Том 1. Дьяволиада. Повести, рассказы, фельетоны, очерки 1919–1924 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мы, «Дрезина», держимся на весь этот счет иного мнения. Все это астрономическое количество нулей мы — применительно к реставрационным возможностям Кирилла — беремся свести в два счета:
— К двум нулям.
Это будет и по существу и, главное, благовонно.
Ол-Райт.
«Дрезина». 1923. № 13.
Тайны мадридского двора
В комнате, освещенной керосиновой лампой, сидел конторщик 2-й восстановительной организации Угрюмый и говорил своему гостю, конторщику Петухову:
— Хорошо вам, чертям! Живете в Киеве. Там у вас древности всякие, святыни, монастыри, театры и кабаре... а в этом паршивом Полоцке ничего нет, кроме грязи и свиней. Правда, что у вас эти самые... купола обновляются?
— Врут, — басом ответил Петухов, — ходил я смотреть на сенной базар. Купол как купол. Это бабы выдумали.
— Плохо! — вздохнул Угрюмый. — Рамы разваливаются, а бог и ухом не ведет... Вон Спасский монастырь... Совершенно рассыпался. Совзнаков нету на небе, вот главная беда.
Угрюмый вздохнул, поболтал ложечкой в мутном чае и продолжал:
— Кстати о совзнаках. Нету, нету, а то бывает — бац! — и свалятся они тебе на голову... У нас, например, изумительная история с этими знаками произошла. Сделали мы заявку на май на четыре миллиона двести одну тысячу с копейками из расчета на две тысячи семьсот рабочих, а центр возьми да и дай четыре миллиона семьсот тридцать тысяч на фактически бывшие 817 человек.
— Вре!!! — крикнул Петухов.
— Вот тебе и «вре»! — ответил Угрюмый. — Чтоб я с этого места не сошел!
— Так это, стало быть, остаток получается?
— А как же. Но тут, понимаешь ли, задача в том, чтобы денежки эти без остатка в расход запихнуть.
— Это как же? — изумился Петухов.
Угрюмый оглянулся, прислушался и таинственно зашептал:
— А на манер нашего начальника механических мастерских. У него, понимаешь ли, такой обычай — выпишет материалов на заказ в пять раз больше, чем нужно, и все в расход загонит! Ему уж говорили: смотрите, как бы вам по шапке не попало. Ну да, говорит, — по шапке... Руки коротки! У меня уважительная причина — кладовой нет. Способный парень!
— А не сядет? — восторженно спросил Петухов.
— Обязательно сядет. Вспомни мое слово. И сядет из-за мастерских. Не клеится у него с мастерскими, хоть ты плачь. Дрова вручную пилит, потому что приводная пила бездействует, а 30-сильный двигатель качает один вентилятор для четырех кузнечных горнов.
Петухов захохотал и подавился.
— Тише ты! — зашептал Угрюмый. — Это что?.. А вот потеха была недавно с заклепками (Угрюмый хихикнул), — зачем, говорит, нам закупать заклепки, когда у нас своя мастерская есть? Я, говорит, на всю Россию заклепок наворочаю! Ну и наворочал... 308 пудов. Красивые замечательно: кривые, с утолщением и пережженные. Сто двадцать восемь пудов пришлось в переработку пустить, а остальные и до сих пор на складе стоят.
— Ну дела! — ахнул Петухов.
— Это что! — оживился Угрюмый, — ты послушай, что у нас с отчетностью творится. У тебя волосы дыбом станут. Есть у нас в механической мастерской Эр-ка-ка, и есть инструментальщик Белявский, — сипел Угрюмый, — он же и член Эр-ка-ка. Так он, представь себе, все заказы себе забрал. Сам расценивает, сам же исполняет и сам деньги получает.
Инженер Гейнеман в целях упрощения всяких формальностей по счетно-финансовой части завел такой порядок. Смотрю я однажды и вижу: счет № 91 на стрелочные работы, исполненные сдельщиком Кузнецовым Михаилом с товарищами, на сумму 42475 р. Выдал артельщик такой-то, получил Кузнецов. И больше ничего!
— Постой, — перебил Петухов, — а может, у него товарищей никаких не было?
— Вот то-то и есть!
— Да и как же это?
— Наивный ты парень, — вздохнул Угрюмый, — у него ж, у Гейнемана этого, весь штат в конторе состоит из родственников. Заведующий Гейнеман, производитель работ — зять его Марков, техник — его родная сестра Эмма Маркова, конторщица — его дочь родная Гейнеман, табельщик — племянник Гейнеман, машинистка — Шульман, племянница родной жены!
— Внуков у Гейнемана нету? — спросил ошеломленный Петухов.
— Внуков нету, к сожалению.
Петухов глотнул чаю и спросил:
— Позволь, друг, а куда ж Эр-ка-и смотрит?
Угрюмый свистнул и зашептал:
— Чудак! Эр-ка-и! У нас Эр-ка-и — Якутович Тимофей. Славный парнишка, свой человек. Ему что ни дай — все подпишет.
— Добродушный? — спросил Петухов.
— Ни черта не добродушный, а болтают у нас (Угрюмый наклонился к растопыренному уху Петухова), будто получил он десять возов дров из материалов мостов Западной Двины, 4½ пуда муки и 43 аршина мануфактуры. Дай тебе мануфактуры, и ты будешь добродушный!
— Тайны Мадридского Двора! — восхищенно воскликнул Петухов.
— Да уж это тайны, — согласился Угрюмый, — только, понимаешь ли, вышли у нас с этими тайнами уже явные неприятности. Приезжают в один прекрасный день два каких-то фрукта. Невзрачные по виду, брючишки обтрепанные, и говорят: «Позвольте ваши книги». Ну дали мы. И началась тут потеха. По-нашему, если отчетность на год отстала — пустяки! А по-ихнему — преступление. По-нашему — кассовые книги заверять и шнуровать не надо, а по-ихнему — надо! По-нашему — нарезать болты вручную продуктивно, а по-ихнему — нужно механически! Клепку мостовой фермы на мосту, по-нашему, нужно вручную производить, а по-ихнему — это преступно! Так и не столковались. Уехали, а у нас с тех пор никакого спокойствия нет. Не наделали б чего-нибудь эти самые визитеры? Вот и ходим кислые.
— М-да, это неприятности... — согласился Петухов.
Оба замолчали. Зеленый абажур окрашивал лица в зеленый цвет, и оба конторщика походили на таинственных гномов. Лампа зловеще гудела.
Разговор подслушал Г. П. Ухов
«Гудок». 1 ноября 1923 года
Ноября 7-го дня. Как Москва праздновала
За день, за два до праздника окна во многих магазинах уже стали наливаться красным светом. Там развесили ряды
