Дезинформация. Тайная стратегия абсолютной власти - Ион Михай Пачепа

– Ты сменил воду? – спросил я у водителя. В те годы в Бухаресте было невозможно достать хлорку, поэтому тем номенклатурщикам, которым повезло иметь собственный бассейн, приходилось постоянно менять воду.

– Простите, генерал, – ответил водитель, нервно нажимая на педаль тормоза, хотя шоссе было совершенно свободно. – Я забыл.

Он вытер лоб рукавом. Даже после пяти лет работы у меня его по-прежнему прошибал пот, когда он делал что-нибудь неправильно, хотя не могу припомнить, чтобы я когда-либо на него повысил голос. Может быть, именно в этом и заключалась проблема.

Неловкую тишину в машине нарушил женский голос, прокричавший по радиотелефону:

– Шестьдесят второй, ответьте ноль первому! Повторяю, шестьдесят второй, ответьте ноль первому!

«Шестьдесят второй» был моим позывным в служебной радиосети Чаушеску, а под позывным «ноль первый» проходил он сам.

– Шестьдесят второй отвечает ноль первому! – откликнулся я. С бассейном вопрос был решен.

Не дожидаясь дополнительных указаний, водитель под визг шин развернул машину и нажал на газ. Как по волшебству, все светофоры перед нами сразу переключались на зеленый свет: это милиционеры узнавали нашу машину.

– Очень жаль, товарищ генерал, – посочувствовал мой водитель.

Чаушеску ходил кругами по своей огромной библиотеке, заложив руку за лацкан и двигаясь так быстро, насколько его короткие ножки могли перемещать короткое тельце. Он провел много часов перед зеркалом, оттачивая походку под Наполеона. Этот карлик был его кумиром.

– Кто с кем спал на прошлой неделе? – выкрикнул Чаушеску из другого конца библиотеки, как только заметил меня. Слежка за личной жизнью высших сановников Румынии также входила в круг моих негласных обязанностей.

Чтобы стать бесспорным лидером, необходимо знать слабые стороны своих подчиненных. Это – составляющее «зерно истины» в операциях по дезинформации, направленных на то, чтобы понизить неугодных в должности или сместить с нее. Именно традицией советских руководителей (а если копнуть историю, то и русских правителей) не доверять никому из своего окружения и злоупотреблять разведывательными службами для прознания человеческих слабостей высших чиновников страны и объясняется широкая практика скрытного использования подслушивающей аппаратуры для контроля за деятельностью высшей номенклатуры Советского Союза и его ближайших союзников. Среди тех, кого тайно прослушивал Чаушеску, были премьер-министр и его заместители, члены Политбюро и наиболее важные члены кабинета министров, такие, как министры обороны, иностранных дел и внешней торговли. В конечном итоге Чаушеску зашел так далеко, что стал прослушивать своих собственных детей, а также всех членов своей семьи и семьи своей жены.

– Что там нового у нашего человека по проекту «Дунай»? – спросил Чаушеску после того, как я рассказал ему все свежие сплетни.

Я ожидал этого вопроса. Было не так много вещей, казавшихся Чаушеску более важными, чем проект по тяжелой воде, которому он лично присвоил кодовое наименование «Дунай». Чаушеску мечтал стать лидером третьего мира, превратив «независимую» Румынию в ядерную державу, и тяжелая вода была первым шагом на пути к воплощению этой мечты. Наш человек по проекту «Дунай» был нелегальным агентом Департамента внешней информации Румынии, согласно документам, являвшийся западным инженером и никогда даже не слышавший о существовании Румынии. Он поступил на службу в канадскую корпорацию атомной энергетики, где получил доступ к информации под грифом «Совершенно секретно».

К счастью, у меня действительно имелись кое-какие хорошие новости по этому вопросу, и я поспешил использовать их для предотвращения очередной вспышки легендарного гнева своего босса, случавшейся каждый раз, когда он слышал что-то ему не нравившееся. Неделей ранее, доложил я, мы скрытно доставили нашего человека в Румынию, чтобы он смог получить последние указания Чаушеску. Как я объяснил, прикрытием для его отсутствия на рабочем месте послужил продолжительный отпуск на испанском острове Майорка, и сейчас он уже вернулся в Канаду.

– Никаких проколов? – поинтересовался Чаушеску. Шпионские подробности являлись его хобби.

Я доложил, что один из моих нелегальных агентов подменил нашего человека на отдыхе в Пальма-де-Майорка и что чаевые, которые он дал работникам отеля, были достаточно щедрыми, чтобы они не стали запоминать его. Я также подчеркнул, что оба наших агента вполне могли сойти за близнецов.

Чаушеску позволил себе слегка улыбнуться, его желтоватое лицо чуть скривилось. Любые уловки и хитрости доставляли ему удовольствие, словно наркоману. Я доложил, что парень, как никогда, был полон энтузиазма и что через две недели он должен нелегально передать первую пленку с чертежами в рамках проекта «Дунай».

– Отли-и-ично!

Остановившись напротив, Чаушеску вцепился в пуговицу моей куртки и, понизив голос, поинтересовался:

– Будет ли рискованно построить завод по проекту «Дунай» в Скорничешти?

Затем он усмехнулся, несомненно, вдохновленный идеей увидеть свой ничем не приметный родной городок развивающимся в качестве центра румынской ядерной программы.

Насколько я помню, на мгновение я замолчал, притворившись восхищенным его коллекцией собраний сочинений из двадцати четырех томов, выставленной вдоль стен библиотеки. Четыре месяца назад, когда Чаушеску назначил меня ответственным за проект «Дунай», он подписал секретный президентский декрет, предоставлявший министерству химической промышленности полномочия до конца пятилетнего плана производить тяжелую воду в промышленных масштабах. В любом случае никто так и не осмелился уведомить его, что во всей Румынии есть лишь небольшая горстка инженеров, когда-либо слышавших о тяжелой воде, и я решил, что сегодня, возможно, был подходящий момент сообщить ему эту печальную новость.

– Правда, есть одна небольшая проблема, – решился я.

– Выкладывай! – Чаушеску впился в меня настороженным взглядом своих круглых блестящих глазок. – Что за дерьмо?

Он нервничал и желал встретить плохую новость лицом к лицу, чтобы понять, как действовать дальше.

– Канадская полиция выявила нашего человека по проекту «Дунай»?

К тому времени я уже уяснил, что лучшая тактика при общении с Чаушеску – это позволить ему догадаться самому, в чем состояли плохие новости, а не вываливать их на него. Чаушеску любил смотреть детективные фильмы, но только те, в которых он мог предсказать развитие событий. Он презирал Хичкока, которого никак не мог перехитрить.

Я разъяснил, что проблема не была связана с нашим человеком по проекту «Дунай» (тот оставался вне подозрений), и попытался описать общее положение вещей так, чтобы босс сам дошел до сути дела. Канадцам, начал я, понадобились сотни экспертов только для того, чтобы спроектировать установки для тяжелой воды, не считая тех, кто был задействован для строительства и в последующем для управления соответствующим предприятием.

– Понял! – воскликнул Чаушеску, щелкнув пальцами. – Ты хочешь сказать, что у нас нет экспертов, так?

В его глазах появилось лукавство: «И именно поэтому ты мучаешь меня, mon cher?»

Увидев заговорщическое подмигивание Чаушеску, я понял, что настало время все прояснить. И я объяснил, что у Румынии займет гораздо меньше времени построить совместное предприятие с канадцами, чем пытаться сделать все самим, основываясь на краденой технологии. Здесь я остановился, чтобы прочесть по лицу босса его мысли. Переход в наступление был хорошей тактикой, но лишь до определенного момента. Суть заключалась в том, чтобы во время почувствовать этот момент.

На секунду Чаушеску выглядел озадаченным, затем отпустил пуговицу моей куртки.

– Н-никакого с-совместного п-предприятия! – завопил он. – Н-никогда! Если к-канадцы смогли сделать это, то уж мы сделаем это гораздо л-лучше!

Согласно его аргументам (при этом он перешел на крик), Канаде всего лишь триста лет, в то время как история Румынии исчисляется более чем двумя тысячами лет.

Нараставшее заикание Чаушеску выдавало его бешеную ярость, которая, как всегда, внезапно спала, как летняя гроза. Настало время ретироваться:

– У меня, если хотите, есть фильм на этот вечер. Про Наполеона.

– Где же он? – заинтересовался Чаушеску, тут же перестав заикаться.

– У меня в багажнике.

– Так чего же мы ждем? – И Чаушеску направился в свой кинозал, бодро вышагивая и энергично размахивая руками. Ритмичное цоканье его каблуков по мраморному полу эхом отдавалось в коридорах.

Было уже глубоко за полночь, когда я вернулся домой. Чаушеску не мог заснуть и оставил меня смотреть вместе с ним второй фильм. Поприветствовав охранника, отвечавшего за мой дом и за посольство Польши, я взглянул на свои темные окна. Механически отпер дверь и повесил куртку. Затем взял один из телефонов закрытой связи на своем столе и набрал четыре условные цифры. «Можете быть свободны!» – рявкнул я в трубку своему оперативнику, подполковнику Василю Попу, и швырнул трубку на место, но тут же испытал чувство вины перед бедным парнем на другом конце провода. Его жизнь была явно хуже моей: он не мог покинуть офис, пока не удостоверится в том, что я благополучно добрался до дома, а утром должен был быть на посту как минимум за полчаса до моего появления.