Последний роман - Владимир Лорченков

Памятник Лазо встает в самом центре района Ботаники. Молодой революционер глядит сверху на Долину Роз и железнодорожный вокзал, одна рука приподнята и повернута ладонью к земле, и ему сразу же приписывают фразу. Ша, братва, вы на Ботанике. Городской фольклор. Шинель Лазо распахнута. Лицо напряжено, он как будто обдумывает, как избежать смерти и паровозной топки. Поздно, Лазо.

Папа Первый становится заместителем редактора газеты «Молодежь Молдовы» и, внимание, корреспондентом, — да, внештатным, зато кого! — «Комсомольской правды». В двадцать-то с небольшим! Получает свою комнату в общежитии, и считает это достаточным для того, чтобы предложить Маме Первой подметать эту комнату и гасить в ней свет вечерами. Что, спросит она. Ну, в смысле, не хочешь ли ты стать моей женой, спросит Папа Первый и Мама Первая легонечко кивнет, брак одобрят многие коллеги Никиты. Не зазнался. Выбрал жену из трудящейся молодежи — Мама Первая после детдома обучилась на штукатура и повара — не стал гоняться за какой-нибудь важной дочкой. Заставляет Маму Первую поступить в институт, это факультет библиотечного дела, расположенный еще в старом здании, бывшем особняке купцов, в центре Кишинева. Переедет позже. Мама Первая ходит на учебу из общежития при Молдавском телевидении, покупает в подвале по Армянской вкуснющие пирожки с мясом и сыром на завтрак, и пьет вино с мужем после учебы, на ужин. Смотри, дорогая! Никита воскликнет, листая журнал «Наука самосознания» — беседа с каким-то индийским натурфилософом, и подписано — Григорий Котовский, если это псевдоним, то дурацкий, куда глядит редакция. Это не псевдоним. С йогом беседовал видный советский ученый, специалист по Индии, сын легендарного Григория Котовского, Григорий Котовский-младший. В шестидесятых он путешествует по Востоку. Приезжает на открытие памятника. Волнуется у моря людей под копытами бронзового коня. Начинает речь словами «в этот невероятно важный для меня день…», и редкие кишиневские старожилы обратят внимание на то, как, все-таки, Гриша похож на Гришу-старшего. Доживет до 21 века. В толпе стоит с гвоздиками и Бабушка Третья — губы ее поджаты еще выше, чем в 50-хх, а в 70-хх поднимутся совсем уж под нос, — с Дедушкой Третьим, но им до Котовского дела нет, просто вышли прогуляться, и показать себя людям. Дедушка Четвертый не выйдет из дому, плевать он на все, — кроме семьи, — хотел. Готовится к свадьбе. Выдать дочь замуж для молдаванина нелегкое дело, но он старается, так что Мама Вторая абсолютно счастлива, когда все проходит без сучка и задоринки, не считая, конечно, поведения родителей жениха. Папа Второй безразличен. Уже на следующий день он с супругой отбудет из Кишинева, и короткие толстые руки Бабушки Третьей — в пигментных пятнах — до него не дотянутся. Так он полагает. Мама Вторая в фате, локоны у нее вьются, отчего она напоминает барышень девятнадцатого века, в которых влюблялись такие, как Пушкин. Сердца Бабушки Третьей это не смягчает. Дедушка Третий произносит часовые тосты-речи. Бабушка Третья всхлипывает, и бормочет себе под нос, — но достаточно громко, чтобы ее услышали, конечно, — что-то про молдаван, охмуривших ее мальчика. Дедушка Четвертый с глупой улыбкой замирает на ступенях загса, ему все равно, свое дело он сделал — дочь родил, выкормил, руку дочери передал, а дальше играет тот, кто получил пас. Бабушка Четвертая в янтаре. Папа Второй и Мама Вторая замирают, глядя на нас с фотографии, молодые и полные надежд, как вся Молдавия шестидесятых. Кожа невесты удивительно хороша и нежна и у нее невероятно яркие, зеленые глаза, и это видно на фотографии. Цвет входит в моду. Так что Папа Первый и Мама Первая тоже заказывают цветные фотографии со своей свадьбы, которую отмечают не очень широко — все-таки молодые оба сироты, — и старший коллега Никиты, пустив слезу, бьет себя в грудь и обещает, что весь коллектив «Молодежи Молдовы» заменит им родителей. Папа Первый улыбается. Он уже получил предложение от газеты куда престижнее, — «Независимой Молдовы», — просто не хочет пока расстраивать уже седых коллег по молодежному изданию своими чрезмерными успехами. После свадьбы.

На следующий, после росписи, день, молодые отправляются в зону отдыха Вадул-луй-Воды, и сидят вечерами у реки, слушая, как пастухи созывают овец. Днестр течет. Сады плодоносят. Земля невероятно плодоносна, это тела людей, — в обилии погибавших здесь предыдущие сорок лет, — дали ей сока. Трупы лучшее удобрение. Молдавия цветет и грузовики с усатыми по моде тех лет парнями, и девчонками с косынками — по моде тех лет, — несутся по полям. Все тонет в изобилии овощей фруктов. Новые городские власти строят театр Оперы и Балеты. Полненькая девушка Биешу лучше всех поет «Чио-Чио-Сан» и отказывается переезжать в Москву. Румыны ездят к нам за подсолнечным маслом. Одесситы за джинсами. Хлеб в столовых не доедают. Вино не закусывают. Мама Вторая учится пить из зеленого перца, главное, срезать крышечку. Закусываешь самим перцем. Вполне сытно. Никогда не будет разрухи. Голода. Все успокоилось. Все улыбаются с фотографий, и даже Гагарин улыбается, — которого привезли под Кишинев в криковские подвалы и три дня космонавт разъезжал по улицам подземного города на «Чайке», напиваясь до чертиков около бочек с лучшими винами. Это слухи. Ведь Гагарин разъезжал на «Волге», знает все знающий уже спецкорр «Комсомольской правды» по МССР Никита Бояшов. Война, начавшаяся в 1917 году, и взбаламутившая Бессарабию как пыльная буря — ее дороги, закончилась в 1952 году. Никогда больше мы не будем голодать. Никогда больше. Никогда. Поет Надежда Чепрага. Играет на арфе в Органной зале, выстроенном специально для нее, Светлана Бодюл, дочь главы МССР Ивана Бодюла, и тот, на какой-то встрече с деятелями культуры, отзывает в сторону Дедушку Четвертого и заговорщицки кивает на каблуки. А у тебя сколько сантиметров? Поет Ион Суручану, и Бабушка Четвертая умиляется сорванцу в телевизоре. Знал химию. Лоринков химию тоже знал, поэтому радостно приветствует бывшую учительницу, поражавшую когда-то его своей молодостью, красотой ног и откровенными мини-юбками. Не для меня ли старались? Вопрос так и не срывается у него с губ, — это взрослая и вполне почтенная дама, а он почтенный отец двоих детей, один из которых тянет его к парку аттракционов, а другая — трех месяцев, — орет, и впивается в руку. Да у тебя зубы, бормочет Лоринков. Беспомощно оглядывается. В Кишиневе открывается цирк, туда приезжают мировые звезды, а в восьмидесятых годах даже даст представление Попов. Солнечный клоун. Маленький Лоринков, приподнявшись на кресле, с тревогой будет глядеть, как Попов подбросит сразу двенадцать ложек, чтобы, — после того как те перевернутся, — поймать их на поднос. «Веселый официант». Не получится три раза, и пот на лице Попова будет виден даже с семнадцатого ряда. Маленький Лоринков зажмурится, и вот тогда грянут аплодисменты, и мальчик быстро откроет глаза, но Попов уже будет радостно махать рукой зрителям, которые устроят ему овацию. Получилось. Потом вверх пойдут канатоходцы и все повторится, девушка без страховки семь раз отступит по наклонному канату, а на восьмой все же поднимется. Писатель Лоринков начнет подбрасывать ложки с подноса в тридцать лет, и к тридцати двум его рекорд будет — шесть штук. На канат не решится. Космонавт Титов машет рукой со свадебной фотографии в селе Ларга, куда он приехал рассказать колхозникам о космосе. На космонавте гирлянда из фруктов. Все смеются. Вы не поверите, товарищи, но планета вертится, в буквальном смысле вертится, и из космоса это видно. А теперь выпьем вина! Оно здесь вкусненькое, как квасок. Молдавия гуляет. У нас, полковников, от вина изжога, говорит молодоженам Бабушка Третья, так что ящик коньяка, который остался после праздника, мы возьмем себе. А что это у тебя родственники такие… простенькие? Деревенские? Молдаване?.. Первый холодок. В Молдавии это, впрочем, неважно, здесь всегда так жарко. Зато исчезает пыль, легендарная бессарабская пыль. Советская власть озеленяет республику, та покрывается лесами и садами. Никогда больше не будет здесь пыли и грязи. Папа Второй и Мама Вторая отбывают из Молдавии к месту службы молодого мужа, и Бабушка Третья с ненавистью глядит на невестку. Ничего, время помирит. Товарищи, говорит очередной космонавт и покачивается. Планета и правда вертится. Поворачивается от Солнца к черному космосу тем ее боком, где несутся грузовики и смеются парни с девушками. Наступает ночь. Планета делает еще оборот и Солнце вновь встает над этим ее боком, и Солнце видит. Молдавия все еще есть.