Позади Москва - Сергей Анисимов

Чего предатель не знал, так это того, что мина вовсе не была израильской «тандемной специального назначения». Мина была, мягко говоря, «доработана» в тех местах, куда израильтян пускают только в виде гостей, с сопровождением. И только в периоды времени, когда «международные отношения» между двумя конкретными странами – гостями и хозяевами этой экскурсии – становятся особенно теплыми. Мина сработала не через минуту, а через четыре секунды ровно, пробив направленным взрывом стальную внутреннюю дверь в нескольких местах. Часть готовых осколков была отражена броневым листом, но это уже не имело значения. Вторая часть боеприпаса была химической. Вскрытая поворотом ключа герметичная капсула, отделенная от заряда взрывчатого вещества выпуклой броневой перегородкой, содержала несколько миллилитров GV1, одного из новых типов наиболее токсичной группы отравляющих веществ нервно-паралитического действия. Разбрызганное диспенсером на мельчайшие капли, оно распространилось на многие десятки метров во все стороны благодаря вызванным тем же взрывом возмущениям воздуха. GV1 превосходно впитывался даже через неповрежденную кожу, вдыхался с воздухом, а его летальная доза составляла для человека лишь около 5 миллиграмм. Из кабинета совещаний не было другого выхода, а у находящихся и внутри, и снаружи не имелось средств защиты и антидотов.

Полковник умер уже в коридоре, в десяти метрах от наружной двери, ведущей в комнату ожидания. Тот из бойцов караула, который остался рядом с его дергающимся в агонии, залитым пеной изо рта и носа телом, выжил, но он был единственным везунчиком. Остальные, держа оружие на изготовку и прикрывая друг друга, ворвались в заполненную невидимыми каплями комнату, в которой лежал убитый дежурный. Из-за закрытой двери, пробитой несколькими осколками, еще кричали люди. Дверь открывалась наружу, и открыть ее удалось без труда: пожара в тамбуре не произошло. Несколько офицеров и генералов были уже мертвы, а остальные умирали. Задыхаясь, дергаясь в спазмах рвоты, еще пытаясь дышать. Книжные описания врут: смерть при тяжелых отравлениях нервно-паралитическими отравляющими веществами вовсе не является мгновенной. И это самое страшное из всего.

Расследование было коротким, и произошедшее никогда не стало известным миру. Несостоявшееся применение чеченскими террористами химических боеприпасов против охраны Сосновоборской/Ленинградской АЭС в январе этого года было интерпретировано глобальными СМИ однозначно: в нем были виноваты сами русские. Которые позволили террористам украсть у себя химическое оружие либо даже вообще продали им его. Теперь, на фоне уже непрерывного, непреодолимого вала обвинений в сторону России и ее вооруженных сил, может ли быть иначе? Может ли в применении на русской территории запрещенного Конвенцией 1993 года химического оружия быть виноват кто-то иной, кроме русских? Не является ли это их собственной провокацией? Очевидно, что НАТО проводит миротворческую операцию чрезвычайно успешно – достаточно посмотреть на любую интерактивную карту. Скандал с пусть даже «точечным» использованием химического оружия не может быть выгоден никому, кроме России. Quid prodest[22]. Виновный ясен. Глупо ожидать чего-то другого.

Центральный фронт еще дрался. Иногда с надрывом, иногда хладнокровно и зло, а иногда даже с азартом – да, такое тоже было. И не только Центральный. И не только фронт, но и разрозненные, сдавленные со всех сторон осколки соединений и частей. Группы и даже одиночки. И такое было тоже. Мужчины, готовившиеся к войне всю взрослую жизнь – а некоторые и дольше, если считать многочисленную плеяду суворовцев, – теперь делали свое дело. Иногда лучше, иногда хуже того, что от них ожидала страна. Иногда никак – из-за того, что вдруг вспоминали, что человеческая жизнь очень ценна, а своя – так вообще… И из-за того что не умели иначе, потратив годы времени на ерунду, вместо того, чтобы учиться воевать. Страна тоже потратила годы и даже десятилетия на ерунду: вот это дошло теперь если не до всех, то до очень многих. Почти до всех. Вдруг выяснилось, что отчаянно не хватает современного и даже не самого современного, но рабочего оборудования самой широкой номенклатуры. Бронетехники. Боеспособных самолетов и вертолетов. Пилотов, имеющих ежегодный налет в сотни часов, из них десятки – «на применение». Качественных перевязочных материалов. Зенитных средств всей их линейки – от разрекламированных «Триумфов» до банальных «Беркутов», «Двин», «Печор», «Панцирей», «Шилок», «Тунгусок», «Енисеев». До вообще нигде не рекламируемых, скучных средств управления: «Барнаулов-Т», «Байкалов», «Полян». Что страна производила вместо этого? Да уже практически ничего…

– Все просто, – хрипло произнес шестидесятилетний мужик, оторвавшийся от прицела ПКМ. – Все просто, слышишь меня? Простая математика. Вот ладно я, я служил всю жизнь. Но я из рабочей семьи, причем аж из Питера! У меня еще дед на заводе имени Сталина работал! И его братья, и мой отец. Завод в «Ленинградский металлический» переименовали – и вся моя семья там пахала, кто войну пережил. Даже мамка там работала, пусть и в бухгалтерии. На заводе! Старшие братья, старшая сестра. Я в военное училище пошел… на меня посмотрели, знаешь… Ну, с сомнением. Не ругали, а так: удивлялись и посмеивались чуть-чуть. Не обидно. А сейчас что? Деда, и отца, и дядек давно в живых нет. Второй брат на пенсии, сестра тоже. А их дети да племянники… Бляха-муха, ну хоть бы один рабочий! Хрен! Или «менеджер», или «экономист», или «специалист по договорам», или вообще продавец. Причем ладно бы где, а то… Но это норма сейчас. Раньше в том же Питере в каждом районе – гудки по утрам. «Светлана», «ЛМЗ», «Арсенал», «Вибратор», «Красный треугольник»… «Кировский», ясное дело! Станция метро в честь него названа! Бля, сейчас на этих местах – почти сплошь какая-то херь! Бизнес-центр один, бизнес-центр другой! Салон сотовой связи, салон импортной сантехники! Салон элитного итальянского кафеля! Даже секонд-хенд у них элитный, бляха-муха!

Старый человек оторвался от прицела снова, оглядел местность двумя глазами и опять приложил щеку к прикладу.

– Вот и вся разница. Раньше большинство народа было или с серпом, или с молотом. Или хлеб растило, или рыбу ловило, или железо клепало. Сейчас вместо этого – сплошная «элитная импортная сантехника» на каждом углу. И не только в моем Питере родном, не только в нашем с тобой насквозь западном Кениге. А везде, по всей стране. Срать можно с комфортом теперь, это да… А жратва на четверть импортная, лекарства – на три четверти. Машины… Боевые корабли стали импортные покупать, вообще охренели! Как при царе прямо.

Он снова замолчал. Прицел ему нравился: это был современный оптический подсветный ПО 3,5 × 21П с хорошей резкостью по всему полю. Много лучше, чем хрень, которой он пользовался раньше. Пулемет привычный, а прицел лучше. И что важно, комплектовался он «долгоиграющей» литиевой батарейкой типа 123А, каких было полно в каждом задрипанном киоске. Это была хорошая новость. Она противоречила его брюзжанию, но брюзжать он привык уже давно. Когда перестал орать.

– У меня на десантных кораблях часов больше, чем у любого шоферюги за рулем… Мы и в Средиземку хаживали, и в Атлантику, даже в южную. К неграм в гости, гы-гы!

– Слушайте, товарищ майор…

Капитан-лейтенант был сильно терпеливым человеком, но полтора часа в таком стиле – это было многовато, даже для него.

– Вы очень много говорите для профессионала. У меня такое подозрение, что вы секретный подводный альпинист или что-то такое. Ну, задолбали уже.

– Ты, молодой, не хами дяде. Дядя обезьян учился по жопе пинать, еще когда тебя в проекте не было. И здесь вон парочку уже отпинал: одну черную да одну белую.

– Тьфу ты…

Разговаривать со старым козлом по-человечески и даже по-командирски было бесполезно: ты ему слово, а он тебе десять. Майорское звание, пусть и условное, не подтвержденное никакими документами, давало отставнику как бы моральное право не соблюдать субординацию по отношению к кадровому капитан-лейтенанту. Одежда на нем была гражданской полностью, с головы до ног. Но ПКМ у него в руках был самый настоящий, что да, то да. С боеприпасами и почему-то с оптическим прицелом. Пользованный недавно. Откуда отставник его взял, он пока не объяснил, хотя по остальным поводам трепался не переставая. Впрочем, он сразу и намертво переставал хамить, когда появлялись курсанты. Трепаться и поучать не прекращал, а хамить прекращал, – и это капитан-лейтенант ставил ему в плюс. Судя по всему, старик действительно был офицером.

– Да даже не в этом дело. Не только в этом, не только в производстве. И кое-что старое еще осталось, не все еще пропили. И новое кое-что вон уже есть. Мне нравится. Можем, когда хотим. Но мозги другие, вот в чем проблема.

– В смысле?