Создатель сказок - Макс Крынов

Здесь довольно холодно. Я справляюсь с помощью иллюзий, а Михаил не греет руки. Мужчину просто не трогает холод.

Он, этот поломанный человек, поднимает ладонь, и снег покрывает его футболку, штаны. На самом минимуме энергии. Его сила — единственное, что никогда его не отталкивало.

От этой мысли я дергаюсь, как от пощечины. Черт… Вздумалось же мне заглянуть в его вондер… Надо было сразу убить…

Отдаю мысленную команду, и Михаил засыпает, валится в снег. Без амулета он не сильнее ребенка.

А потом открывается портал, из которого вываливается Морозов-старший, чью статую я недавно видел. Он стоит в тридцати метрах от нас — перенаправить открывающийся портал было не сложно.

— Отпусти моего сына! — сразу требует Владимир.

— Вы подумали над моими требованиями? — осведомился я и взмахом руки закрыл их портал. Пожалуй, здесь уже достаточно гвардейцев.

— Твои требования выглядят, как глупейшая шутка! — заорал взбешенный Морозов. — Даже если возьмешь в заложники меня, наш клан не будет расформирован! Ты можешь уничтожать нас поодиночке, можешь попытаться накрыть ударом сразу всю верхушку, но на смену одним придут другие. Не веди себя так, будто ухватил бога за бороду! Лучше отпусти Мишу и я обещаю, что мы тебя отпустим. Уйдешь себе спокойно и будешь жить там, где живешь, не ища смерти.

Я криво улыбнулся.

— Ты не понимаешь. Я выдвинул весьма щедрые условия, но вы почему-то отказываетесь. Только вы не в состоянии оценить мою доброту и продолжаете упрямиться. Если так будет продолжаться, я не приму вашу капитуляцию.

— Щенок! — заорал взбешенный мужчина, но напасть не посмел.

— Тебе, Владимир, пришла в голову мысль, что если уж твой клан самый сильный, вы можете делать, что хотите. Тренировать свою гвардию, подготавливать государственный переворот или взращивать собственного бога. Я не имею ничего против права сильного, я сейчас сам живу по такой же логике. Я думаю так: если нашелся человек, который в одиночку сильнее всего вашего клана, значит, он может по праву сильного делать с кланом все, что ему угодно. Я прав?

На этот раз не было ни менталистов, ни атаки криомантов. Они пытались сотворить что-то с пространством, но это была моя вотчина. Я даже не вмешивался в их попытки: пространство для меня — как давняя и послушная любовница, которая позволит мне сделать с ней все, что угодно.

— Признаюсь, сейчас мы тебе не можем ничего сделать, — поломал о колено свою гордость глава клана. — Но помни: мы никогда и никого не боялись, никто не угрожал нам. Те, кто идет против нас, без разницы — человек, род, клан, будут уничтожены. Но если ты сейчас уйдешь…

— Пожалуй, я действительно уйду, — кивнул я.

Но вместо того, чтобы уничтожить Михаила, как хотел раньше, я создал портал на наш осколок и зашвырнул Михаила туда.

— Нет! — заорал глава Морозовых. Мужчина рванулся вперед, но сделать ничего не успел — портал закрылся.

— Что теперь? — спокойно спросил я.

Морозовы застыли. Они привыкли считать себя любимчиками судьбы, с которыми не могло случиться ничего плохого. Проигрыш? Смерть? Не для них. Они — лучшие, им всегда все удается!

А теперь они не могли поверить в случившееся. Гениальный криомант проиграл какому-то мальчишке, а потом — был похищен, и они, сильнейшие, не смогли этому помешать.

— Зря ты не шагнул за ним, — голосом, полным бешенства, сказал Морозов. — Я выпотрошу из тебя все секреты, а потом ты сам откроешь портал к моему сыну. А если умрешь, мой сын выберется сам! Не может не выбраться! Не после всего, чему я его научил!

Морозов вытянул правую руку в мою сторону. Огромное количество выплеснутой энергии превратилось в волну льда, рвущуюся вперед.

Следом за своим мастером атаковали остальные. Вокруг меня возникла сфера из кружащихся льдинок — размером с ноготь, острейших, наполненных маной до предела. Такие снаряды и с дракона бы вмиг чешую и плоть соскоблили.

А внутренняя энергия Морозовых все вливалась и вливалась в сферу.

— Глупый самоуверенный пес! — гремел голос Морозова. — Умри!

От резкого перепада температуры трещали и рассыпались камни. Одежды Морозовых покрылись инеем и льдом, их губы посинели. Но я стоял так же, как и раньше, не сгибаясь от невероятного давления чуждой силы. Для нее меня не существовало, я отрицал саму возможность, что буду заморожен. Амулет на моей груди усиливал мою магию, непреложное правило, которое я диктовал миру.

И лед не мог меня коснуться. Они давили, вливали магию, осушая источники, но сколько бы они не давили, они не могли пробить мою защиту, потому что никакой защиты не было. Я просто отрицал возможность, что эта магия меня коснется.

По полю расползалась невыносимая стужа, мчались с невероятной скоростью льдинки. За пределами сферы Морозов формировал элементаля холода в виде невероятной силы дракона, но вместо сражения я рассмеялся.

— Это все, на что способны гении вашего клана? — полным яда голосом спросил я. — О каком превосходстве ты говорил, о какой мести? Я будто сражаюсь с детьми! Подумай над моим предложением, а я пока как следует побеседую с твоим сыном.

— Ублюдок! — взревел Морозов.

Весьма красноречиво.

— Сегодня я забрал только одного члена вашего клана, — обратился я к остальным. — Возможно, через пару дней я не буду столь же добр, и заберу жизни десятков или даже сотен. Пусть все Морозовы официально покинут клан, имущество отойдет империи, а высшее руководство будут судить под контролем менталистов. Завтра к этому списку могут добавиться новые требования, поэтому я бы на вашем месте поспешил согласиться.

Посмотрим, вспыхнет ли восстание. Насколько я знаю, никто не желает умирать, а красноречие руководства клана имеет свои границы, и смерть за главу в них не входит.

Глава 39

Я находился в горном осколке. Сидел на лавочке, которую от скуки сколотил Слава. Парень отыскал инструменты, починил их, заменив деревянные детали, и занялся строительством. Лавочка вышла кривая, но устойчивая.

Вот на этой лавочке я и размышлял, что мне делать с Михаилом Морозовым, которого гоблин под иллюзией невидимости пронес в дом, где я жил. Только вот прежде, чем я ответил для себя на этот вопрос, ко мне подошел Степан.

— Хочу кое-что показать тебе, если ты не против.

— Хорошо, веди, —