Канцлер - Нина Соротокина

И вот он приехал. Свой приезд он упредил письмом, где сообщил, что «предает себя совсем в матернее призрение ее императорского величества и от высочайшей ее щедроты ожидает основания будущего своего благополучия». У принца была куча самых разнообразных мелких талантов, например, он очень недурно играл на флейте, вполне прилично ездил верхом, во всяком случае с лошади не падал, был неимоверно любопытен или любознателен, как хотите.

Великий князь возненавидел его сразу — Саксония была враждебна его кумиру — Фридриху Прусскому, и этого было достаточно. Великую княгиню против Августа III и его сына настроил Понятовский. Таким образом, принцесса Курляндская обрела вдруг союзников в их лице и жаловалась на ненавистного Карла не только старому другу своему великому князю Петру Федоровичу, но и его супруге, если та удостаивала ее своим обществом. После ареста Бестужева Екатерина никого не принимала.

По просьбе Елизаветы Карла со всем его обширным двором принял на жительство Иван Иванович Шувалов в тот самый новый дворец, который Екатерина окрестила «алансонскими кружевами». Принцу отвели весь второй этаж. Для держания караула был послан батальон гвардейцев, придворные повара и официанты являлись ежедневно, чтобы сервировать стол на пятьдесят, а то и более кувертов. Сама государыня была скромнее!

Приезд принца и произведенный им «обвал» в доме фаворита как раз совпал с крайней нуждой Никиты поговорить с Иваном Ивановичем. Только через него и брата Александра он мог узнать, верна ли версия Гаврилы.

Но застать Шувалова-младшего в доме было совершенно невозможно, он пропадал во дворце, а просить аудиенции у фаворита там не менее сложно, чем у самой государыни. Есть такое выражение «стать на уши». Не знаю, бытовало ли оно в XVIII веке, но именно это сделал Никита перед тем, как сесть в уютное кресло в гостиной зимнего императорского дворца в апартаментах Ивана Ивановича.

Хозяин покоев был грустен и как всегда мил.

— Друг мой, как вы бледны! У вас измученный вид, — в словах фаворита звучало искреннее сочувствие.

Никита сдержанно изложил свою просьбу, здесь не до сантиментов, надо быть очень конкретным. По мере продолжения рассказа голос князя Оленева набирал высоту и страстность. Иван Иванович заулыбался, показав крепкие, белые зубы, и все равно улыбка его была бледна, как трава, выросшая в темных глубинах колодезного сруба.

— Эта горбатая принцесса говорит, что девица сбежала с мужчиной?.. А ты ревнуешь… Влюблен, Никитушка…

Оленев сморщился, как от кислого.

— Да вроде бы не по возрасту, ваше сиятельство, за каждой-то юбкой…

— Она не каждая, она сирота, ты перед людьми за нее в ответе. Тебе никто не говорил, милый князь, что у тебя чрезвычайно обострено чувство порядочности? Правду сказать, всякий одаренный разумом человек этому чувству подвержен, но не так, как ты… не так. У тебя прямо свербит!

— Вы хотите сказать, что я зря волнуюсь за девицу?

— Волнуешься ты, может быть, и не зря, но неправильно волнуешься. Скажи, при чем здесь Тайная канцелярия? Если ее какой-нибудь красавец кавалергард в треуголке с пером умыкнул, то не через полицию же ее искать! И тем более не через моего братца. Случай скандальный, но поверь… такое бывает во дворце. А насчет порядочности твоей скажу, что у таких, как ты, чувство сострадания, необходимость постоянной заботы, память о чести как-то напрямую связаны с любовью. Право слово, если найдешь свою Мелитрису и окажется, что она несчастна, прости ей побег… все прости и женись на ней. А я буду у вас посаженным отцом.

— Спасибо, что все свели к шутке, ваше сиятельство. Но рискну повторить: переговорите с братом графом Александром Ивановичем. Мне ведь только узнать, не под арестом ли она…

— Сегодня во дворце бал в честь нашего славного гостя, вот там и спрошу. Если удастся хоть на миг оставить принца Карла. Он не терпит одиночества даже в толпе, а государыня очень его жалует.

— Говорят, этот принц полное ничтожество, — машинально заметил Никита.

— Ну зачем же так, — видно было, что Иван Иванович ни в коей мере не обиделся за Карла. — Он добр… совершенно безобиден. Вчера государыня подарила ему 200 000 рублей, чтобы он отослал их в разоренную страну свою.

— Не пошлет, — проворчал Никита.

Саксонию разорил Фридрих II. Все, что ни делала Елизавета доброго для Августа и его сына, все было в пику Пруссии. Кроме того. Карл был похож на ребенка, он возбуждал в Елизавете болезненное чувство нежности, которое испытываешь к голодным котятам и обиженным щенкам.

Накануне своих именин принц обнаружил на столике в своей спальне обитую бархатом шкатулку, сверху она была украшена золотыми обручами. Карл открыл ее и был приятно поражен блеском золотых монет, 2500 золотых империалов подарила ему императрица с премилой запиской, мол, принц, в нашем холодном климате не растут цветы, поэтому, ваше королевское величество, примите этот скромный подарок. Карл, конечно, раззвонил эту историю по всему Петербургу, и надо было слышать, с какой неимоверной слащавостью пересказывали этот анекдот французский и австрийский послы. По столице пополз шепоток — уж не новый ли фаворит объявился? О нет, нет… Елизавета просто жалела испуганного и ограбленного Фридрихом мальчишку. Кроме того, было приятно позлить вечно надутых племянников — Петрушу и Екатерину — уже поделом вам, будьте умнее, добрее и почтительнее.

Двор веселился. О Бестужеве словно забыли. Уже назначен был новый канцлер. О великой княгине помнили очень хорошо, но тоже делали вид, что забыли. Занятый светской жизнью Иван Иванович не сразу увидел брата, опять у Никиты неделя улетела впустую. Наконец, он получил записку от фаворита. «Я счастлив сообщить, что Мелитриса Репнинская по ведомству Ал. Ив. Шувалова не проходила. Пропажа фрейлины Репнинской известна во дворце, но говорят о ней шепотом, дабы не расстраивать государыню. Предполагают какую-то романтическую историю. Говорили даже, что она убежала со своим опекуном». Далее тон записки был серьезный. Иван Иванович сообщил, что известил полицию. Если появятся какие-либо заслуживающие внимания сведения, Иван Иванович обещал немедленно написать об этом Оленеву.

У Никиты было такое чувство, словно после долгого бега он вдруг уткнулся в стену лбом. Видя волнение барина, Гаврила ненавязчиво, но настойчиво вытащил из него все. Письмо Ивана Ивановича произвело на него гораздо меньше впечатления, чем на Никиту.

Не верьте ни одному слову. Я помню, когда вас разыскивал… все врали, блазнители[28] окаянные! На то она и Тайная канцелярия. Да ваш досточудный и достохвальный Александр Иванович, так, что ли, старшего Шувалова зовут, может и не знать, что в его дому-то делается! Они могут девочку в такое логово упрятать, что ни одна живая душа не найдет.