Протокол 'Наследник' - Александра Лисина

следователей из военного министерства. На специальном оборудовании и строго под запись. Однако о тебе никто не спрашивал, — добавил он, видя, что я хочу задать еще один вопрос. — Поэтому я решил, что исключенные дети их не интересуют, и успокоился, решив, что твой браслет забрали лишь постольку-поскольку, а не потому, что вскрылась информация о подлоге. И раз уж меня ни разу не спросили ни про тебя, ни про твое исключение, значит, дело было не в этом, и мне, скорее всего, ничего не грозит.

Я ненадолго задумался.

Само собой, в своих грешках проверяющим он признаваться не стал. Да и зачем, раз они не спросили?

— Что было дальше?

Лэн Нортэн вздохнул.

— Очень скоро стало понятно, что проверяющих интересует преимущественно то, что связано с деятельностью бывшего директора школы. В моем случае — закупки оборудования и препаратов, своевременное техническое обслуживание аппаратов, какие стояли суммы в документах, вовремя ли оплачивались накладные, не было ли в них расхождений… но я подавал все заявки вовремя. Осмотры проводил точно по срокам. Записи в медицинской документации вел исправно. А о том, каким образом лэн Моринэ делал закупки, на какие средства рассчитывался с поставщиками и какие суммы указывал в отчетах, был не в курсе, поэтому претензий ко мне не возникло, и я уже на третий день вернулся к работе.

— Учеников тоже допрашивали? — поинтересовался я.

— Да. Почти полторы недели всю школу трясло как в лихорадке. До меня дошла информация, что в школьных ведомостях нашли много несовпадений, директора обвинили в растрате государственных денег, а также в мошенничестве в особо крупных размерах и ненадлежащем исполнении обязанностей.

— И только? — усмехнулся я.

Лэн Нортэн тяжело вздохнул.

— Еще его обвинили в сексуальных домогательствах и насилии над несовершеннолетними.

— Вы об этом знали?

— Нет! — отшатнулся доктор, слегка улучшив мое мнение о нем. — Если бы знал, не молчал бы! Это же… это…

— Зачем ж вы тогда ему помогали?

— Я⁈

— Разве вам не приходила в голову мысль поинтересоваться, зачем директор просит вас подделывать документы? Не показалось странным, что он решил сфабриковать против меня полноценное уголовное дело? Вы ведь отдавали себе отчет, что это закончится исключением? Так, может, я такой был не один? Может, были и другие дети, которые с вашей легкой руки оказывались перед директором беззащитными? Только, в отличие от меня, их все-таки не исключили, а, наоборот, вдруг предоставили определенные привилегии, тогда как созданные вами фальшивки неведомым образом куда-то испарились?

На доктора после этого стало больно смотреть.

— Я не знал, что он задумал… Я всего лишь сделал, как он велел, и отдал ему подписанную бумагу! А о том, что тебе выдвинули какие-то обвинения, тем более не подозревал! Думал, это просто повод избавиться от неугодного ученика, не больше…

Он побледнел, посерел, его руки отчетливо затряслись, а в глазах появилось такое затравленное выражение, что я бы, наверное, его пожалел, если бы не знал, что это именно он меня подставил. Самое серьезное обвинение, которое против меня выдвинули, было поддержано именно им. И это именно он в конечном итоге мог бы стать причиной того, что у его начальника появился еще один сексуальный раб.

Тем временем лэн Нортэн вдруг резко сгорбился и молча закрыл кривящееся лицо руками.

Кажется, до него только сейчас дошло, в какое дерьмо он умудрился вляпаться. Причем его отчаяние выглядело совершенно искренним, а реакция на мои слова — вполне естественной для человека, который, может, где-то и нагрешил по жизни, но настоящим подонком все-таки не был. Может, он и впрямь не знал, к чему приводят его действия. Может, надеялся, что все не так страшно. Но все же быть настолько слепым и так отчаянно закрывать глаза на несоответствия…

— Чем он вас шантажировал? — спросил я, проанализировав ситуацию и придя к определенным выводам.

Лэн Нортэн тихо застонал, однако так ничего и не ответил. Впрочем, я был почти уверен, что не ошибся, поэтому, поразмыслив, решил его не добивать. Доктор был со мной честен и поразительно, просто необъяснимо откровенен, что несколько выбивалось из его характера.

Я ведь не следователь. Не проверяющий. Обычный мальчик восьми лет, который к тому же его стараниями едва не угодил в беду. Так с чего бы ему вдруг душу изливать, да еще и признаваться в соучастии?

«Эмма, дорогая, скажи, а ты, случайно, в мозгах нашего дорогого доктора ничего не подправила?»

Подруга ответила с ноткой смущения:

«Субъект „лэн Нортэн“ демонстрировал чрезмерные реакции для человека, который ни в чем не повинен. Его аура выглядела подозрительно. Поэтому я сочла возможным подкорректировать его эмоциональный фон с целью получения более достоверной информации».

Хм. Судя по всему, подруга продолжает развивать свои ментальные навыки, а после того, как она досконально выяснила, как именно у меня работают мозги, то почти без подсказок (лаир Орин не в счет) перенесла этот опыт на других людей. И раз уж найниитовые частицы могли без помех проникать хоть под кожу, хоть в кровь, а вместе с ней и в мозг, то почему бы им не начать незаметно воздействовать на выделение тех или иных медиаторов, тем самым выводя человека из равновесия и заставляя его говорить правду?

Я еще раз взглянул на совершенно убитого мужчину и вынужденно признал, что поводов его ненавидеть или убивать у меня больше нет. Более того, он мог мне еще пригодиться, поэтому вместо того, чтобы окончательно его уничтожить, я лишь успокаивающе произнес:

— Чем бы вы ни были обязаны Моринэ, теперь это уже не так важно, лэн Нортэн. И раз даже министерская проверка не нашла в ваших действиях ничего предосудительного, то и я не буду об этом распространяться.

— Думаешь, это меня спасет? — глухо уронил он, не поднимая головы.

Я пожал плечами.

— Со своей совестью разбирайтесь сами. Здесь я вам не помощник. Но все же ответьте, как вы меня нашли? И почему, если про меня никто не спрашивал, кто-то вообще озаботился