Волки Кальи - Стивен Кинг

— Хорошо! — Роланд улыбнулся и кивнул.

— Правда? Что ж, рад за тебя. Сам-то я к табаку не пристрастился.

Амбар был куда больше дома ранчера — пятьдесят ярдов длиной, пятьдесят футов высотой. Перед ним, в соответствии с сезоном, часовыми стояли пугала с головами-тыквами. Над открытыми воротами сеновала выдавался вперед торец коньковой балки, к которой крепились стропила. К балке привязали конец веревки. Внизу, во дворе, мальчики сложили достаточно высокую копну соломы. Ыш стоял с одной ее стороны, Энди — с другой. Оба смотрели вверх. Бенни Слайтман взялся за свободный конец веревки, подергал, потом отступил назад, скрылся из виду. Ыш начал лаять. Мгновением позже Бенни уже бежал вперед, обмотав кулаки веревкой, длинные волосы развевались, как флаг.

— Гилеад и Эльд! — крикнул он, с силой оттолкнувшись. И прыгнул в красный закатный воздух. Его тень поспешила за ним.

— Бен-Бен! — тявкнул Ыш. — Бен-Бен-Бен!

Мальчик отпустил веревку, плюхнулся в солому, исчез, поднялся, заливаясь смехом. Энди протянул ему металлическую руку, но Бенни проигнорировал ее, легко спрыгнул на утоптанную землю. Ыш, тявкая, запрыгал вокруг него.

— Они всегда так кричат в игре? — спросил Роланд.

Эйзенхарт хохотнул.

— Да нет! Обычно это «Ориса», или «Человек-Иисус», или «Хайл, Калья», или все вперемежку. Я думаю, твой мальчик много чего порассказал младшему Слайтману.

Роланд проигнорировал легкое недовольство, прозвучавшее в ответе ранчера, наблюдая, как Джейк втаскивает веревку на сеновал. Бенни лег на спину, изображая мертвого, и Ыш тут же принялся лизать ему лицо. Потом Бенни сел, смеясь. У Роланда не оставалось сомнений, что Энди перехватил мальчика, если бы тот проскочил мимо копны.

К одной из стен амбара примыкал загон для рабочих лошадей. Там их уже было не меньше двадцати. Трое ковбоев в пончо и коротких сапогах вели к загону еще шесть. С другой стороны находился загон для бычков. В ближайшие недели их предстояло забить и отправить мясо вниз по реке на торговых баржах.

Джейк ретировался на сеновал, потом выскочил оттуда, крича: «Нью-Йорк! Таймс-сквер! Эмпайр-Стейт-Билдинг! Башни-близнецы! Статуя Свободы!» И полетел по широкой дуге, которую «вычерчивал» свободный конец веревки. Они наблюдали, как Джейк, смеясь, исчез в соломе.

— Есть ли особая причина, из-за которой ты захотел, чтобы остальные двое остались у Джеффордсов? — спросил Эйзенхарт. Как бы между прочим, но Роланд почувствовал, что ответ ему небезынтересен.

— Рассредоточиться — для нас наилучший вариант. Тогда мы сможем больше увидеть и узнать. Времени в обрез. Надо принимать решения. — Он говорил правду, но не всю, и Эйзенхарт скорее всего это понял. Он был умнее и проницательнее Оуверхолсера. И решительно выступал против оказания сопротивления Волкам, во всяком случае пока. Тем не менее Роланду он понравился. Здоровенный, честный, с хорошо развитым чувством юмора, свойственным потомственным крестьянам. Роланд подумал, что он может перейти на их сторону, увидев, что есть шанс на победу.

По пути к «Рокинг Би» они посетили полдюжины мелких ферм на берегу реки, где в основном выращивался рис. Эйзенхарт представлял хозяев и гостей. На каждой ферме Роланд задавал те же два вопроса, что и прошлым вечером в Павильоне: «Будете ли вы так же открыты с нами, как мы — с вами? Вы видите в нас тех, кто мы есть, и принимаете, что мы делаем?» Везде ему отвечали — «да». Такие же ответы он получил и от Эйзенхарта. Но Роланд прекрасно понимал, что третий вопрос задавать еще рано. Пока необходимости в этом не было. У них оставалось более трех недель.

— Мы живем, стрелок, — нарушил затянувшееся молчание Эйзенхарт. — Продолжаем жить, несмотря на Волков. Когда-то был Гилеад, теперь нет Гилеада, тебе это известно лучше других, но мы живем. А вот если мы выступим против Волков, все изменится. Для тебя и твоих спутников то, что произойдет на Дуге, ровным счетом ничего не значит. Если вы выживете и победите, то продолжите свой путь. Если проиграете и умрете, нам идти некуда.

— Но…

Эйзенхарт поднял руку.

— Выслушай меня, я прошу. Можешь ты выслушать меня?

Роланд кивнул, смирившись с неизбежным. Впрочем, он полагал, что Эйзенхарту надо дать выговориться. Мальчишки тем временем бежали к амбару, чтобы успеть прыгнуть еще по разу. Надвигающаяся темнота грозила положить конец их играм. Стрелок задался вопросом: а каковы успехи Эдди и Сюзанны? Поговорили ли они с дедом Тиана? Если да, узнали что-нибудь важное?

— Допустим, они пошлют пятьдесят, может, даже шестьдесят, как случалось прежде, и не один раз? Допустим, мы их уничтожим? А потом, через неделю или месяц, после того как вы уйдете, они выставят против нас пять сотен?

Роланд задумался над вопросом. И еще не успел ответить, когда к ним присоединилась Маргарет Эйзенхарт. Стройная, худощавая, сорока с чем-то лет, с маленькой грудью, в джинсах и рубашке из серого шелка. В черных волосах, собранных в пучок на затылке, мелькали седые пряди. Одну руку она прятала под фартуком.

— Это логичный вопрос, — вмешалась она, — только задал ты его слишком рано. Дай ему и его друзьям неделю, чтобы они могли осмотреться и увидеть то, что захотят увидеть.

Во взгляде Эйзенхарта, брошенном на свою половину, сквозило и добродушие, и легкое раздражение.

— Разве я учу тебя, как хозяйничать на кухне, женщина? Когда готовить, а когда мыть посуду?

— Только четыре раза в неделю, — ответила она. Потом, увидев, что Роланд поднимается с кресла-качалки, остановила его: — Нет, сиди, прошу тебя. Я целый час просидела, резала тыкву с Эдной, его теткой. — Она мотнула головой в сторону Бенни. — Так что постоять очень даже приятно. — Она с улыбкой наблюдала, как мальчишки, один за другим, приземлились в копну. Оба заливисто смеялись, Ыш тявкал. — Воуну и мне не пришлось самим пережить весь этот ужас, Роланд. У нас шестеро детей, все близнецы, но они выросли в промежутке между налетами Волков. Поэтому, возможно, не нам принимать решение.

— Везение не превращает человека в глупца, — проворчал Эйзенхарт. — Скорее наоборот, если хочешь знать мое мнение. Холодный глаз видит лучше.

— Возможно. — Она наблюдала, как мальчишки вновь бегут к амбару. Каждый стремился первым добраться до лестницы. — Да, возможно. Но сердце тоже имеет право голоса, и мужчина или женщина, которые не прислушиваются к этому голосу, точно глупцы. Иногда лучше прыгнуть с веревки, даже если уже слишком темно, чтобы разглядеть, есть внизу солома или нет.

Роланд наклонился вперед, коснулся ее руки.

— Я бы не смог сказать лучше.