Виват император! Армагеддон - Роман Злотников

Так что удержать подполковника на своей стороне было жизненно необходимо. И такая, казалось бы, абсолютно нелогичная выходка Его Высочества с этакой игрой в русскую рулетку была обусловлена не только тем, что после появления Постышева покушение продолжало оставаться все так же необходимым для воплощения в жизнь дальнейших планов. Достаточно было уже одного заявления Постышева. Но вариант с покушением позволил сформировать у Постышева чувство вины. Чем они все это время и занимались, на словах выражая подполковнику самую искреннюю благодарность, но жестами, взглядами исподтишка, вздохами и иными средствами из арсенала невербального общения формируя у него убежденность, что именно он тем или иным образом подтолкнул Ярославичева на этот опрометчивый поступок, который вполне мог стоить ему жизни. К тому же вариант с каким-нибудь заявлением со стороны подполковника был нежелателен по одной причине — он повышал вероятность того, что какая-нибудь особо недоверчивая личность из числа имеющих прямой либо косвенный доступ к государственным тайнам (скажем, журналист, имеющий свои «прикормленные» источники в спецслужбах и властных структурах), заинтересуется, а кто такой этот подполковник Постышев и чем это он занимается? Филипп кинул еще один быстрый взгляд на съежившегося подполковника и, сделав едва заметное движение глазами, которое, однако, все поняли абсолютно правильно (оно означало, что их с подполковником надо оставить одних), направился к нему. Судя по его взгляду, их спектакль оказался настолько эффективным, что подполковник уже был на грани отчаяния. И это означало, что наступило время для его окончательной обработки.

— Виктор Андреевич, я могу попросить вас уделить мне пару минут?

Тот нервно дернулся:

— Да-да, конечно. — И тут же пробормотал: — И почему я его послушался и не дал команду убрать того урода…

Филипп дружески стиснул его пальцы:

— Оставьте, не казните себя, Его Высочество оказывает на людей такое действие, что все мы готовы совершать любые, даже самые абсурдные поступки, если на то будет его желание. Так что вы ни в чем не виноваты.

Постышев вскинул глаза на Филиппа:

— Нет, я должен был…

Да, пожалуй, процесс самоуничижения надо было прекращать, а то он мог привести к весьма неприятным последствиям вплоть до самоубийства.

— Перестаньте, вы сделали очень много. Все мы настолько ценим ваше участие в судьбе Его Высочества (эти слова за последние несколько дней были уже столько раз произнесены вслух разными людьми, причем на фоне абсолютно противоречащих им невербальных сигналов, которые подполковник был способен воспринимать только на уровне подсознания, что Постышев дернулся, как от пощечины, и втянул голову в плечи), что посчитали совершенно обоснованным ваше желание находиться все это время здесь, рядом с ним.

На этот раз и смысл речи, и невербальные сигналы находились в полном соответствии, поэтому Постышев, простояв еще несколько мгновений в униженной позе, осторожно выпрямился и, заглядывая Филиппу в глаза, тихо спросил:

— Вы действительно так считаете?

Тот изобразил удивление:

— А у вас были хоть какие-то основания сомневаться в этом?

Подполковник вздохнул.

— Не знаю, мне почему-то казалось, что все вокруг считают меня виноватым во всем произошедшем.

Филипп покачал головой:

— Странно, по-моему, мы все это время говорили вам совершенно обратное.

Постышев скривился и потер ладонью усталое лицо.

— Да но… я не знаю, мне просто отчего-то так казалось. Да ладно, не будем об этом. — Он с шумом втянул и выдохнул воздух, будто вместе с выдохом выводя из организма что-то чрезвычайно вредное, и повернулся к Филиппу: — Так что вы хотели мне сказать?

Филипп сделал приглашающий жест рукой:

— Давайте покинем это место, все-таки здесь медицинское учреждение.

Вскоре они добрались до зимнего сада, расположенного неподалеку от клиники, и уселись на лавочку.

— Я бы хотел уточнить у вас, Виктор Андреевич, как вы относитесь к идее персонального коронного договора?

Постышев пожал плечами:

— Я же уже говорил об этом, в тот день… — тут он запнулся, но быстро нашел в себе силы продолжать, — и могу подтвердить еще раз. Я не вижу никакой трагедии в том, что во главе государства станет такой человек, как Ярославичев, а как он будет называться… В конце концов, Его Высочество действительно самый блестящий лидер из всех, кто сейчас пытается взобраться на вершину. — Постышев оживился. — Кто-то, по-моему Аристотель, исследовав все формы правления, пришел к заключению, что наиболее эффективной является именно абсолютная монархия. При условии, что монархом будет сильный и талантливый руководитель. А уж в этих качествах Ярославичеву не откажешь. Так почему бы нам не попытаться проверить правоту старика? А то, что договор персональный, дает нам возможность потом, после, как мне хочется думать, нескорой смерти Дмитрия Ивановича определиться с тем, насколько была удачна эта попытка и нужно ли нам и дальше сохранять монархию.

Филипп кивнул, стараясь, чтобы на его лице не отразилось и намека на то, что он воспринимает слово «нескорой» несколько иначе, чем собеседник. В принципе, Постышев рассуждал абсолютно логично, разве что делал он это в пределах имеющейся у него информации.

— Что ж, я рад, что в этом наши мысли совпадают. Видимо, вы пришли к этому выводу, изучая имеющуюся у вас, не сомневаюсь, уникальную информацию. Но тут есть некая опасность. Вы знаете, что информация — оружие обоюдоострое. Причем в ваших руках имеется самый мощный арсенал этого оружия. И оно может быть использовано для того, чтобы сорвать наш шанс проверить на практике правоту старика Аристотеля.

Подполковник насторожился:

— То есть что вы предлагаете?

Филипп некоторое время помедлил, а затем заговорил самым что ни на есть проникновенным голосом:

— Виктор Андреевич, вы проделали гигантскую работу. Нам удалось ознакомиться только с частью имеющегося у вас материала, но мы уже представляем, какие интересные вопросы вертятся у вас на языке и как вам хочется задать их Его Высочеству. И я уверен, что он будет рад побеседовать с вами на эту тему. Но, я думаю, вы понимаете, что в ближайшие несколько месяцев у него вряд ли найдется время для серьезного и обстоятельного разговора. — Тут Гранин слегка смодулировал голос, переведя его на более низкую частоту. — Более того, как я уже говорил, некоторая часть имеющейся у вас информации может создать для него дополнительные трудности.

Эти голосовые модуляции вновь вызвали у Постышева приступ чувства вины. Он нахмурился и тихо спросил: