейся велосипедистке.

— Который с дробью, — донесся до него ответ, и девчонка скрылась за поворотом.

День был солнечным и уже по-весеннему теплым. Другич решил прогуляться пешком. Пройдя участок с номером «9», Другич начал искать взглядом местных жителей. Долго ли ему еще идти? До таблички с номером «11» ему никто не попался на глаза. На следующей табличке стоял номер «19½». И даже не просто «19½», а «19½», — видимо, поэтому табличка была крупнее тех, что сообщали номера предыдущих участков. Ограда здесь доходила Другичу до плеча. Он постоял напротив высокой арки с калиткой, затем пошел дальше по улице. Вскоре ограда вновь стала ему по пояс, уменьшился и номер — всего лишь «15», без дробей. Другич вернулся назад к высокой арке, открыл калитку и по мощеной крупным кирпичом дорожке подошел к дому. Это был коттедж в один этаж с двускатной кровлей «под черепицу», во всем похожий на остальные дома в Хенрупе. Некоторое отличие в общих размерах и размерах деталей Другич уловил лишь тогда, когда обнаружил, что кнопка звонка находится почему-то на уровне лба. «Что за странная мания», — подумал он, вдавливая кнопку. Трехметровая дверь открылась спустя минуту.

— Профессор Эйтвед? — осведомился он у белобородого старичка в стеганом халате и замшевых домашних туфлях.

— Да, это я, — Эйтвед запахнул воротник халата, — с кем имею честь?

— Стеван Другич, частный детектив. Вы позволите задать вам несколько вопросов?

— Частный детектив? Как любопытно! Прежде мне никогда не доводилось иметь дело с частными детективами.

— Но ведь это не причина, чтобы не пустить меня в дом, — заметил детектив, за всю свою карьеру не встретивший ни одного убедительного довода против того, чтобы войти туда, куда ему хотелось войти.

— Ни коим образом, — подтвердил Эйтвед, — проходите. Я ученый, а жизнь ученого состоит главным образом из вопросов. Как же после этого я могу не позволить задавать вопросы мне — тому, кто всю жизнь только и делает, что спрашивает.

В прихожей Другичу бросилась в глаза вешалка с крючками на двухметровой высоте.

— Надеюсь, — улыбнулся он, — по части ответов вы не станете брать пример с тех, кого вы исследуете.

— О, нет, я не столь скрытен. Вешайте куртку и вот сюда проходите…

Только на пороге гостиной Другич подобрал название тому месту, куда он попал: кукольный домик для великана. Размер каждой детали интерьера — начиная с мебели и кончая сетевыми разъемами — превышал общепринятые процентов на пятьдесят (не имея под рукой рулетки, Другич сделал эту оценку на глаз). Разница была тем заметней, что комнату заполняли копии тех вещей, размеры которых мы хорошо себе представляем: мебель из каталога «Купи и собери», в баре — бутылки с указанием объема (0.75 и литр), подборка номеров журнала «Nature», не менявшего свой формат последние сто — двести лет, ракетка для пинг-понга, кристаллозаписи, — и так далее вплоть до мелочей вроде упомянутых уже электрических разъемов и соединений. Аудио — и видеоаппаратуру выпускают, конечно, разных размеров, но как выглядит пульт к стереоэкранам «Филипс», Другич знал точно, поскольку в его доме находилось два экрана этой фирмы.

Решив, что желаемый эффект достигнут, Эйтвед предложил присесть.

— Если бы не это, — Другич достал из-под дивана полусотенную банкноту, — я бы подумал, что уменьшился в росте.

— Второй день ищу! — обрадовался находке Эйтвед. Спрыгнув с кресла, он подошел к Другичу и забрал банкноту. — Вообще-то я слежу за тем, чтобы в комнате находились только соразмерные вещи, но иногда случаются проколы. Насколько все неустойчиво в этом мире! Каких-то пятьдесят интермарок способны разрушить впечатление, на создание которого ушло… нет, не буду говорить сколько. Пусть меня считают эксцентричным, но не умалишенным. Кстати, я восхищен тем, как вы подтвердили, что вы детектив. Какие же у вас ко мне вопросы?

— Зачем вся эта… — Другич обвел взглядом комнату, — мистификация?

— Вы ошибаетесь, это не мистификация. Это мой маленький камешек в огород сторонников антропного принципа.

Давным-давно Другич прочитал в одной книге, что все философские проблемы происходят от неумения пользоваться словами. «И буквами», — додумал он сам, рассматривая под разными углами буквосочетание «экспликация». Мысль — не столько вычитанная, сколько собственная — произвела на него такое впечатление, что он навсегда утратил интерес к философии.

Он кивнул Эйтведу, — мол, все понятно, переходим к следующему вопросу, но тот был настроен довести объяснение до конца:

— Нет, я вижу, что вы не поняли. Что утверждает антропный принцип? Что физические константы таковы, каковы они есть, потому что будь они другими, то и думать над ними было бы некому, человек попросту не появился бы на свет. Это то же самое, что утверждал Пратагор: человек является мерой всех вещей. Всех! Не только своей одежды, но и элементарных частиц, полей и даже вакуума. Считается, что антропоцентризм возвышает человека, отводит ему особую роль, а именно, роль уравнения, которое связывает физические константы. Дабы показать абсурдность этой точки зрения, я создал небольшую вселенную, где человек не является мерой вещей, и, тем не менее, я в ней существую.