Сила любви - Лавирль Спенсер

Она слегка прикусила большой палец.

– Я прав? – настойчиво спросил он.

Обеими руками она обхватила колени и еле слышно ответила:

– Прав.

– Более того, бывали случаи, когда ты прямо спрашивала своих детей, не возражают ли они против наших встреч, не правда ли?

– Да.

– Как в канун Нового года, например?

– Так.

Выложив свои доводы, он продолжал:

– Чувства, которые Дженис, как ей казалось, испытывала ко мне, не были взаимными. Если ты воспитала своих детей именно так, как мне представляется, дочь твоя должна понять, что ты тоже имеешь право на счастье, и благословит наш союз. А если нет… – Он развел руками. – Что ж, если случится худшее, тогда и будем думать. Как говорится, будем решать проблемы по мере их поступления.

– Но для Дженис это будет страшным ударом. Подумай только – она призналась мне в своих чувствах к тебе. Она покупала тебе билеты на бейсбол к Рождеству. Она открыто напрашивалась пойти вместе с тобой на матч.

– А что – мы с тобой виноваты в этом? Неужели нам нужно расстаться из-за того лишь, что в меня влюблена Дженис? Я согласен, она, наверное, будет шокирована этой новостью, но со временем смирится. Итак, какие еще возражения у тебя имеются?

– Это не возражения, Кристофер, это здравый смысл.

– Хорошо, что еще подсказывает тебе здравый смысл?

– Мне не нравится твой тон.

– А мне не нравится твой ответ!

– И вообще мне все это неприятно! Мы никогда раньше не ссорились.

– Черт возьми, Ли, это неизбежная реакция мужчины, когда женщина отвергает его. Он просто начинает бороться за нее!

– Хорошо, – сказала она, сжав руками бедра, словно выпуская из них воздух. – Хорошо.

Простыня соскользнула с ее грудей. Она вернула ее на место и зажала под мышками.

– Можно не принимать во внимание все, что со временем может измениться. Но от разницы в возрасте никуда не уйдешь. Она будет существовать всегда.

– Я и не хочу, чтобы она исчезала. Я люблю тебя такой, какая ты есть, ты любишь меня таким, каков я, и я не вижу причин, почему наши чувства должны измениться с годами.

– Но, Кристофер… – Покачав головой, она, вдруг утомившись, прекратила дальнейший спор.

– «Но, Кристофер, а как же дети?» Ты это собиралась сказать, не так ли?

Взгляды их встретились, и он заметил, что в глазах ее постепенно угасает злобный огонек. Он почувствовал, что и сам успокаивается, но понимал, что вопрос о детях будет самым сложным.

Он постарался быть предельно искренним.

– Я не хочу детей, Ли. И никогда не хотел. Я уже говорил тебе об этом. Еще в детстве я усвоил, что не хочу подвергать этих несчастных крошек испытаниям, через которые прошел сам. А когда вырос и стал потом полицейским, я столько насмотрелся на бедных, нелюбимых, голодных отпрысков, что решил для себя окончательно: никогда не иметь детей.

– Но твои дети не были бы бедными, нелюбимыми и голодными. Из тебя получился бы такой хороший отец, – взмолилась она.

– Я могу с таким же успехом быть хорошим отцом твоим детям, если женюсь на тебе. Если не Дженис, то Джои уж точно. Я уже полюбил его, и, если не ошибаюсь, и он проникся ко мне. С тех пор как умер Грег, я уже и так выступаю в роли отца Джои, а если мы поженимся, это закрепится официально.

Она знала, что в отношении Джои так оно и есть: мальчик просто смотрел ему в рот.

Кристофер торопился продолжить:

– И ты забыла о Джуде. Я дал себе обещание заботиться о нем, пока он не получит диплом об окончании школы и твердо не встанет на ноги. Ему необходима моя поддержка. Так что у меня будут довольно обширные отцовские обязанности… и, ты права, я думаю, что хорошо справлюсь с ними. А что до Дженис, то не думаю, что она найдет во мне отца, и вряд ли ей это нужно. Она взрослая. Но я смогу стать опорой для вашей семьи и занять место, пустующее со смерти Билла. Я знаю, что должно пройти время, прежде чем Дженис привыкнет к этому. Но и она полюбит какого-нибудь парня, полюбит по-настоящему и тут же забудет, что когда-то глядела в мою сторону. А увидев, что ты счастлива, будет счастлива тоже.

Ли откинулась на спинку кровати и закрыла глаза. Какая сладость и в то же время горечь в том, что они нашли друг друга и полюбили. Какая несправедливость в том, что такая случайная цифра – пятнадцать – разделяет их и встает преградой на пути к счастью. Она любила его – в этом у нее не было ни малейших сомнений, – но ведь любовь предполагает и ответственность за судьбу своего избранника. Он же был слишком молод, чтобы всерьез думать о прозе жизни, так что именно ей, умудренной опытом, надлежало позаботиться о его благе.

Она посмотрела на него.

– В твоих устах все кажется таким логичным.

Он взял ее руку и положил на простыни. Голос его прозвучал тихо, когда он ответил:

– В любви нет никакой логики, во всяком случае, в любви моей к тебе. Я просто… – Он покачал головой. – Черт возьми, я просто был сражен. Внезапно. Наповал. Это было какое-то наваждение. Вот женщина, с которой я хотел бы прожить остаток своей жизни. Когда я впервые осознал это по-настоящему, я был ошеломлен, но не потому, о чем ты подумала. Меня никогда не волновало то, что ты старше или что скажут люди. Я тогда испугался, потому что знал: когда придет день и я попрошу твоей руки, я услышу от тебя именно те слова, что ты только что произнесла.

Он вновь уставился на их сплетенные руки, и она видела, что он раздавлен ее отказом. В этот момент она почувствовала такой прилив любви и нежности к нему, что даже позволила своему воображению нарисовать себя в роли его жены и представить, как все ее близкие и знакомые радуются ее счастью. Но слишком многое противостояло этой идиллии.

– Пожалуйста, пойми, Кристофер… я должна тебе это сказать. Я – женщина, созданная для семьи, я привязана и приговорена к ней. Лишить тебя счастья иметь своих детей, которые могли бы принести тебе столько радости, – это, как мне кажется, эгоизм, но не любовь.

– Я говорил тебе, Ли… – Он поймал ее взгляд и сказал с хладнокровной уверенностью: – Я не хочу иметь своих детей.

– Все хотят иметь детей.

– Ошибаешься. Ты не можешь судить обо всех.

Она вздохнула, глубоко и тяжко, плечи ее поникли, взгляд устремился к подножию кровати. Он провел большим пальцем по ее ладони и сказал:

– Пятьдесят процентов американских семей уже не традиционны, ты знаешь об этом? Пятьдесят процентов. Так войдем в их число.

Может, так оно и было, но ей вдруг стало не по себе от такой статистики. Пятьдесят процентов… пятьдесят. Боже, что же случилось с этой страной?