Институт экстремальных проблем - Саша Камских

— Я понял, что это ты, — хрипло прошептал он и даже попробовал улыбнуться. — Ты самый сильный, везде первый…

Илья растерянно глянул на парня, решив, что тот бредит. Наиля протянула руку с куском какой-то ткани, смоченной водой, и осторожно обтерла лоб и щеку охранника от засохшей крови.

— Я узнал тебя, — Егор говорил с трудом, глаза его не отрывались от лица Ильи. Наилю он будто не замечал, только морщился, когда она прикасалась к нему. — У меня дома два постера «Огненного кольца» на стене висят.

Илья понял, что встретился со своим «поклонником». Редко, но бывало, что кто-то узнавал в нем одного из второстепенных героев довольно глупого фантастического боевика, где он сыграл немецкого танкиста, каким-то образом перенесшегося вместе со своей машиной и экипажем в средневековье, а затем вернувшегося в свое время. Там было несколько эффектных кадров – Илья в рыцарских латах, Илья в немецкой форме на броне танка, Илья с обнаженным торсом на фоне каких-то развалин. Те постеры, о которых говорил Егор, Илья в качестве «подарка» отправил отцу заказной бандеролью. Потом ему стало стыдно за свою глупую выходку, когда от младшей сестры – единственной, с кем из семьи Илья время от времени общался, — он узнал, что у отца от этого случился сердечный приступ. Извиняться Илья не стал, потому что мириться с родными не хотел, ему претила их религиозность, внезапно вспыхнувшая лет десять назад.

Егор восторженно глядел на спасателя.

— Я смотрел «Кольцо» первый раз еще в армии и после раз десять, моим друзьям оно тоже нравится. Как ты рубился мечом, когда кончились патроны! Как раскидал тех цыган! Только такие парни, как ты, могут спасти страну от нечисти, которая лезет к нам со всех сторон. Нам нужно объединиться в священный союз! Я знаю многих ребят, которые мечтают о восстановлении Российской империи; если мы выберемся отсюда, я познакомлю тебя с ними. Нам нужна чистая кровь, такая осталась только у русских, немцев и скандинавов, да и то не у всех. У остальных народов она испоганена жидами и черномазыми, которые недостойны быть даже рабами у высшей расы.

Егор покосился на девушку и отвернулся от нее. Та испуганно отдернула руку.

— Здорово тебе мозги ушибло, — покачал головой Илья, — и, похоже, не сейчас это случилось, а давным-давно. Еле живой, а рассуждаешь о превосходстве одного народа над другим.

— Я умру? — слабо улыбнулся охранник. — Пусть… Не страшно… Ты выживешь и найдешь тех ребят, о которых я говорил. За тобой пойдут тысячи, ты будешь командовать армией настоящих мужчин. Прогони эту чурку, я не хочу, чтобы она слышала то, что я скажу.

Илья еле сдержался, чтобы не ударить его.

— Если бы ты не валялся тут, придавленный плитой, я бы заставил тебя на коленях просить у нее прощения! Наиля, не смей больше к нему прикасаться, от него смердит, как от помойки! Он заразен, как дохлая блохастая крыса! — не на шутку разозлился спасатель.

— Я бы послушал, что ты скажешь, когда твоя сестра родит от таджика.

— Да хоть от эфиопа, был бы человек нормальный.

— А-а, ты интернационалист, — почти по слогам выговорил парень, кривя рот в нехорошей усмешке, — для тебя все люди братья.

— Хорошие – да, — просто сказал Илья. — И еще хочу сказать тебе, чтобы не было никаких недоразумений, что я еврей.

— Что?! — хриплый вскрик оборвался стоном боли, когда Егор приподнял голову, недоверчиво глядя на Илью.

— Да, я из тех самых жидов, чья кровь испортила кое-кому породу.

— Не может быть…

— Штаны снять, чтобы ты поверил?

Охранник с ужасом посмотрел на Илью, потом обмяк, закрыл глаза и еле слышно прошептал:

— Зачем ты мне это сказал? Я бы умер счастливым…

— Помирать он собрался! — прикрикнул на него спасатель. — Вытащим тебя отсюда живехонького, но только посмей еще что-нибудь вякнуть! Про меня можешь говорить что угодно, но если услышу что-нибудь в адрес Наили, то зашибу!

Егор молчал, лежа с закрытыми глазами, а девушка успокаивающе положила руку на плечо спасателя и показала ему кусок гофрокартона. Илья понял ее без слов, чуть приподнял охранника за плечи, а Наиля подсунула под него сложенную в несколько слоев упаковку. Потом она накрыла его куском ткани, найденной на складе, дала напиться.

— Зачем ты это делаешь? — Егор вздрогнул, когда она случайно задела его щеку. — Ты ведь должна ненавидеть меня.

Наиля пожала плечами.

— Ты меня не обижал, — улыбнулась она, — скорее, наоборот. А что обзывал по-всякому, так те слова ветер давно унес, и песок засыпал. Не нужно вспоминать об этом.

— Я поставлю тебе обезболивающий укол, — Илья, поражаясь доброте девушки, перестал злиться на охранника, — от него заснешь на несколько часов, потом повторю. Нас откопают через пару дней, не раньше. Сон сейчас для всех – самое лучшее.

Егор, закутанный, как младенец, в несколько слоев ткани, заснул. Илья проверил его пульс.

— Все в порядке, с учетом его положения, конечно.

— Ты врач? — Наиля пристально посмотрела на него.

— Нет, я спасатель, но кое-чему нас учат, — объяснил Илья. — Теперь давай сами устроимся получше, и я схожу на склад, принесу, что там еще осталось. Не волнуйся, я быстро.

— Он не такой уж плохой, — сказала про охранника Наиля чуть позже, когда они с Ильей расположились около лестницы. Там было больше свободного пространства, а над головой не болтались обрывки кабелей и не нависали покореженные балки. Около Егора Наиля с Ильей еле могли вдвоем развернуться, и они решили навещать его по очереди. Девушка при помощи спасателя соорудила своеобразное логово из пленки, картона и чехлов от оборудования. Фонарь, батарея в котором почти разрядилась, светил еле-еле, Илья выключил его, и они остались в кромешной тьме.

— Егор прогнал двоих охранников, когда они заперли меня в диспетчерской и пытались раздеть, но сам не тронул меня даже пальцем, только разглядывал, пока я одевалась. Потом всем говорил, что я его трофей, и ко мне больше никто не лез, но с тех пор я стала носить с собой нож. Если бы кто-то взял меня силой, я убила бы сначала его, а потом себя, чтобы не стать игрушкой для других, как Алтын. Она была рада, что умирает, потому что ее превратили в самую настоящую рабыню, угрожали, что если она откажется исполнять их прихоти, то все это заставят делать ее пятилетнюю дочку.

— Дочку?! Подонки!!! Скоты!!! — Илья пришел в ужас от услышанного. — Она жила здесь с ребенком?! В этом подземелье? Как же так можно? Разве нельзя было нигде найти хотя бы комнату? Неужели никто не помог бы?

— Кто пустит на порог таких, как мы? Где взять столько денег, чтобы снять даже угол? Расплачиваться придется, сам понимаешь как… Фая так прожила полгода, потом не выдержала издевательств, облила бензином хозяина, когда он напился и заснул, себя и подожгла… — Голос Наили дрожал, дрожала и она сама. — Кое-кто нам даже завидовал, говорили, что мы хорошо устроились. Здесь вообще-то было неплохо, если бы не эти… Не все охранники так развлекались, но другим не мешали.

— А Алтын? Где ее ребенок? — Илья понимал, что спрашивать, почему они не обратились за помощью в милицию, просто неуместно.

— Она где-то спрятала девочку, но не успела мне сказать, где и у кого, — девушка всхлипнула. — Неделю назад ее напоили и насиловали целый день без перерыва, а затем, когда она потеряла сознание, выбросили в коридор. Через три дня, когда Алтын смогла двигаться, она увела куда-то Зульфию.

— Мы найдем ее дочку, — Илья осторожно прижал Наилю к себе, он был потрясен тем, что услышал. — Потом я найду этих зверей и уничтожу их! Они не имеют права ходить по земле!

— Аллах пусть покарает их, не стоит человеку считать себя высшим судьей, — тихо сказала Наиля.

Илья был в шоке – поистине средневековые зверства творились почти у всех на глазах. Человека могли превратить в раба, даже убить, и никому до этого не было дела. Тот, кто сам не принимал в этом участия, а только равнодушно отворачивался, не желая вмешиваться, уже считался хорошим.

— Ты очень хорошо говоришь по-русски, очень правильно, чисто, совсем без акцента, — Илья просто не знал, что сказать. Он хотел, чтобы Наиля перестала плакать, хотел как-то отвлечь ее, чтобы она забыла об этих ужасах.

— У нас дома говорили только по-русски. Я полукровка, вернее, непонятно кто, — вздохнула девушка. — Отец – на половину узбек, на половину русский, а мама – на половину кореянка, на четверть немка и на четверть русская. Они и мой старший брат с женой и дочкой погибли в автокатастрофе пять лет назад. Я сюда приехала, думая найти сестру бабушки по папиной линии, но оказалось, что она умерла за полгода до моего приезда, а ее дети уехали из этого города уже давно.

Илья узнал, что ей двадцать два года, год она проучилась в медучилище, а потом, когда в одночасье погибла вся ее семья, стала работать нянечкой в детской больнице в Навои. Многие, в том числе и узбеки, стремились уехать из маленького города, жилье стоило копейки, так что некоторые просто бросали свои дома и квартиры. Наиле очень повезло, что она сумела продать оставшуюся ей в наследство квартиру, но полученных денег хватило только на то, чтобы приехать в Россию, мечтая наняться няней для детей в состоятельную семью, и купить кое-что из теплых вещей. Теперь она осталась безо всего.