Месть старухи - Константин Юрьевич Волошин

с тобой наедине. Ты разве не заметил? — Мира загадочно улыбнулась.

Хуан смотрел на Миру и удивлялся, как быстро она превращается в обворожительную девушку, что может осчастливить любого мужчину. Чувство нежности и ещё чего-то необъяснимого, но не страсти, влекло его к ней, не позволяло отмахнуться и забыть.

Он терялся в догадках, но чувствовал, понимал, что находиться рядом было ему очень приятно и умиротворительно. Он стремился к её обществу, но не представлял её в своей постели. Это даже редко приходило ему в голову и нисколько не интересовало, не побуждало к этому и не распаляло вожделение.

Всё это сильно смущало Хуана, заставляло не торопить события. Он постоянно отговаривался разными причинами, но больше всего строительством дома.

Он уже рос, и обширный котлован кишел рабочими.

Неожиданно Пахо воспылал ревнивым стремлением всё знать по строительству, во всё вникать и всё контролировать. Хуану это понравилось.

— Смотри, как наш Пахо взялся за работу, — улыбался Хуан Мире, провожая негра на стройку. — Мне там просто нечего делать.

— Вот будет готов дом, и мы его оженим второй раз, — мечтательно говорила Мира и опять не упустила момента соблазнительно и многозначительно посмотреть на Хуана.

Ор обнял её, прижал и, заметив тянущиеся к нему губы, поцеловал. Его рука скользнула к груди Миры, но он отдёрнул её, словно боялся уколоть. Мира заметила это, ничего не сказала, но осуждающе глянула в смущённые глаза Хуана.

Им обоим было неудобно, только по разным причинам.

Хуан уже начал заниматься делами и вкладывал деньги в торговлю. Потом выторговал подряд у городского совета на постройку участка дороги вглубь острова. Это его захватило, и он окунулся в дело с головой.

Участок в одиннадцать миль он прокладывал в сторону Понсе вдоль речки. Он рассчитывал возобновить связь с долиной, где работал Лало. И эта дорога сильно приближала и облегчала осуществление его мыслей и намерений.

Хотелось получить подряд до нового посёлка Утадо, но не получилось. Тогда он решил разведать возможность ответвления дороги в сторону долины.

— Пахо, закончишь со строительством дома — и я тебя заберу смотреть дорогу на долину Коарами. Ты помнишь её?

— А как же! Как забыть? И что хотите этим строительством добиться?

— Посетим долину, разведаем местность и посмотрим, как это устроить. Думаю, что сюда в Аресибо будет ближе, чем к Понсе.

— Думаете Лало смог что-то там наладить? Сомнительно!

— Во всяком случае, надо посмотреть, прикинуть. Мы не должны просто так бросить мою долину на произвол судьбы. К тому же за четыре года аренда достаточно выросла, и она смогла бы хоть частично покрыть расходы на строительство если не дороги, то хорошей тропы для вьючных животных. Или для перегона скота, если таковой имеется у Лало.

— Это уже ближе к действительности, — улыбнулся Пахо.

— Значит, решено! Поедем скоро в долину.

Хуан вскочил, почувствовав, как кто-то, как показалось, Габриэла, нежно целует его, только нежно, не так, как та. Было темно, луна едва пробивала занавеску на окне.

— Кто здесь? Мира, ты? — Он ощутил характерный запах детства, так приятно щекочущий его нос. — Что ты тут делаешь?

— Хуанито, тише! Я никак не могу заснуть. Мы долго разговаривали с Томасой, а потом не вытерпела и прокралась к тебе. Ты злишься, милый Хуанито?

— Как ты можешь так? Ты испугала меня!

Мира тихо засмеялась. Вдруг резко посерьёзнела. Помолчала и сказала:

— Ты всё никак не решишься, Хуанито! Я на всё готова! Ведь я люблю тебя!

— Перестань, Мира! Ты меня пугаешь! Я не…

Он вынужден был замолчать. Мира придавила его своим горячим телом и закрыла его рот своими губами. Он только дёрнулся и затих. Её неопытный, по-детски наивный поцелуй вскружил голову. Хуан перестал сопротивляться порыву и бурно бросился целовать, ласкать её. Она же млела, вздыхала и что-то говорила, чего он не мог услышать, но знал, что это слова любви и нежности.

И всё же он заставил себя оторваться от юного тела и зовущих губ.

— Мира, золотко моё! Ещё не время! Прошу тебя! Мы ещё не обвенчаны. Я не хочу вводить тебя в грех. Подождём, милая моя рыбка!

Она тут же остыла. Хуан понимал, что оскорбил её, но поступить иначе не осмелился. Он ведь мужчина и не должен пользоваться мимолётным порывом девушки, почти девочки

— Дорогая моя! Любимая! Давай подождём. Умоляю! Только не сердись. Я слишком люблю тебя, чтобы поступать так примитивно и греховно. Пойми меня!

— Вот бы Тома узнала такое про тебя! Никогда не поверила бы! Обязательно расскажу!

— Ты всё ей рассказываешь? — ужаснулся Хуан.

— Конечно! Она ведь моя подруга. Другой нет настолько близкой. Правда, немного и я скрываю. Ты успокоился, мой Хуанито?

— Немного. Знаешь, тебе необходимо исповедаться. Сходи завтра же, Мира. Это должно тебе немного помочь успокоиться и понять меня.

— Тебя я и так понимаю, Хуанито. Но я пойду. Мне нечего бояться. Я не совершила ничего греховного. А ты? Ты — моя любовь, а это не грех. Ты согласен со мной?

— Только вообще. И всё же пойди в церковь, Мира.

— А скажи, Хуанито! Только не сердись, прошу тебя! Не будешь?

— Что ты хочешь? Ну ладно, обещаю не сердиться. Разве я могу сердиться на тебя, милое дитя? Спрашивай.

— Помнишь, мы встретили в столице ту женщину? Мою сестру, как ты сказал? Габриэлу. Ты любил её?

— Ну и хитрая же ты, чертовка! Но я обещал не сердиться. И отвечу. Я никогда не любил её и постоянно говорил это.

— Но у вас что-то было, Хуанито? Ну это… да что тебе говорить! Ты и сам знаешь, что я имею в виду. Только не обманывай, прошу тебя!

Хуан долго молчал, всматриваясь в тёмные очертания лица Миры.

— Да! Было! Много раз и мы оба были счастливы. — Хуан помолчал. — Потом клялись в ненависти друг к другу. Особенно я. Поверь мне.

— И всё равно опять… бывали вместе?

— Да, бывали! И опять были счастливы… и опять ненавидели.

— Ты часто думаешь про неё? И что это тогда у вас было?

— Мне один довольно мудрый человек говорил, что это голая страсть, лишённая всякого духовного начала. Влечение тел, плоти. Яростное всепоглощающее влечение плоти. И больше ничего. Мы будто бы влияем друг на друга, когда остаёмся вместе. Я её не вижу уже больше четырёх лет, и ничего больше к ней не испытываю. Словно она для меня и не существует. Разве что изредка и самую малость. Ты веришь мне, любовь моя Мира?

— Верю! Ты никогда мне не врёшь. Я это знаю.