Миры Харлана Эллисона. Том 0. Волны в Рио - Харлан Эллисон

Уилл Кили решил, что на сегодня с него предостаточно заниматься морфологией летающих рептилий. Тем более что при одном только воспоминании о сокровищах в свертке под мышкой его охватывала теплая сладкая истома. А там находились: роман «Греховная дача— прицеп», в котором излагалась история шести проституток, приобретших оную и бросивших вызов всем местным законам, регулирующим торговлю между штатами; «Госпожа с хлыстом» — потрясающее и крутое повествование о разнузданных страстях среди хурисок из Скардаля, шелковистых пленниц; «Шлюшка» — захватывающий экскурс в сексуальную психологию разложившейся молодежи. Эти три романа в совокупности с семнадцатью изображениями щедрот некоей Розиты или Консуэлы, если не Гвадалупы (в конечном счете он решил, что речь идет о Долорес) буквально пришпоривали его поскорее вернуться в свою жалкую студенческую комнатушку.

Посему он взял с места в карьер, но, проскакивая мимо головастой животины, неожиданно заметил какой-то болтавшийся у той на шее предмет. Он весьма напоминал приличных размеров золотой диск на массивной цепи. У Кили мгновенно сработала мысль, но не в пользу какой-то там компенсации от археологического общества. Нет, его сообразительность не шла дальше звонкой наличности, которую он выручил бы за это старое золото в любой антикварной лавчонке на Второй авеню. Тех самых деньжат, которые позволили бы ему нормально питаться, приобрести побольше книг и — кто знает? — добиться благосклонности какой-нибудь молодой женщины. Уилл Кили, вылупившись из сотканного его родителями в Трех Мостах, что в Нью-Джерси, кокона бедности, ничего не имел против такой философии, когда дензнаки рассматривались, возможно, и не как основное благо в жизни, но как нечто такое, без чего для вас недоступно «многое иное» в этом мире.

Так что он, не долго рассуждая, сунул вожделенный сверток в карман куртки и живо ухватился за золотую цепь, пытаясь стащить ее с шеи окочурившегося птеранодона в энергичном, но уж больно заметном порыве.

В подъезде одного из домов Шестой авеню тусовалась группа подростков, входивших в организацию из Бронкса под названием «Каперы из Пелема», которых во времена, предшествующие забастовочным пикетам и движениям протеста, просто назвали бы бандой несовершеннолетних преступников, а теперь величали «молодежной группой меньшинств». Заметив усилия Кили, они не преминули порассуждать на эту тему.

— Что-то не видно других цацек, — заметил Энджи.

— Эй, придурок, ты же видишь, что он разлегся прямо на улице, так что их и не заметно. Они наверняка есть, но где? — Главарь банды Джордж Лукович (по прозвищу Кислота) предпочитал смотреть на вещи с сугубо практических позиций.

— Может, под ним? — предположил Вимми.

— А что? — задумался шеф. — Вполне вероятно!

Он еще чуть— чуть подумал, затем принял решение за себя и за весь коллектив:

— Его надо приподнять. Подлезть и сорвать все украшения. Вимми, бери трех парней, дуй на стройплощадку на углу Мэдисон и Сорок восьмой и не возвращайся без домкрата или чего-нибудь в этом роде.

Вимми в знак согласия щелкнул пальцами и шлепнул по пузу трех приятелей, которых он отобрал в свою команду.

В этот момент с Пятой авеню стремительно вынырнула пожарная машина, резко вильнула, чтобы не скосить великолепную четверку, и резко тормознула, укрывшись под крылом сдохшего орнитозавра.

Толстяк Льюис Морено, в нахлобученной на глаза внушительной техасской шляпе, в резиновых сапогах и в плаще, в отчаянном прыжке соскочил с нее, разворачивая на ходу плоскую и серую, подобно змее, пожарную кишку с медным, длиною не менее фута, наконечником. В мгновение ока оценив обстановку, он, тяжело переваливаясь, потрусил мелкой рысью к задней части твари в сопровождении коллег, каждый из которых тянул за собой ношу — с полдюжины ярдов шланга. В полном молчании, но столь же эффективно, вторая группа пожарных рванула в противоположном направлении — к плохо сомкнувшимся створкам клюва. Они обогнули голову, резво промчались вдоль покрытой чешуей шеи чудовища и чуть— чуть запнулись лишь перед тем, как ступить на кожистый ковер крыла. Где-то на уровне четвертого позвонка спинного хребта обе команды воссоединились.

— Есть что-нибудь?

— Ничего.

— Дым?

— Ни малейшего следа.

Толстяк Льюис горестно вздохнул. Конец кишки в его руках печально поник.

— Ясно.

— Вот те на!

— Ну что ж, ребята, сворачивай! — Чертыхаясь, толстяк Льюис развернулся вполоборота к машине огненно-красного цвета. Но не успел он пробежать и трех шагов, как один из пожарников второго отряда вдруг истошно завопил:

— Эй, капитан! Это же… как его… ну, дракон ведь! А может быть, он сейчас как жахнет пламенем. Они же огнедышащие, знаете ли!

Толстяк Льюис остановился как вкопанный, и на его лице расцвела полная очарования улыбка.

— Разворачивай, парни! — радостно встрепенулся он.

Пока Кили, не щадя сил, тянул на себя — в надежде ее оборвать — золотую цепь с диском на конце, около него остановились два кудлатых парня в толстых очках и начали увлеченно тыкать пальцами в голову испустившего дух летающего пресмыкающегося.

— Самое большое отличие черепа птеродактиля и птицы состоит в том, каким образом скуловая кость разрастается вдоль туловища по обе стороны, — авторитетно заявил один из них.

— У него ненормально большие ноздри, — подхватил второй. — А не может это быть диморфодон?

— Не пори чушь, Тренчард, — живо возразил первый. — Ни малейшего сходства!

Глаза Тренчарда полыхнули гневом, он закусил губу.

— Черт побери, Гойлви! Но вы же сами сказали, что этот вид не может так много весить. И вы оторвали меня от стойки, где я не доел приличный кусок превосходного пирога с рыбой, и привели меня сюда только ради того, чтобы обсудить эту проблему. Понятия не имею, должен ли он быть настолько крупным по своим размерам, и не ведаю, почему он такой вымахал… Зато твердо знаю, что не люблю, когда вы разговариваете со мной как с каким-то сопляком. И ваш служебный стаж не дает вам в этом смысле никакого права так поступать со мной!

Несколько ярых защитников гражданских свобод, привлеченные необычным шумом, тут же приняли решение отказаться от своих попыток проникнуть по какому-то дежурному поводу на стоянку для автомашин, и, мгновенно интерпретировав на свой лад все то, что происходило на перекрестке, как по команде, повытаскивали свои фломастеры и чистые листы, мигом сочинив новые лозунги. Они образовали живое кольцо вокруг трупа ящера и начали торжественно ходить вокруг него, размахивая транспарантами, на которых крупными буквами было выведено: «Он умер во имя нас!», «Не оставьте его неотомщенным!» и «Общество требует объяснений». «За что?».