Моби Дик, или Белый Кит - Герман Мелвилл

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Быть может, вы встречали в Лондоне на Тауэр-Хилле, как идти к докам, калеку-нищего (или «верпа», как говорят моряки), держащего в руке размалеванную дощечку с изображением трагической сцены, во время которой он потерял ногу. Там нарисованы три кита и три вельбота, один из которых (содержащий, как предполагается, ныне недостающую ногу во всей ее первоначальной целости) зажат в сокрушительных челюстях переднего кита. Сколько раз за последние десять лет протягивал он, говорят, эту картинку и показывал свой обрубок, но никто не желал ему верить. И только теперь наконец восторжествовала для него справедливость. Его три кита оказались ничуть не хуже любых других китов Уоппинга, а его обрубок не менее достоверен, чем любой пень на вырубках Запада. Но и стоя до конца дней своих на деревянной ноге, словно на переносной трибуне, несчастный китобой не произносит с нее подстрекательских речей, но горестно созерцает собственное увечье.

Повсюду на Тихом океане, а также в Нантакете, и в Нью-Бедфорде, и в Сэг-Харборе можно наткнуться на живые изображения китов и промысловых сцен, нацарапанные самими китобоями на кашалотовых зубах или на дамских корсетных планшетках, изготовляемых из китового уса, и на тому подобных диковинных поделках, которые китоловы весьма искусно вырезают из грубого природного материала в часы своего океанского досуга. У некоторых моряков имеются специальные коробочки с тонкими инструментами, наподобие зубоврачебных, особо предназначенными для резьбы по кости. Но большинство из них орудует одними только складными ножами; и при помощи этого почти всемогущего матросского орудия они изобразят вам все, что угодно, все, что только может измыслить простая морская душа.

Длительное изгнание из пределов христианского цивилизованного мира неизбежно приводит человека в то состояние, в какое ввергнул его некогда господь бог, а именно в состояние так называемого варварства. Настоящий китобой — это варвар, не хуже какого-нибудь ирокеза. Я и сам варвар, подчиняюсь одному только царю каннибалов, да и против того готов взбунтоваться всякую минуту.

От прочих людей варвара-домоседа отличает редкое прилежание в ремеслах. Древняя гавайская боевая дубинка или весло-острога, украшенные самой что ни на есть замысловатой и диковинной резьбой, представляют собой такое же великое достижение человеческого упорства, как и «Латинский лексикон». Ведь вся эта сказочная путаница деревянных кружев была создана при помощи какого-нибудь осколка раковины или акульего зуба; она стоила долгих, упорных лет долгого, упорного труда.

С белым варваром-мореплавателем дело обстоит точно так же, как и с варваром-гавайцем. С тем же самым удивительным долготерпением и тем же самым единственным акульим зубом-ножом вырежет он вам свою костяную скульптуру, быть может, не столь искусно, но столь же густо покрыв ее узорами, как и древний дикарь-грек, трудившийся над щитом Ахилла(218), и придаст ей тот же варварский и соблазнительный дух, какими полны гравюры славного немецкого дикаря Альбрехта Дюрера(219).

Киты деревянные, то есть киты, вырезанные в профиль из темных брусков благородной древесины, которая в Южных морях идет на изготовление оружия, нередко встречаются в кубриках американских китобойцев. Иные из них выполнены с большим искусством.

В старинных островерхих загородных домах можно видеть иногда бронзовых китов, подвешенных за хвост вместо дверного молотка. Тут все зависит от привратника: если он склонен к сонливости, то лучше всего воспользоваться «китом-наковальней». Однако эти молоточные киты редко представляют собой ценность с точки зрения их правдоподобия. На шпилях некоторых старомодных церквей можно увидеть жестяных китов, установленных там в качестве флюгеров, но они вознесены на такую высоту и к тому же, в сущности говоря, так очевидно несут на себе надпись «Руками не трогать», что рассмотреть их как следует невозможно и судить об их достоинствах затруднительно.

На костлявых, ребристых участках земли, там, где у подножия высоких гор причудливыми грудами разбросаны по равнинам обломки скал, нередко можно встретить застывшие формы, подобные окаменевшим левиафанам, наполовину погруженным в море травы, которая ветреным днем зыбится вокруг них кольцом зеленых бурунов.

В гористой местности, где путешественника неизменно окружают возвышенные амфитеатры, в изломанных очертаниях гор там и сям можно заметить мельком по дороге, если найти удачное место, вдруг возникший силуэт кита. Но только чтобы увидеть его, нужно быть китобоем до мозга костей; кроме того, если вы хотите вернуться и взглянуть на него еще раз, необходимо заблаговременно засечь точную широту и долготу того места, откуда вы его в первый раз заметили, потому что зрелища эти всецело являются игрой случая, и вторичное открытие вашего прежнего местонахождения потребует немалых трудов; подобно тому как Соломоновы острова по сей день для нас terra incognita(220), хотя там некогда прохаживался в своих крахмальных брыжах Менданья(221) и их описывал еще старик Фигероа(222).

Когда же сей возвышенный предмет заставит нас устремить взор ввысь, то и там, в небесах, среди звезд, вы увидите очертания великих китов и китобойных кораблей; так восточные народы, из года в год занятые мыслями о войне, видели в облаках целые сражающиеся армии. На севере я гонялся вокруг полюса за левиафаном, который кружился и кружился, уходя от меня в сверкании светящихся точек, впервые его для меня очертивших. А под лучезарными антарктическими небесами я на борту корабля Арго уносился в погоню за звездным Китом далеко за крайние пределы Гидры и Летучей Рыбы(223).

О, если бы мне, натянув удила-якорь и вонзив шпоры-гарпуны, оседлать этого кита и взвиться на нем над небесными вершинами, чтобы своими глазами посмотреть, правда ли, что бессчетные райские шатры разбиты там, куда не достигает мой смертный взор!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава LVIII

Планктон

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Взяв от островов Крозе курс на северо-восток, мы вскоре очутились среди обширных лугов «брита» — размельченной желтой планктонной массы, которая идет в пищу настоящим китам. Повсюду на многие-многие мили колыхалась она вокруг нас, будто мы плыли по безбрежному полю спелой золотистой пшеницы.

На второй день нам стали попадаться настоящие киты, не представлявшие, однако, соблазна для охотника за кашалотами — «Пекода»; разинув пасти, они лениво плавали в клубах планктона, который застревал на волокнистой бахроме их губ, напоминавшей какие-то удивительные жалюзи, в то время как вода беспрепятственно вытекала наружу.

Словно косцы на заре, которые плечом к плечу с тихим шуршанием прокладывают себе путь в высокой росистой траве, плыли эти чудовища, издавая странный травянистый, режущий звук и оставляя позади себя в желтых водах бесконечные голубые прокосы