Цветы пустыни - Влада Ольховская

а в небольшом домике, снятом для него в Подмосковье. Его держали под наблюдением, но охрана оставалась снаружи и не мозолила ему глаза. Сбегать Алекс все равно не планировал, свои возможности он оценивал здраво: куда он денется в таком состоянии?

Так что он терпеливо ждал. Он собирался требовать освобождения от любой ответственности, включая возможные обвинения в смерти Сергея Зараева, и переезда в какую-нибудь теплую, но развитую страну.

Он как раз перебирал варианты, когда к нему заявился неожиданный гость. Никто не предупреждал его об этом, не было ни стука, ни звонка. Мужчина просто вошел в комнату и сел на стул напротив инвалидного кресла Алекса.

Сначала Алексу показалось, что они вообще видятся впервые. Но, присмотревшись внимательней, он все-таки сообразил, что лицо мужчины ему знакомо. Просто раньше Алекс видел его только на фотографиях, и после смерти сына Федор Зараев так сильно постарел, что теперь выглядел лет на шестьдесят, а не на свои истинные сорок.

Алекс не ожидал его встретить. Он вообще не думал о том, что у Сергея есть родители и друзья… Понятно, что есть, но для него реален был лишь объект его ненависти. Когда с Сергеем было покончено, Алекс просто забыл обо всех, кто был с ним связан, позволив им соскребать останки с асфальта.

И вот Федор Зараев оказался перед ним. Алекс вдруг понял, что ему страшно. Очень страшно. Не потому, что перед ним сидит профессиональный военный. И не потому, что Зараев пришел один, а должен был – в сопровождении охраны. Просто было в глазах мужчины что-то такое, что казалось невозможным для человека… То ли беспредельная боль, то ли пустота, то ли все сразу.

– Ты убил его ни за что, – сказал Федор. Негромко сказал, бесцветно, будто лично для него слова о смерти сына не имели никакого значения. Но от этого становилось только страшнее.

– Я не… Вы не так поняли! – попытался оправдаться Алекс. – Это не я… Это ошибка!

Но Федор лишь повторил:

– Ты убил его ни за что. Он был хорошим парнем. Он ничего плохого не сделал – не то что тебе, никому. А ты не просто убил его. Ты провел его через ад. Я все знаю. Они не хотели мне говорить, но я должен был знать.

Алексу хотелось крикнуть, что не такой уж его Сереженька и невинный! Разве может быть ни в чем не виноват человек, который украл чужую жизнь? Да, над Сергеем издевались несколько месяцев. Но сам Сергей издевался над Алексом годами, напоминая ему, какой прекрасной могла бы стать его жизнь.

Впрочем, говорить об этом отцу, потерявшему единственного сына, казалось бессмысленным, и Алекс позвал:

– Охрана! Эй, кто-нибудь, сюда! Помогите!

– Они не придут, – покачал головой Федор. – Некому там приходить. А когда они очнутся, все уже закончится. Я скажу тебе сейчас, ведь иначе ты не узнаешь… Я не буду убегать отсюда. Я сдамся полиции сам и приму полное наказание за то, что сделал с тобой. Я никогда не думал, что способен на такое, но… Больше некому. Я не могу позволить тебе уйти безнаказанным. Мне очень жаль.

* * *

Гарик допускал, что ему следовало бы присоединиться к Таисе и Матвею сразу же после освобождения – ничего ведь еще не закончилось! Но он так не мог, у него осталось дело поважнее, да и они неплохо справлялись.

Забрав машину Марата Яковлева, он первым делом определил, где вообще оказался, а потом поехал к поселку, где жили Матвей и Форсов. Дорога получилась долгой, похитители спрятали его неплохо. Но тем хуже для них, ведь Гарик не стал вызывать туда ни медиков, ни полицию, просто записал координаты заброшенной лачуги. Финальное решение принять предстояло не ему.

Когда он добрался до поселка, ни Таисы, ни Матвея уже не было, они продолжали работу, поэтому он сразу направился к дому Форсова. Вера, конечно же, ужаснулась, побежала на кухню за аптечкой. Гарик, как мог, успокоил женщину, пообещал, что обязательно позволит смазать себя мазью и перевязать. Но – позже, когда он сам решит.

Форсов вообще не стал устраивать допрос. Он просто поинтересовался:

– Они живы?

– Я не готов говорить об этом.

– Хорошо. Приходи ко мне, когда будешь готов.

Пожалуй, кто угодно устроил бы ему лекцию, обругал, начал наставлять… Кто угодно, кроме его учителя. Форсов всегда понимал, что иногда «правильно» и «иначе нельзя» очень сильно отличаются друг от друга. За это Гарик доверял ему куда больше, чем собственному отцу.

Вера сказала ему, что Майя сейчас на открытой террасе, и он поспешил туда. Гарик поймал себя на том, что хочет поскорее рассказать ей все – как ребенок, который хвастается перед взрослыми своим первым большим достижением. Это было необычно, странно даже. Но это были эмоции – те самые, чистые, по которым он скучал, так что Гарик ни о чем не жалел.

Майя сидела в большом плетеном кресле и читала, но при появлении Гарика она тут же вскочила и испуганно прикрыла рот руками. Гарик ожидал, что она сейчас засыплет его вопросами, а она вместо этого подалась вперед, обняла настолько крепко, насколько позволяли ее скромные силы, и расплакалась.

– Живой все-таки… – прошептала она. – Ты не представляешь, как я боялась!

– Майя, я их нашел! – поспешил сообщить он. Держать это в себе больше не получалось. – Я их обоих нашел, понимаешь? Все закончилось, они уже никуда не денутся!

Он рассказал ей обо всем, что с ним случилось. Пару деталей изменил, сделав вид что больно ему не было вообще, он только притворялся потерявшим сознание – пугать девушку не хотелось. Но в целом, он был с ней честен – она это заслужила.

– Они сейчас заперты там, в подвале, – завершил свой рассказ Гарик. – Но об этом знаем только ты и я. Потому что у тебя больше прав решать, что случится с этими животными, чем у любого судьи. Я могу рассказать полиции, где они, прямо сейчас – и они будут арестованы. А могу сказать, что не помню, где меня держали, забыл от стресса. Тогда Яковлевых все равно найдут, но будет уже поздно. Выбор за тобой, и ты имеешь право на любое решение.

С ответом Майя не спешила. Она чуть отстранилась от Гарика и внимательно посмотрела ему в глаза.

Та девушка, которой она была раньше, милая студенточка, работавшая в кафе, наверняка ужаснулась бы его предложению. Она начала бы причитать, что жизнь священна, решать судьбу человека должен только суд – и тому подобную праведную ерунду. Но между нынешней Майей и той девушкой навсегда остались темный лес, слепящий свет фар и ощущение головы, бессильно запрокидывающейся назад на безжалостно изрезанной шее.

Сейчас, когда Майя стояла,