Сыновья - Вилли Бредель

выдвижными ящиками, куда можно убирать постель. Там — книжная полка. В углу — маленький шкаф, совершенно гладкий, очень простой. Стол, два стула, пожалуй, еще кресло, тут, у окна. И все. На стене я повешу морской пейзаж Гогена. В книжном магазине Ауэра я видела чудесную репродукцию. А тут, над диваном, твой портрет. Да, да, зря ты усмехаешься! А затем… Пойдем, пойдем сюда! Вот здесь я устрою прелестную кухоньку. Есть и крошечная кладовая. Тут будет столик с электрической плиткой. Там — узкий, но высокий шкаф для кастрюль, посуды и прочего. Боже, как я рада! Наконец у меня есть мое царство, где я сама себе госпожа! И вполне хватит места на двоих!..

Как она была оживлена, разговорчива, счастлива!

III

Шли дни. Большие и малые события несли с собой тревоги и огорчения, изредка — радости. Каждое утро Карл Брентен торопился из дому, чтобы обойти знакомых рестораторов и трактирщиков и всучить свой товар. Каждый вечер Фрида мчалась к поезду, чтобы поспеть к Загебилю, где она работала смотрительницей при уборной. Вальтер, который стоял на таком видном месте в «черном списке» союза промышленников-металлургов, что нигде не мог получить работу по специальности, работал маляром на верфях. Семья Брентенов кое-как сводила концы с концами, жили до предела скромно, хотя и работали три человека, — курс марки ежечасно падал.

Однако общественные события были куда серьезней. Убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург обезглавило революционное руководство рабочего класса Германии. Разрозненные выступления рабочих беспощадно подавлялись кровавой рукой реакции. Так было в Баварии, Брауншвейге, в Средней Германии, в Фогтланде и особенно в Рурской области, где после капповского путча рабочие яростно отбивались от наступающей реакции. Уныние и безнадежность все больше овладевали трудовым народом. Тысячи трудящихся, которые вступили в профессиональные союзы, возлагая на них большие надежды, теперь повернулись к ним спиной. Рабочий класс Германии, на радость его заклятым врагам, был расколот на два больших лагеря, ожесточенно боровшихся друг с другом всеми средствами, какие только были в их распоряжении. Социал-демократические лидеры не извлекли уроков из своей роковой политики. Еще яростней боролись они за сохранение буржуазной мнимой демократии, спекулируя на государственных постах, предоставленных им буржуазными партиями. Многие лучшие борцы рабочего движения не захотели участвовать в этой роковой и постыдной распре; разочарованные, они отошли в сторону.

И во всей великой семье трудящихся, в которой германский рабочий класс был лишь одним из ее звеньев, после кажущегося кратковременного подъема, положение было не лучше. Рабочие Венгрии потерпели тяжелое поражение в кровавой гражданской войне и отданы были во власть бесновавшихся баронов и биржевиков, как некогда Георг Доза и его соратники. В Италии поднялась волна мощного рабочего движения, но иностранные капиталисты поддержали сторонников Ватикана и толстосумов и укрепили их ослабленную власть, чего без этой помощи они не добились бы. В Польше свирепствовал антирабочий террор; буржуазный мир стремился превратить Польское государство в барьер против социализма, победившего на Востоке.

Но наиболее угнетающим событием этих бурных месяцев был голод на Волге. Молодая Советская республика, отстаивавшая свое существование в жестокой схватке чуть ли не со всем капиталистическим миром, вынуждена была бороться еще и с немилостью природы. Небывалая засуха опустошила богатые земли Поволжья и привела к страшному неурожаю. Гражданская война сильно разрушила и без того недостаточную сеть железных и шоссейных дорог, что крайне затрудняло доставку продовольствия на Волгу из отдаленных восточных районов, тем более что в некоторых из них еще шли бои против контрреволюционных банд. Население на Волге голодало. Сотни тысяч людей бросали кров и дом и все свое добро и бежали от голодной смерти. Правительство молодой Советской республики обратилось к народам всех стран с призывом о помощи голодающим на Волге. Это был долг человечности. Но нашлось немало злых, ненавистнических языков, которые говорили: вот видите, что дало русскому народу его социалистическое правительство.

Вальтер был поражен тем откликом, который нашел призыв Советского правительства в немецком народе, и прежде всего среди его интеллигенции. Он включился в работу общества «Помощь Советской России». По воскресеньям вместе с Катариной и другими молодыми рабочими и работницами он ходил из дома в дом и собирал продовольствие и одежду. Рабочие, в большинстве своем сами терпевшие во всем нехватку, давали, что могли; даже социал-демократы, которые заявляли, что они критически относятся ко всему, что идет с Востока, и те что-нибудь да находили для людей, безвинно страдающих от голода. На удивление широко и душевно откликнулись средние слои населения. Тут долго объяснять не приходилось — все читали о катастрофе на Волге. Дарили костюмы, белье, обувь, а также деньги на покупку медикаментов. Эта солидарность, неожиданно захватившая столь широкие круги, была радостным событием.

И все же Кат сказала однажды Вальтеру:

— Не блестящие дела у нас, Вальтер, во всем мире не блестящие!

IV

Вальтера вызвали в комитет партии «по весьма срочному делу». Он пошел в тот же вечер.

Некоторое время ему пришлось ждать, а затем один товарищ повел его на Хопфенмаркт. Они остановились перед небольшим извозчичьим трактиром; спутник Вальтера незаметно огляделся по сторонам и велел ему войти в трактир; там, за последним с правого края столиком, сказал он, сидит товарищ, которому нужно поговорить с Вальтером.

— Кто он такой? — спросил Вальтер.

— Я его не знаю, но ты с ним знаком.

Что за таинственность? Почему этот товарищ не мог с ним встретиться в помещении партии?

Едва Вальтер вошел в трактир, как сразу же увидел в самом дальнем углу — кого же? — Эрнста Тимма! Он сидел за столиком и улыбался ему.

— Здорово, Вальтер! Молодец, что сразу же явился!

Вальтер порывисто пожал ему руку и тихо проговорил:

— Признаться, я крайне удивлен.

— Чем?

— Да тем, что вижу тебя здесь, — продолжал он еще тише. — Это же страшно рискованно!

— Тебя я не боюсь!

— Меня тебе, конечно, нечего бояться, но…

— Ладно! Ты что пьешь? Или ты все еще непьющий?

— Само собой!

К столу подошел хозяин.

— Есть у вас минеральная вода? Или лимонад?

— Нет, таких напитков не держим. Сельтерская вода еще, пожалуй, найдется.

— В таком случае дайте сельтерской.

Когда хозяин отошел, Тимм сказал:

— Надо держать себя как можно непринужденней. Не говори шепотом, достаточно — вполголоса.

— Ах, Эрнст, как тяжко, что все было напрасно! И оружие у нас было, и власть была!

— Нисколько не напрасно! — сказал Тимм и положил руку Вальтеру на плечо. — Кто хочет стать мастером, должен учиться! Мы учимся, Вальтер! И копим драгоценный опыт.

— Все ли извлекли для себя урок? — с горечью сказал Вальтер.

— Лучшие из нас все-таки извлекли. Уже