Алчность и слава Уолл-Стрит - Стюарт Джеймс

Рейч был ошеломлен. Ведь Ливайн поклялся, что его имя никогда не будет названо. Он же обещал. Как мог Ливайн предать его? Рейч впервые почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Явно утратив присутствие духа, он начал всхлипывать. Юристы из Wachtell снова настоятельно порекомендовали ему нанять адвоката.

Когда он отказался, они заказали сэндвичи. Рейч к ним и не притронулся. Теперь опрашивающие пошли по другому пути. Партнеры Рейча напомнили ему о том, что в течение прошедшей недели они стояли за него горой. Если Рейч лжет, это угрожает их репутации. Неужели теперь он предаст их, даже своего наставника, самого Липтона? Рейч опять расплакался. Кое-как взяв себя в руки, он принялся бессвязно говорить то о своей непростой юности, то о том, что ему всегда не хватало друзей, которых он теперь нашел в партнерах фирмы. Наконец, собравшись с духом, он попросил пять минут, чтобы все обдумать. Он решил выписать в свой блокнот все доводы за и против того, чтобы сказать правду. Ни одного довода против он не нашел. Внезапно ему стала невыносима мысль о дальнейшей лжи своим партнерам.

Около 2.30 пополудни, после более чем трех часов расспросов и обсуждений, Рейч наконец разговорился. Когда он закончил, партнеры спросили его, зачем он это делал. Он сослался на дружбу, одиночество, деньги, но его голос звучал неуверенно. Однозначного ответа у него попросту не было.

В итоге Рейч нанял Роберта Морвилло, адвоката по уголовным делам, в свое время защищавшего Карло Флорентинца – партнера в Wachtell, Lipton, который несколькими годами ранее был уличен в инсайдерской торговле и в результате отказался от партнерства в фирме, к которой успел сильно привязаться. Если у Уилкиса было мало способов добиться снисхождения со стороны обвинения, то у Рейча их и вовсе не оказалось. Он мог изобличить только самого себя. Он попытался было оправдать свои действия спецификой, как он выразился, «сферы заключения сделок», но обвинение ответило: «Ну и что?» Никого, казалось, не впечатлил тот факт, что Рейч не получил от махинаций ни цента и в 1984 году вышел из игры.

Рейч был единственным из участников сговора, который давал показания перед большим жюри и был, согласно решению последнего, предан суду по обвинительному акту из двух пунктов. Через неделю после предъявления обвинения, 9 октября, он признал себя виновным и согласился выплатить 485 000 долларов в удовлетворение требований КЦББ. Ему оставили квартиру в кирпичном доме в Уэст-Сайде, «олдсмобиль» и 10 000 долларов. Его, как и Уилкиса, приговорили к году и одному дню тюремного заключения и пяти годам условно. Он и Уилкис вместе поступили в Данберийскую федеральную тюрьму.

20 февраля 1987 года сотни репортеров, телевизионщиков и зевак заполонили улицу в Уайт-Плейнс, пригороде Нью-Йорка, где находится здание федерального суда, к которому был временно приписан Герард Гёттель, судья, уполномоченный вынести приговор Ливайну. Конная полиция, сдерживая толпу, расчистила дорогу темно-синему автомобилю, в котором Ливайн, его адвокаты и члены семьи приехали на вынесение приговора. Здание суда было слишком мало, чтобы вместить всех желающих, и многим репортерам пришлось стоять снаружи на морозе.

Лаймен призвал к милосердию. «Он изгой, – сказал Лаймен о Ливайне, – прокаженный, подобных которому я не знаю. Имя Денниса Ливайна всегда будут вспоминать, ваша честь, как синоним этого преступления». Сам Ливайн, одетый в серый, консервативного покроя костюм в тонкую полоску, безжизненным голосом прочел заявление: «Я никогда больше не нарушу закон… Это послужит мне хорошим уроком… Я искренне раскаиваюсь в содеянном и осознаю всю глубину моего позора». Не обошлось и без слов благодарности в адрес семьи. «Их любовь и поддержка помогли мне выстоять в этот очень непростой период моей жизни», – сказал он.

Вместе с тем судебный исполнитель, ответственный за оценку активов Ливайна, подозревал неладное. Шелдон Голдфарб, проведя сравнительное исследование источников доходов Ливайна за последние шесть лет и активов, накопленных им за тот же период, не мог понять, куда делись несколько сот тысяч долларов. Ливайн сказал ему, что проиграл эти деньги в азартные игры на Багамах. Голдфарб, однако, в этом сомневался. Брат Ливайна Роберт, который предположительно сопровождал его во многих поездках, сказал, что не помнит, чтобы Ливайн проигрывал какие-либо деньги, но отрицать этого не стал. Сам Ливайн отказался отвечать на вопросы о проигранных деньгах под присягой. В своем заключительном докладе суду Голдфарб выразил подозрение, что Ливайну удалось скрыть значительную сумму.

Но обвинители теперь расставляли сети более крупной рыбе, чем Ливайн, и судья Гёттель был больше впечатлен содействием со стороны последнего, нежели опасениями Голдфарба. «Он признал себя виновным, сотрудничал и… его сотрудничество было поистине выдающимся, – сказал судья при вынесении приговора. – С помощью предоставленной им информации было разоблачено целое „змеиное гнездо“[84] на Уолл-стрит». Судья приговорил Ливайна к двум годам тюрьмы и наложил на него штраф в размере 362 000 долларов сверх тех 11,6 млн., которые тот выплачивал КЦББ.

«Игра» была окончена.

В конце июля 1986 года, спустя немногим более двух месяцев после ареста Ливайна, Боски прилетел в Лос-Анджелес для встречи с Милкеном. Мужчины расположились у бассейна Милкена. Арест Ливайна шокировал обоих; он предполагал такой уровень надзора за операциями с ценными бумагами, в существование которого ни тот ни другой прежде не верили. Милкен сказал, что, учитывая теперешнее внимание к рынкам со стороны масс-медиа и властных структур, им лучше бы уменьшить размах совместных операций. Боски с готовностью согласился.

В разговоре они также коснулись выплаты 5,3 млн. долларов, наспех замаскированной под вознаграждение за консультации, – единственной, как они полагали, «ахиллесовой пяты» их махинаций. Они сошлись на том, что им придется каким-то образом придать их дутому объяснению надлежащую достоверность. Drexel могла подготовить дополнительную документацию, отражающую якобы проведенные исследования по Santa Barbara, Scott&Fetzer и другим компаниям, сделки с которыми так и не состоялись. Что же до отчетных ведомостей, которые вели для согласования позиций Тернер и Мурадян, то их было решено уничтожить.

Вернувшись в Нью-Йорк в первую неделю августа, Боски позвонил Мурадяну в офис в нижней части Манхэттена.

«Это Айвен, – начал он нехарактерным для себя тихим голосом. – Давай встретимся в центре. Надо поговорить».

Мурадян не понимал, зачем все это нужно. Он по два-три раза в день говорил с Боски по телефону, и необходимость встречаться с глазу на глаз возникала редко. Боски велел ему приехать в «Пейстреми энд фингз» на Пятьдесят второй Западной улице. Именно это заведение в свое время использовали для тайных встреч Боски и Сигел.

Несмотря на то, что посетителей в кафе почти не было, Боски спустился с Мурадяном на нижний этаж и выбрал отдаленную кабинку. Понизив голос до еле слышного шепота, он сказал Мурадяну, что об их разговоре не должна знать ни одна живая душа. Мурадян в знак согласия кивнул головой.

«У тебя есть документы по Drexel?» – прошептал Боски. Мурадян счел шепот нелепым: в зале, кроме них, никого не было.

«Да», – сказал он обычным голосом.

«Дома или в офисе?» – спросил Боски, по-прежнему шепча.

«В офисе», – ответил Мурадян.

Боски наклонился над столом, его лицо едва не соприкасалось с лицом Мурадяна. «Уничтожь их», – произнес он.

К середине августа ежегодный отпускной «исход» с Уолл-стрит почти завершился: инвестиционные банкиры в массовом порядке разъехались кто в Хэмптонс, кто в сельские районы Коннектикута, а кто и в Европу. В городе остался лишь ключевой торговый и обслуживающий персонал. И Линч, и Карберри сочли, что настало время, когда и они могут немного отдохнуть, не думая о делах. Они полагали, что в августе ничего важного не произойдет. Карберри и его жена отправились в давно запланированную поездку в округ Инглиш-Лейк, где собирались останавливаться в самых недорогих мотелях с завтраком и ночлегом. Линч с семьей поехал во Френдшип, что в штате Мэн, – маленький городок на берегу залива Пенобскот, где во время нескольких предыдущих летних отпусков они арендовали небольшой коттедж.