Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 6 - Вальтер Скотт

Арчибалд напомнил даме с молочной фермы об указании герцога относиться как можно внимательней и вежливей к Джини, а также о том, что скоро они с ней расстанутся и оставшуюся часть пути им не придется заботиться о здоровье и настроении друг друга. И миссис Долли Даттон пришлось удовольствоваться этим ответом.

Наутро они снова отправились в путь и, проехав без всяких задержек Дамфризшир и часть Ланаркшира, прибыли в небольшой городок Ратерглен, расположенный в четырех милях от Глазго. Здесь курьер принес Арчибалду письма от главного представителя герцога Аргайла в Эдинбурге.

В этот вечер он ничего не сказал о содержании писем; ко на следующий день, когда они уже были в карете, преданный слуга сообщил Джини, что уполномоченный герцога, к которому по указанию его светлости он должен был ее доставить, поручил ему спросить у Джини, не согласится ли она проехать на один или два перегона дальше Глазго. Какое-то недовольство со стороны населения вызвали временные беспорядки в городе и его окрестностях, и будет неразумно, если мисс Джини Динс поедет одна, без провожатых, из Глазго в Эдинбург, тогда как, проехав немного дальше, они встретят одного из управляющих его светлости, который едет из горной Шотландии со своей супругой в Эдинбург; вот под их-то покровительством она и доберется в полной безопасности домой. Джини запротестовала:

— Я уже так давно из дома, и мой отец и сестра с нетерпением ждут меня, и некоторые из моих друзей были больны, когда я уезжала. Я заплачу за лошадь и провожатого в Глазго и уверена, что никто не станет причинять зла одинокой и беззащитной женщине. Я очень благодарна за это предложение, но никогда еще преследуемый олень не стремился так жадно в свое укрытие, как я хочу к себе в Сент-Леонард.

Камердинер герцога обменялся со своей спутницей взглядом, показавшимся Джини до того многозначительным, что она воскликнула:

— О мистер Арчибалд, миссис Даттон! Если что-нибудь случилось в Сент-Леонарде и вы знаете об этом, Бога ради, умоляю вас, скажите мне! Не скрывайте от меня ничего!

— Я, право же, ничего не знаю, мисс Динс, — сказал камердинер герцога.

— И я… я… я тоже… я тоже, — проговорила дама с молочной фермы, хотя с губ ее, казалось, было готово сорваться какое-то сообщение; однако взгляд, брошенный Арчибалдом, заставил почтенную даму проглотить его, и она решительно, с самым непреклонным видом крепко сжала губы, словно опасаясь, что непослушные слова все-таки вырвутся.

Джини поняла, что от нее что-то скрывают, и только повторные уверения Арчибалда, что ее отец, сестра и друзья, насколько ему известно, здоровы и все у них благополучно, несколько успокоили тревогу девушки. От таких уважаемых людей, как те, с которыми Джини сейчас ехала, она не ожидала ничего дурного, но все же ее страдание было настолько очевидным, что Арчибалд прибегнул к крайней мере и вручил ей листок бумаги, на котором было написано:

Джини Динс, ты меня очень обяжешь, если удалишься на день пути от Глазго с Арчибалдом и служанкой из нашего дома, не задавая им никаких вопросов, что весьма желательно для твоего друга

Аргайла и Гринвича.

Хотя это лаконичное послание от дворянина, которому она была так обязана, свело на нет все возражения Джини к предложенному маршруту, любопытство ее не удовлетворилось, а, наоборот, разгорелось самым сильным образом. Тем временем попутчики ее не проявляли больше никаких намерений следовать в Глазго. Наоборот, они ехали вдоль левого берега Клайда, по прелестной и разнообразной местности, где он протекает, превращаясь постепенно из мелководного потока в величественную судоходную реку.

— Значит, вы не едете теперь в Глазго? — спросила Джини, заметив, что кучер не свернул к древнему мосту, по которому проходила единственная в те времена дорога в столицу святого Мунго.

— Нет, — ответил Арчибалд, — в городе какое-то возмущение, и, так как наш герцог находится в оппозиции ко двору, нас могут слишком хорошо принять или наоборот: там могут вдруг вспомнить, что капитан Кэрик во время Шеффилдского восстания в тысяча семьсот двадцать пятом году[96] обрушился на них со своими горцами, и тогда нас могут слишком плохо принять. Во всяком случае, гораздо лучше для всех нас, а для меня особенно (поскольку предполагается, что во многом я разделяю взгляды его светлости), предоставить этим славным людям из Горбалса действовать согласно их собственному усмотрению, не провоцируя и не подстрекая их моим присутствием.

Джини не нашлась, что ответить на подобные доводы, хоть ей и показалось, что в них самомнения не меньше, чем правды.

Тем временем карета катилась вперед; река делалась все шире, пока не превратилась в мощный морской рукав. Воздействие приливов и отливов стало ощущаться все сильней, как это описано в прелестном стихотворении того, кто был увенчан лавровым венком:

Все шире и мощней поток.. . . . . . . . . . . . . . . . .На отмели стоит баклан.С его широких крыльев, открытых ветру,За каплей капля падает, светясь.

— Где находится Инверэри? — спросила Джини, глядя на мутный океан холмов горной Шотландии, тянувшихся от другого берега реки в направлении к северу; они громоздились друг на друга, пересекаемые множеством озер. — Вон тот высокий замок — это дом герцога?

— Дом герцога, мисс Динс? Господь с вами, — ответил Арчибалд, — это древний замок Дамбартон, самая сильная крепость в Европе, что бы там ни говорили. Во время прежних войн с Англией ее комендантом был сэр Уильям Уоллес, а теперь комендант — его светлость. Эту должность всегда поручают самому достойному человеку в Шотландии.

— Значит, герцог живет на той высокой скале? — спросила Джини.

— Нет, нет, у него есть здесь наместник, который распоряжается всем в его отсутствие, и живет он в том белом доме, что вы видите у подножия скалы. А его светлость тут не останавливается.

— Еще бы! Этого только не хватало! — отозвалась дама с молочной фермы, на которую дорога, с тех пор как они выехали из Дамфриза, производила явно неблагоприятное впечатление. — Да если бы он тут жил, ему бы во веки веков не сыскать хозяйку для молочной фермы, будь он хоть единственный герцог во всей Англии. Не для того оставила я свой дом и друзей, чтобы приехать сюда и смотреть, как коровы станут дохнуть с голоду на этих голых холмах, вроде вон того, что вы назвали пристанищем эльфов, мистер Арчибалд, хотя, на мой взгляд, он больше похож на свинарник; и не для того тащилась я сюда, чтоб взгромоздиться на верхушку скалы и сидеть там, словно белка в клетке, которую вывесили в чердачном окне.

Возрадовавшись про себя, что это недовольство возникло лишь теперь, когда прелестная ворчунья была у него всецело «под башмаком», как он это называл, Арчибалд холодно ответил:

— Я этих холмов не делал и не знаю, как их можно исправить, а что касается места жительства, то скоро мы будем в доме герцога, который расположен на очень приятном острове, называемом Рознит. Там мы подождем судна, которое привезет нас в Инверэри, где встретим тех, с кем Джини вернется в Эдинбург.

— Остров? — переспросила Джини, которая за всю свою жизнь ни разу не покидала terra firma.[97] — Значит, нам придется ехать в лодке? Они кажутся такими маленькими по сравнению с этими страшными волнами и…

— Мистер Арчибалд, — сказала миссис Даттон, — я на это не согласна; со мной не договаривались, чтобы я спускалась на воду, и я требую, чтобы вы приказали этим парням ехать в дом герцога кружным путем.

— Его светлости принадлежит весьма надежное судно неподалеку отсюда, — ответил Арчибалд, — и вам не стоит так опасаться.

— Но я все равно опасаюсь, — заявила дама, — и настаиваю, чтобы мы ехали по суше, пусть это будет крюк хоть в десять миль.

— Но, к сожалению, я ничего не могу поделать, мадам, так как Рознит — остров.

— Да пусть хоть десять островов! — вскипела возмущенная дама. — Все равно это не причина, по которой я соглашусь тонуть, добираясь туда по всем этим морям.

— Конечно, это не причина, из-за которой надо тонуть, мадам, — ответил невозмутимый камердинер герцога, — зато весьма убедительная причина, из-за которой вы не можете попасть туда по суше. — Выполняя повеления своего господина, он указал направление рукой, и кучер, свернув с главной дороги, погнал лошадей к небольшой рыбацкой деревушке, где их ожидала лодка, более красиво разукрашенная, чем те, которые они до сих пор видели; над ней развевался флаг с изображением головы кабана, увенчанной герцогской короной, а на веслах сидели три матроса и столько же горцев.

Карета остановилась, кучер стал распрягать лошадей, а мистер Арчибалд распоряжался переносом багажа из экипажа в лодку.