Центурион - Саймон Скэрроу

— Ну почему, — замешкался Катон. — Может и сработать. Если мы ударим до того, как они построятся. К тому же численный перевес за нами.

— И все равно мне это не нравится, — пробурчал Макрон. — Умные вояки так не поступают. Слишком уж много этих «если».

— Это так, — с чувством отозвался Катон. — Думаю, Лонгин так до сих пор и не уяснил, с каким неприятелем имеет дело.

— Чш-ш! — сердито шикнул один из ближних центурионов. — Вы заткнуться можете? Ни единого слова из-за вас не слышно.

Макрон обиделся и шагнул было к грубияну, но Катон ухватил его за руку:

— Да перестань.

Макрон, полыхнув взглядом, все-таки махнул рукой:

— А, ладно.

Проконсул разразился традиционным напутствием перед битвой, после чего распустил всех по подразделениям. Расходясь в общей стайке офицеров, Макрон покачал головой:

— Как ты думаешь, оно того стоило? На кой вообще было тащить нас в самый перед колонны — чтобы выслушивать все эти его напыщенные словеса?

— Воззвание к потомкам, — пояснил Катон. — Лонгин считает себя творцом истории, а потому хочет, чтобы мы все запомнили этот торжественный момент.

— Ради которого я бил ноги? Уж этого я ему точно не забуду.

Под руководством штабных офицеров подразделения начали занимать места в общем построении. Несмотря на тусклость ночного небосклона, колонна медленно струилась вперед; от ее головы одна за одной отделялись когорты и осторожно шли под нужным углом по каменистому простору пустыни. Третий легион рассредоточился от тропы слева, Десятый — справа. Когорта Макрона оказалась у легиона на фланге, к ней снаружи примкнула Вторая Иллирийская. Еще одна когорта — Шестая Македонская — встала чуть сзади, в качестве резерва. Непосредственно за Катоном расположил своих конных лучников Балт. Две алы кавалерии, а также конная разведка от легионов были размещены с тыла, чтобы взяться за дело с первым светом.

Наконец армия выстроилась в боевой порядок. Пятнадцать тысяч пехоты и около тысячи всадников стояли молча, в ожидании команды наступать. Резкий зов буцин на этот раз отменялся: это насторожит врага. Вместо этого перед построением на расстоянии прямой видимости расположились штабисты проконсула, каждый из них с флажком, какие обычно используются для разметки походных лагерей.

Впереди построения рассредоточилось подразделение верховых, отмечающих ровность линии наступления. Теперь лишь горстка вражеских конников да цепочка из римлян находились между армией и повстанцами Артакса по ту сторону подъема.

Ожидание длилось, казалось, целую вечность. У Катона от длительного дневного перехода нестерпимо ныли ноги, а голова от усталости была такой тяжелой, что как бы, не ровен час, не заснуть на ходу. Тем не менее он прогуливался вдоль своего построения, тихонько заговаривая с кем-нибудь из командиров центурий, а то и с солдатами, которым, судя по виду, сейчас бы бухнуться и заснуть. Возвратясь на свое место возле сигнифера, Катон поинтересовался у Пармениона:

— Скажи, а ты когда-нибудь участвовал в ночной атаке?

— Да, господин префект, несколько раз доводилось.

— А так, чтобы атаку под покровом ночи делала вся армия?

— Такого не припомню.

— Я вот тоже, — помолчав, признался Катон.

— Ничего, господин префект. Как-нибудь да осилим.

— Правда? — улыбнулся Катон. — Может, побьемся об заклад?

— Отчего бы и нет, — отозвался Парменион, легко включаясь в расхожий обмен остротами. — А куда слать деньги, если вы выиграете?

Оба тихонько рассмеялись, и тут Катон внезапно осек:

— Смотрим вперед!

В полусотне шагов впереди штабист поднял флажок и стал медленно им помахивать — вправо-влево, вправо-влево; ему вторила движениями вся цепочка штабных офицеров. Катон обернулся к Пармениону:

— Передай: приготовиться к наступлению.

— Слушаю.

Салютнув, тот припустил вдоль строя Второй Иллирийской, тихо повторяя приказание. Колыхнулось все обозримое построение: люди еще раз проверяли свое снаряжение, поднимали щиты. Вот штабист резко махнул флажком вниз и бегом устремился к центру шеренги. Офицеры Катона уже ждали сигнала и тут же передали приказ наступать; Вторая Иллирийская двинулась вперед. Катон убыстрил шаг и оторвался чуть вперед, от чего стал виден правый фланг ступающей армии. Что и говорить, зрелище впечатляющее даже при ущербном свете месяца и звезд. Уверенности слегка прибавилось. Если сработает внезапность, удача считай что в руках. Сейчас не слышалось ни командных выкриков, ни взревыванья буцин, ни стука мечей о кромки щитов — ничего из обычной какофонии, сопровождающей идущую в бой массу римской пехоты. Лишь грузный хруст тысяч шипованных калиг по песку да позвякивание неплотно пригнанного снаряжения. Даже трепет пробирает.

Густые ряды солдат прокатились по равнине и вот уже начали всходить на пологий подъем перед вражеским лагерем. Впереди на земле виднелась какая-то темная груда; по приближении Катон разгадал в ней тело пальмирского воина — видимо, из неприятельского заслона. А вот невдалеке уже и вершина гребня, за которой угадываются отсветы костров вражьего лагеря. Что-то очень уж они яркие, как зарево… Сомнения насчет замысла Лонгина, что тяготили всю дорогу, мгновенно воскресли; неуютный холод пополз по спине. Это какой же должна быть у Артакса численность отряда, чтобы разжечь столько огней? Катон заторопился вперед, а следом, судя по шагам, догонял Парменион.

— Что-то мне это все не нравится, — тихой скороговоркой пробурчал бывалый служака.

— Мне тоже.

Склон под ногами начал выравниваться, и добравшись до вершины гребня, Катон остановился, озирая с него разливанное море огней, заполонившее, казалось, всю равнину. Остановившийся рядом Парменион завороженно прошептал:

— Вот те раз. О боги, что это?

— Это? — раздумчиво переспросил Катон. — Видимо, воинство Артакса, но уже вкупе с его парфянскими союзниками. Он сомкнулся с ними раньше, чем мы. Похоже, лазутчики нашему полководцу попросту соврали.

— И что же, Аид его поглоти, теперь?

— Теперь? Продолжаем атаку. — Катон тронулся вперед. — А куда нам деваться? Это наш единственный шанс: застать их врасплох, пока они не успели спохватиться.

На гребень сейчас выкатывались первые ряды римлян; они уже продвинулись вперед настолько, что им стал виден раскинувшийся под склоном, в какой-то полумиле, неприятельский лагерь. А что, военачальник, собственно, прав. Пусть шансы невелики, но он все-таки сумел застичь врага врасплох. Получается, судить о Лонгине совсем уж плохо не приходится.