Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

Не успела она сделать и нескольких шагов, как горожане бросились на вал и поднялся крик: «Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!» При виде такой демонстрации принцесса подошла к краю рва и обратилась к народу:

— Слушайте меня, добрые люди! Бегите в городскую думу и, если вы хотите видеть меня ближе, потребуйте отворить для меня ворота города! — При этих словах народ заволновался сильнее, однако продолжал кричать все то же самое: «Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!»

Принцесса продолжала свою прогулку, хотя окружающие советовали вернуться в гостиницу, и дошла до того места вала, против которого находились ворота, охраняемые караулом. Увидев ее, солдаты выстроились и взяли ружья на караул. Принцесса хотела воспользоваться этим отданием чести и крикнула офицеру, требуя открыть ворота, но тот показал знаками, что у него нет ключей.

— Тогда надо ворота выломать, — воскликнула принцесса. — Вы должны слушаться меня, я — дочь вашего господина!

Видя, что караульные остались на своих местах, принцесса, по своей природе вообще нетерпеливая, рассердилась и начала выкрикивать угрозы. Ее свита несколько удивилась этому странному безрассудству.

— Как это можно, ваше величество, — говорили приближенные в один голос, — грозить людям, чье доброе расположение вам так нужно?

— Ба! — отвечала де Монпансье. — Это только проба — я хочу знать, чем больше выиграю — угрозами или дружбой.

Графиня Фиеск и г-жа де Фронтенак с удивлением посмотрели друг на друга, потом графиня подошла к принцессе.

— Чтобы действовать так, ваше высочество, — сказала она, — нужно быть очень уверенной, и надо думать, эта ваша уверенность на чем-то основана, чего вашему высочеству не угодно было нам до сих пор сообщить?

— Да, да, — отвечала принцесса, — я уверена и вот почему. Перед отъездом из Парижа я пригласила в свой кабинет маркиза Вилена, одного из лучших астрологов, и он мне сказал: «Все, что вы предпримете в среду 27 марта с часу пополудни до пятницы, вам удастся, и вы совершите необыкновенное!» Это предсказание в письменном виде у меня в кармане, и я верю в науку маркиза! Необыкновенное, которого я ожидаю, будет сегодня, и я или выломаю ворота, или меня увидят на стенах города!

Дамы засмеялись, таким забавным показался им монолог принцессы. Однако м-ль де Монпансье продолжала свою прогулку и оказалась, наконец, на берегу, где лодочники, которых в Орлеане всегда было достаточно, в один голос начали предлагать свои услуги. Принцесса обратилась к ним с приветливой речью и попросила перевезти ее к воротам Фо, выходящим прямо к воде.

— С удовольствием, — отвечал самый бойкий, — но зачем так далеко? Если вашему высочеству будет угодно приказать, мы выломаем ближайшие ворота!

В ответ принцесса стала горстями бросать лодочникам деньги и торопить их с исполнением этой идеи, а потом сама, дабы воодушевить партизан, побив ноги о камни и исколов руки о терновник, поднялась на небольшой курган, откуда они могли ее видеть. Свита тревожилась о безопасности принцессы и настойчиво рекомендовала сойти вниз, но она заставила всех замолчать.

Поначалу де Монпансье не хотела посылать на помощь лодочникам своих людей к воротам Брюлё, над которыми отважные уже ревностно трудились. Из свиты только один кавалерист родом из Орлеана попросил позволения участвовать в атаке ворот и, принцесса согласилась, поскольку кавалерист говорил, что его узнают, и это будет полезно. Вскоре принесли донесение, что работа идет успешно, и храбрая девушка, послав на помощь одного из своих унтер-офицеров и конюха, сама направилась вслед за ними.

Набережная прерывалась между тем мостом, где находилась принцесса, и воротами, река подходила к стенам, поэтому были подведены две небольшие барки, которые послужили для принцессы мостом. На берег она поднялась по лесенке, одна из ступеней которой оказалась сломанной, но ничто не могло остановить отважную девицу. Добравшись до ворот, принцесса отослала свою свиту, чтобы продемонстрировать властям Орлеана, как она входит в город с совершенным доверием и без телохранителей.

Когда принцесса подошла к воротам, лодочники еще более рьяно взялись за дело, причем горожане помогали изнутри. Привратная стража с оружием в руках оставалась в качестве зрителя, не помогая, но и не мешая выламывать ворота.

Наконец, две толстенные доски посередине ворот вывалились, и камердинер, взяв принцессу на руки, просунул ее в отверстие. Как только она показалась с другой стороны раздался барабанный бой, а караульный офицер помог принцессе влезть в город.

— Капитан, — сказала она, встав на ноги и протянув ему руку, — сегодняшний день для вас не потерян, вы будете награждены за то, что помогли мне войти!

Едва принцесса пошла дальше, как вновь раздались восклицания: «Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!», а два человека вынесли из ближайшего дома стул, посадили на него завоевательницу и понесли при общем крике к Городской думе, где все еще решался вопрос — отворить или не отворить принцессе городские ворота. Все бросились к ней навстречу, и так как отважные поступки производят большое впечатление на простой народ, то все восторгались мужеством принцессы и в знак глубочайшего уважения целовали края ее платья.

Через некоторое время, соскучась этим триумфом, принцесса объявила, что будучи здорова ногами желает слезть со стула и идти пешком. При этой просьбе кортеж остановился и дамы свиты принцессы, воспользовавшись случаем, окружили ее. Подоспела рота орлеанских солдат, которые составили авангард конвоя принцессы и с барабанным боем и всевозможными почестями повели ее во дворец, в котором обыкновенно останавливался герцог Орлеанский. На полдороги шествие встретил губернатор, находившийся в затруднительном положении, поскольку посланные им конфеты остались лишь самым слабым выражением его преданности. Позади губернатора шли представители власти, смущенные не менее, и когда они начали говорить нечто несвязное, принцесса остановила их повелительным жестом.

— Господа! — произнесла она. — Вы, я думаю, очень удивлены таким моим въездом в этот город, но я от природы нетерпеливая и мне стало скучно дожидаться у Баньерских ворот. Пройдя вдоль городской стены, я увидела ворота Брюле отворенными и вошла в город. Вы должны радоваться этой моей твердости, ибо она избавляет вас от упреков короля за происшедшее, что касается будущего, то всю ответственность я беру на себя. Я не сказала бы этого в другом городе, но я — в Орлеане, я у себя, я в городе герцога Орлеанского, моего отца!

— Милостивейшая государыня! — ответил мэр. — Мы очень просим ваше высочество извинить нас за ожидание, но мы шли к вам навстречу и собирались открыть ворота!

— Не сомневаюсь в этом, — ответила принцесса де Монпансье, — и, чтобы доказать вам мою уверенность в радости видеть меня в городе, я, как видите, не дала вам пройти и половину пути!

Во дворце принцесса выслушала приветственные речи представителей всех сословий и с этого момента стала распоряжаться в городе — все отдаваемые ею распоряжения приводились в исполнение немедленно.

На другой день в 7 утра принцессу разбудили предложением, что неплохо бы ей прогуляться по улицам Орлеана с тем, чтобы склонить на свою сторону те редкие умы, которые не присоединились к ее партии в первый день.

Король не отказывался от своего намерения въехать в Орлеан, и министр юстиции сделал еще одну попытку пробраться в город с королевским советом. Поэтому принцесса оценила всю важность сделанного ей предложения, и, послав просить к себе мэра и губернатора, вышла из дворца с намерением «погулять» вместе в ними по городу. По всем улицам были натянуты цепи, как это делается в городах, осаждаемых неприятелем, и когда ей предложили их убрать, она отказалась, сказав, что пойдет пешком. Принцесса прошла по главным улицам Орлеана, остановившись только перед Думой, чтобы сказать речь властям города, перед зданием тюрьмы, чтобы выпустить на волю арестантов, и в епископском дворце, чтобы пообедать. И лишь вечером принцесса возвратилась к себе.

Вскоре принцесса получила письмо от герцога де Бофора, который уведомлял, что не смог прибыть вопреки обещанию, так как был очень занят. Бофор, в надежде захватить особу короля, попытался перейти Луару у моста Жерго, но маршал Тюренн блистательным образом заставил его отступить и так храбро защищался, что герцог потерял множество храбрецов, в том числе и барона Сиро де Вито, прославившегося при Рокруа и замечательного тем, что стрелялся на пистолетах с тремя королями — Богемским, Польским, Шведским и последнему даже прострелил шляпу.

Эти известия очень опечалили принцессу. Она написала герцогам Бофору и Немурскому, приглашая для немедленного свидания, и во избежание возможных недоразумений назначила это свидание в гостинице предместья Сен-Венсен. Герцоги не замедлили явиться; приказав всем офицерам, приехавшим в качестве адъютантов, выйти, принцесса осталась с ними наедине, чтобы посоветоваться, с какой стороны повести армию. Герцог Немурский предложил переправить войско у Блуа, герцог де Бофор хотел идти прямо на Монтаржи. Действительно, послав корпус к Монторо, можно было завладеть реками Луара и Иона и перерезать дорогу на Фонтенбло. Оба твердо держались своего мнения и попросили принцессу высказать свое. Она взяла сторону де Бофора, что привело вспыльчивого герцога Немурского в сильный гнев, и, забыв всякое почтение к принцессе, он начал браниться и уверять, будто предложение Бофора имеет целью оставить принца Конде, а он, герцог Немурский, всегда останется верным своему слову и скорее отстанет от партии герцога Орлеанского, нежели пойдет на Монтаржи, как вздумалось герцогу де Бофору. Принцесса старалась доказать, что интересы принца Конде ей дороги, как ее собственные, но герцог Немурский продолжал сердиться и в ответ на все резоны твердил: