Генерал Ермолов - Владимир Лесин

Ермолов не питал иллюзий на этот счёт, не думал, что качкалыковцы разом снимутся с мест и потянутся за Сунжу. А коль так, следует подтолкнуть их. Но каким образом? Надо нагнать на них не страху даже — ужаса. Вот и поручил главнокомандующий донскому генералу Василию Алексеевичу Сысоеву устроить показательную расправу над каким-нибудь чеченским аулом, чтобы только слухи об этом заставили любителей поживиться чужим добром бежать в горы.

Такой жертвой стал богатый Надтеречный аул Дады-Юрт, жители которого, по убеждению нашего героя, считай, поголовно были причастны к грабительским набегам на русские пограничные станицы и сёла. При этом, однако, они умели прятать концы в воду.

Сысоев получил приказ скрытно подойти к аулу и предложить жителям добровольно уйти за Сунжу. В противном случае взять его штурмом и не давать никому пощады. Трагедия разыгралась утром 15 сентября 1819 года. Каждый дом, представлявший небольшую крепость, после артиллерийского обстрела приходилось брать приступом. Во дворах и в саклях шла такая резня, в какой русским ещё не приходилось участвовать на Кавказе.

Некоторые защитники аула, видя, что им не устоять в этом бою с полками регулярной армии, на глазах у штурмующих убивали своих жён и детей. Многие женщины бросались на солдат с кинжалами или кидались от них в огонь…

Дады-Юрт был взят только тогда, когда из многочисленных его защитников осталось всего четырнадцать человек, да и то жестоко израненных. На месте аула остались одни развалины.

Сысоев был ранен. Он потерял четвёртую часть своего отряда.

Напуганные судьбой защитников Дады-Юрта, качкалыковцы в массе своей ушли за Сунжу и далее в горы. Лишь два пытались оказать сопротивление. Но уже третий встречал Ермолова хлебом-солью. Аксаевцы поклялись жить мирно. Проконсул разрешил им оставаться на месте и возделывать свои поля.

Через месяц после этих событий Ермолов с теми же войсками был уже в Дагестане. В Чечне он оставил полковника Николая Васильевича Грекова, которому поручил прорубать просеки через Гехинские, Гойтинские, Шалинские и Гременчугские леса.

Ликвидация самостоятельности Мехтулинского ханства не остановила дагестанцев. Щедро финансируемые Персией, они всю зиму готовились к восстанию, и в то же время осаждали Ермолова письмами, жалуясь, что их «непоколебимая верность русским остаётся без воздаяния». Ермолова, однако, трудно было обмануть. Поддерживая «приятельскую переписку» с ханами, он ожидал лишь «удобного случая, чтобы воздать каждому из них по заслугам».

Мятежники предполагали нанести удар одновременно по четырём провинциям, в которых стояли войска Кавказского корпуса, и по ханству Кюринскому и шамхальству Тарковскому, хранившим верность России. Алексей Петрович успокаивал Петербург:

«…Ничего не будет хуже того, что было при последних моих предшественниках, но не в моих правилах терпеть, чтобы власть государя моего была не уважаема разбойниками».

Наместник проникся уверенностью. Теперь важно было не ошибиться с выбором начальника над войсками, назначенными против мятежников. Алексей Петрович остановился на кандидатуре уже известного читателю генерал-майора Валерьяна Григорьевича Мадатова, управлявшего мусульманскими провинциями, уже потерявшими независимость. Кроме выдающихся способностей военачальника, он обладал знанием языков и обычаев народов Кавказа, что делало его незаменимым в сношениях с горцами.

В начале августа 1819 года князь Мадатов вступил в командование отрядом, состоявшим из двух батальонов пехоты, трёх сотен линейных казаков, шести орудий пешей и двух конной артиллерии. Понимая, что этих сил явно недостаточно, чтобы рассчитывать на успех, он обратился с призывом к жителям мусульманских провинций, состоявших под его управлением, выставить конные дружины волонтёров. И, представьте, получил несколько сотен отличной конницы. Ермолов в шутку назвал её «иностранным легионом».

Главнокомандующий, понимая, что сил у князя ещё недостаточно, предостерегает его от наступательных действий и призывает «ограничиться наблюдением за Табасаранью».

Вопреки предостережению главного начальника, Мадатов с отрядом ринулся вперёд и в течение двух месяцев покорил Табасарань и Каракайтаг. Адиль-хан бежал к акушинцам, увеличив собою число бездомных правителей. Селение Великент стало местом пребывания русского пристава.

Инициативу объединения народов поверженных ханств взял на себя так называемый Даргинский союз, воины которого недавно нанесли страшное поражение знаменитому Надир-шаху. Бегство персов было столь поспешным, что шах потерял на поле сражения корону и седло, украшенное драгоценными металлами и камнями.

Центром Даргинского союза было высокогорное лезгинское селение Акуши, считавшееся неприступным.

Даргинский союз состоял из шести автономных магалов, то есть обществ, из которых каждое управлялось своим кадием, но акушинский кадий считался главою союза. В его распоряжении было двадцать пять тысяч воинов, одушевлённых памятью о той давней победе над великим завоевателем Надир-шахом.

Между тем Ермолову, пришедшему из Чечни на помощь Мадатову, одного взгляда на позицию противника оказалось достаточно, чтобы понять, что она не столь уж и неприступна. «Да, взять Акушу с фронта невозможно, — рассуждал главнокомандующий, — но стоит только найти какую-нибудь тропу, ведущую в горы, обойти её справа, и победа нам будет обеспечена».

На третий день казаки сообщили, что нашли тропу в Акуши через горы, причём такую, что по ней можно провезти и артиллерию.

В русский лагерь в это время пришли акушинские старшины, приехавшие на переговоры. Самые умеренные предложения Ермолова, направленные на предотвращение напрасного кровопролития, были отвергнуты ими. Вернувшись домой, они поделились своими впечатлениями. По их рассказу выходило, что у русских войск мало, солдаты изнурены и находятся в таком состоянии, что против них и оружие употреблять было бы верхом неприличия.

На рассвете 19 декабря отряд князя Мадатова, преодолев скрытно верст шесть-семь, остановился у деревни Лаваши, на пушечный выстрел перед позицией акушинцев. В то же время Ермолов, наступавший с фронта, привел свои войска в боевую готовность. Неприятель, поражаемый перекрёстным огнём артиллерии, обратился в бегство. Всё это произошло так быстро, что дагестанцы не успели даже развернуть против наступающих и четвёртой части своих сил.

«Многие, опасаясь быть отрезанными, бросались вниз, — рассказывал Алексей Петрович, — что едва ли можно было представить даже, что с такой крутизны спуститься можно»{521}.