Слышишь, Кричит сова ! - Юрий Греков

Антон Давыдович подумал, что он-то уж мог бы ответить на вопрос, подобный тому, который скептики обычно задают сторонникам космических гипотез: почему же пришельцы больше не прилетают? Так вот: почему эти самые плезиозавры и их родичи появлялись-появлялись да перестали? Ну, что ж, коль мало феномена "морского змея", чудища Лох-Несс, десятков других регулярных свидетельств,- то, действительно, в зоопарке пока тиранозавра увидеть невозможно, не говоря уж об охотничьей лицензии на отстрел Змея Горыныча. Природа как-то упустила такой вариант доказательства прорыва, как череп зауропода над камином в охотничьем клубе...

"Аргументы" такого рода Антон Давыдович совершенно сознательно применял на предмет самоуспокоения, поскольку во всей системе фактов не хватало одного единственного: строго локализованной точки, где феномен сопряжения можно наблюдать собственными глазами...

Трудно сказать, как бы повернулось все дальше, как шел бы поиск и привел бы он наконец к этому озерку, если бы не случайность. Впрочем, случайность внешняя, поскольку ее обнаружение в некотором роде было запрограммировано в самом существе поиска. И все-таки это было совершенно неожиданно. Антон Давыдович до мельчайших деталей помнил, как это произошло: раздался звонок, он привычно сказал: "да-а", но, услышав в трубке спокойный голос Нилы: "Антон, это ты?" - спросил шутливо: "За журналы беспокоишься?" На том конце провода что-то зашелестело и Нила сказала: "Слушай, тут журналы принесли. По-моему, есть кое-что для тебя интересное. Что-то вроде Лох-Несс. Ага, вот - крохотная заметулечка, "Необыкновенное озеро" называется". "Где?" - неожиданно осевшим голосом спросил Антон Давыдович.

"Что - где?" - откликнулась Нила. "Озеро где?" - чуть не закричал он. Нила назвала какое-то непонятное имя, Антону Давыдовичу оно ничего не говорило, и добавила: "Вроде где-то за Уралом..." Антон Давыдович подумал: "Боже, как давно это было..." .Покосился на матовую луну, сползшую в правый угол окна, повернулся набок, чувствуя сквозь спальник жесткие доски, и попытался приказать себе: "Спи!" Но сон не шел, и Антон Давыдович разочарованно подумал, что гипнотизер из него явно бы не вышел - самого себя усыпить не может. И подумав это, сразу понял, что теперь уже точно не уснет: слово "гипнотизер", как ключик, распахнуло дверку в четвертьвековую давность, в далекие студенческие времена, в тот день, когда изгиб дороги привел его на несколько часов в маленький буджакский городок, где пробежало его детство. И толща времени вдруг истончилась, исчезла, и он увидел себя шагающим по щербатому тротуару, по такой забытой и такой знакомой улице, и как наяву услышал: - Шею свернешь!

Еще шаг, и он бы врезался в дядю Ваню, неожиданно выросшего перед ним стодвадцатикилограммовой глыбой.

Дядя Ваня проводил взглядом девицу, на которую зазевался племянник, и хмыкнул, проведя рукой по седой ниточке усов. Дядя Ваня был пижон определение дядьки Танаса, о котором дядя Ваня в свою очередь отзывался не иначе как "босяк". Правда, столь важное "социальное" различие не мешало им дружить вот уже лет шестьдесят с гаком, и не только потому, что они родные братья-погодки.

Поздоровались. Дядя Ваня еще раз хмыкнул и спросил: - Когда приехал?

- Только с автобуса...

- Надолго?

- До завтра.

- Ну, и где остановишься?

- Не знаю еще.

- Негде? - насмешливо спросил дядя Ваня.- Да, проблема!

Это действительно было проблемой, потому что жили здесь семеро родных дядек и два двоюродных. В таком количестве немудрено и запутаться, тем более, что двое дядек тезки - Андрушки, как зовут их братья. Запутаться не запутаешйся, но навестить каждого попробуй за два дня. Еще в автобусе он раздумывал, как выйти из положения, как поступить, чтоб никого из дядюшек не обидеть, но так ничего и не придумал.

- Да вот хотел к вам,- сказал он, порадовавшись, что случай подсказал с кого из дядек начинать.

- Хотел ты...- с сомнением проговорил дядя Ваня.Что я не знаю куда эта улица ведет? К Сашке шел. Или, может, к этому босяку? К Танасаке?

Ну, тут дядя Ваня дал промашку - племянник ведь тоже знал город, в котором рос, не хуже его.

- А эта улица куда ведет? - спросил он.

Дядя Ваня оглянулся, потом подозрительно посмотрел на племянника: - Не знаешь! Как тот студент?

"Тот студент" - любимая притча дяди Вани. Некий балбес, проучившись год, приехал на каникулы и стал ломаться перед отцом ученостью, дескать, я теперь только на латыни разговариваю, а ваш простой язык начисто забыл. Показывает на дерево - как, мол, называется по вашему? Дерево, говорит отец. А это что? Корова. Ходил, ходил, все спрашивал. Пока не наступил на грабли. Грабли перевернулись, рукояткой его по лбу бац! Он за шишку - ах, проклятые грабли! Сразу вспомнил.

Ну, здесь грабли непричем. Просто улица, сворачивавшая влево от угла, где они стояли, вела прямиком на Измаильскую, где жили дядя Ваня с дядей Андрушкойвторым. Короче говоря, определить, куда он действительно шел, было нельзя. Прямо - к одним дядьям, свернуть - к другим. А поскольку он на самом деле просто шагал по улице, не решив той самой' "проблемы", то дяде Ване так и сказал: - Куда эта улица ведет, я знаю. Так что, если берете на постой, пошли.

Дядя Ваня обрадовался, попытался было отобрать у племянника чемоданчик, тот не дал, и оба, свернув за угол, не торопясь зашагали вниз к Тичие.

На углу Тихой и спуска к Тичие повернули вдоль покосившегося щербатого палисадника. Он, пожалуй, давно завалился бы навзничь, если бы не ветки кустов смородины, пролезшие в щели и нависшие сверху шевелящейся, но не падающей волной. За кустами виднелся краешек крыши под бурой от старости турецкой черепицей. Одним словом, как пишут в иных романах - "на всем лежала печать запустения". А ведь когда-то этот сад за покосившимся сегодня палисадником был самым привлекательным местом на магале: у всей магалянской босоты в возрасте от семи до пятнадцати слюнки начали течь при одном только упоминании о саде мадам Дицман.

К всеобщему же сожалению безопасность роскошных кустов красной и черной смородины надежно гарантировал здоровенный с закисшими глазками бульдог по фамилии Шойм.

- Что мадам Дицман? - спросил Антон Давыдович.

Дядя Ваня махнул рукой: - Померла мадам Дицман,- и на мгновение нахмурился.

Антон Давидович не то чтобы пожалел, но подумал просто - зря спросил, что ему мадам Дицман, которую он никогда не видел. А дяде Ване она, пожалуй, ровесшша.

Бестактность не бестактность, но ни к чему.

Если идти к дяде Ване кружным путем, через мост, то шагать добрый час. Но летом на Измаильскую через мост никто не ходит. Тичия к июлю пересыхает начисто, и напрямик ходу десять минут, не больше.