Жизнь Антона Чехова - Дональд Рейфилд

В течение нескольких лет Чехов откладывал встречу с Толстым, но в августе все-таки побывал в Ясной Поляне, где провел полтора суток, хотя Лев Николаевич для частной аудиенции теперь был не более доступен, чем Папа Римский. Антон не хотел, чтобы к писателю его в качестве трофея доставил Сергеенко или иной толстовец. Доступ к Толстому даже близких людей контролировал его последователь В. Чертков; визит Антона был организован при посредстве журналиста М. Меньшикова[337]. Антона Толстой пожаловал не дружеской беседой, но аудиенцией. На следующее утро состоялась читка нового романа Толстого «Воскресение». Антон оставил без комментария толстовское вегетарианство и анархизм и лишь заметил, что срок, полученный Масловой за соучастие в убийстве, неправдоподобно мал.

Участвуя в составлении книг для народа, Толстой читал Чехова и высоко оценил многие из его рассказов, хотя и не за то, что в них нравилось самому Антону. Он осуждал Чехова за «отсутствие миросозерцания» и весьма проницательно заметил, что «если бы можно было соединить Чехова с Гаршиным, то вышел бы очень крупный писатель». Впрочем, как человек Чехов очаровал Толстого: «Скромный, тихий <…> И ходит как барышня». Вернувшись в Мелихово, Антон отнюдь не ощутил себя мусульманином, совершившим паломничество в Мекку, но сохранил в душе восхищение писателем. Возможно, еще и потому, что увидел, с каким обожанием относятся к Толстому дочери, которые (как писал он Суворину) в этом смысле, в отличие от невест и любовниц, никогда не обманываются. Поездка в Ясную Поляну стоила Антону свирепой простуды – правую половину его головы сковала сильнейшая боль, па которую не подействовали ни болеутоляющие, ни хина, ни мази, ни даже вырванный зуб. Чехов пришел в себя лишь через две недели, а годом позже глазной врач установил, что причиной невралгии стала привычка Антона щуриться из-за близорукости.

Толстовцем Чехов так и не стал. В письме Суворину от 1 декабря он признался: «Если бы в монастыри принимали не религиозных людей и если бы можно было не молиться, то я пошел бы в монахи». Однако общественная деятельность Толстого его вдохновила. По возвращении из Ясной Поляны он дал поручение брату Александру, в то время редактировавшему журнал «Слепец», устроить в приют слепого солдата, пришедшего к Толстому просить милостыню. Всю осень и зиму Антон снабжал сеном корову школьного учителя Михайлова, строил крестьянам новую школу, определял на учебу таганрогских родственников Володю и Сашу, упрашивал Сытина взять под свое крыло журнал «Хирургическая летопись», издававшийся профессором Дьяконовым. Немало молодых писателей, таких как уроженец Таганрога А. Гутмахер или букинист Н. Свешников, своими публикациями были обязаны хлопотам Антона.

В декабре Антон две недели провел в «Большой Московской гостинице», где работал над «Домом с мезонином». Там же оказались поэт Бальмонт с Иваном Буниным, в ту пору начинающим литератором, а позже ставшим Чехову родной душой и верным товарищем. Бальмонт спьяну ухватил чужое пальто и был остановлен коридорным: пальто принадлежало Чехову. Возрадовавшись, что есть предлог познакомиться с Антоном, друзья отправились к нему в номер. Того на месте не оказалось, и Бунин украдкой перелистал лежавшую на столе рукопись повести «Дом с мезонином». Лишь спустя годы он признался в этом Чехову.

Прогуляв всю ночь на юбилейном обеде в «Русской мысли», Антон, предвкушая «адскую скуку», вернулся домой 17 декабря в 6 часов утра. Между тем в Мелихово съезжались домашние и друзья. Приехала Маша, за ней – Ваня, правда не с женой, а с Сашей Селивановой. В сочельник получить отеческое благословение на брак явился Миша. Павел Егорович благодушествовал – накануне был починен самовар и куплен новый умывальник: «Утреня в 7 часов. Обедня в 10 часов. Обедали без Батюшки, Учитель, Гости и своя семья. День провели хорошо, приходили Мальчики, потом Мужики с Поздравлениями. Прислуга получила подарки хорошие».

Приезжал доктор Савельев, таганрогский земляк. Антону же хотелось не праздновать, но работать, однако своим недовольством он поделился лишь с Сувориным: «Целый день еда и разговоры, еда и разговоры».

Часть VII

Полет «Чайки»

Я подумал, принц, что если люди вас не радуют,

то какой постный прием найдут у вас актеры.

Глава 49

Столичная интермедия

январь – февраль 1896 года

Первые дни нового года выдались в Мелихове морозными. Гостей отправляли в Москву, Антон собирался в Петербург. К Чеховым заглянул сосед Семенкович – Антону понравился рассказанный им анекдот: его дядя, поэт Афанасий Фет, до того ненавидел Московский университет, что, проезжая мимо него, всякий раз останавливался, открывал окно кареты и плевал в его сторону.

Но ни мелиховские крестьяне с их новогодними поздравлениями, ни жаждущие общения соседи уже не занимали Антона – вместе с Ваней он выехал в Москву, где пересел в петербургский поезд и по прибытии в столицу поселился в гостинице «Англетер». Игнатий Потапенко на глаза не показывался – его держала на коротком поводке вторая жена. В один из вечеров, который случайно оказался свободным, Антон с позволения Александра сводил в театр его несуразную супругу Наталью. В другие вечера Антон мелькал кометой в созвездии актрис. С Клеопатрой Каратыгиной он посмотрел «Бедность не порок» Островского в Суворинском театре. Вот что она запомнила: «[Чехов] поймал меня за кулисами – потащил: „Пойдем смотреть!“ <…> В передней ложе сидит перед нами Суворин в пальто, шапке и с палкой. Стучит, бурчит, я предчувствовала дикую выходку и умоляла Чехова меня выпустить, но он уверял, что будет занятно, и убеждал сидеть. Пасхалова по ходу пьесы сидела на авансцене спиной к ложе Суворина. Слышим: <…> „Ах, мерзавка, ах, мерзавка! Чего она головой вертит? Сейчас схвачу ее за косу!“ Чехов успел схватить его за рукав пальто… Я струсила, вылетела из ложи, и потом мы так с Чеховым хохотали, что он уверял, что у него селезенка лопнет»[338].

Но вскоре Клеопатра, как и Наталья, была покинута ради более изысканного общества. Влекомый злорадным любопытством, Антон 4 января побывал на бенефисе Лидии Яворской – она играла в «Принцессе Грезе», переведенной специально для нее Татьяной Щепкиной-Куперник. Это было последнее Татьянино подношение: Яворская, теперь обрученная с князем В. Барятинским, желала перечеркнуть свое лесбийское прошлое. Пообедав в компании удрученного болезнями Григоровича, Антон сходил с Сувориным в театр. На следующий вечер он рассердил Сазонову, заявив, что Яворская в образе принцессы Грезы похожа на прачку, которая обвила себя гирляндами цветов. Досталось и Татьяне: «У нее только 25 слов. Упоенье, моленье, трепет, лепет, слезы, грезы. И она с этими словами пишет чудные стихи».

Блеснув остроумием перед барышнями, Чехов отправился в ресторан с Потапенко, Амфитеатровым и Маминым-Сибиряком. Суворин не смог присоединиться к ним, на что Антон ответил с сожалением: «А вы отличный товарищ. Вы за всех платите». Суворин чувствовал, что Чехов от него отдаляется, – иные же считали, что Антон заражает его своим либерализмом и разобщает с нововременцами. Секретарь редакции Б. Гей сказал как-то Чехову с негодованием: «Зачем это вы вооружаете старика против Буренина?» Чтобы не нарываться на дальнейшие конфликты, Антон поехал в Царское Село обедать с Маминым-Сибиряком.

В обществе Мамина, нового приятеля, Антон чувствовал себя прекрасно. Но критические выпады в адрес актеров не добавили ему друзей в театральном мире. Лишь Яворская оставила их без внимания. Весь январь она писала ему нежные записочки и встречалась с ним за чаем у Суворина и наедине. К тому времени она оставила театр Корша, а также его постель и теперь старалась угодить петербургским театралам. Однако поперек дороги у нее стоял Суворин, которому претила ее лживость и алчность, хотя того факта, что своей сомнительной репутацией она вызывает у публики повышенный интерес, не мог отрицать ни один театральный антрепренер. Первое столкновение произошло 11 января. Яворская не явилась на репетицию пьесы, автором которой была Сазонова. Суворина по этому поводу подняли с постели. Дрожа от ярости, он взялся писать ей записку, но не смог найти нужных слов. Тогда Антон стал диктовать ему нечто примирительное: «Вы обидите автора и товарищей, если не приедете». Сазонова письмо забраковала и продолжила сама: «Пьеса должна идти завтра. Прошу Вас заняться ролью и завтра в 11 часов пожаловать на репетицию». Премьеру пьесы отменять не пришлось. Сазонова простила Антону его малодушие по отношению к Яворской: «Чехов хвалит мне пьесу. Я так тронута, что готова броситься ему на шею»[339].

Антону надо было возвращаться в Мелихово: на 22 января была назначена свадьба Миши с Ольгой Владыкиной, и его отсутствие было бы воспринято как оскорбление. Наталья, по слонам Александра, полагала, что Антон «внезапно уехал либо от женщин, либо к женщинам». Чехов действительно старался не попасться на глаза Лидии Авиловой, к которой он внезапно потерял интерес, но в Москве никто из женщин его не ждал.