Память о смерти - Нора Робертс

Ева протянула руку и ловко раскрыла лежащее на столе дело на том самом месте, где находилась распечатка двух изображений с разделенного экрана вместе с анкетными данными и уголовным досье Марни Ральстон.

– Деловая девушка. Вот что я увидела в тебе, мне кажется, в первую же минуту у дверей комнаты Труди.

– Ничего ты не видела, – пробормотала Марни себе под нос.

– Думаешь, нет? Ну, не буду спорить. В любом случае тебе не следовало оставлять у себя духи, Марни, не надо было брать этот красивый пуловер и эту симпатичную сумочку.

– Это она мне подарила. Мама Тру…

– Опять вранье. И вот теперь ты врешь просто по-глупому. Было бы умнее, гораздо умнее, если бы ты опять пустила слезу и призналась мне, что ты сама все это взяла, просто не удержалась, что тебе так стыдно. Мы ведь с тобой обе знаем, что Труди никогда никому ничего не дарила.

– Она меня любила. – Марни закрыла лицо руками и разрыдалась. – Она меня любила.

– Еще одна ложь, – возразила Ева. – Глупая ложь. Тебе не повезло: ты напоролась на копа, который ее знал, который ее помнит. Ты не рассчитывала, что я появлюсь там в то утро. Ты не успела все приготовить, подчистить за собой. Ты не рассчитывала, что я буду вести расследование. – Она легонько хлопнула Марни по плечу и присела на край стола. – Разве это можно было предусмотреть? Вероятность была нулевой. – Она бросила взгляд на Пибоди: – Верно, детектив?

– Никто не смог бы это предвидеть. Точно, – согласилась Пибоди. – А сумочка и вправду клевая. Жалко было бы, если бы пропала. А знаете, что я думаю, лейтенант? Я думаю, с «липовым» похищением она перестаралась. Была бы умнее, не лезла бы вперед. Сидела бы в сторонке и молчала в тряпочку. Но она просто не могла удержаться, ее манили огни рампы.

– Пожалуй, ты права. Любишь купаться в лучах прожекторов, Марни? Столько лет тебе приходилось играть в эту игру! Копы, служба защиты детей, Труди. Ну, ты сбежала, урвала свое, но тебе же все мало. И ты хитра. Когда судьба пинает тебя в зад, ты знаешь, как повернуться и ухватить ее за башмак.

– Ты все это придумываешь, потому что не знаешь, что было на самом деле.

– О нет, я знаю. Должна сказать, ты меня восхищаешь, Марни. Все эти планы, вся эта игра на публику. Ты здорово умеешь проворачивать такие трюки. Конечно, она попалась. Приехала сюда, пошла меня шантажировать. Потом пустила в ход свой старый трюк: нанесла себе побои, чтобы потом свалить на кого-то. Если бы не это, тебе пришлось бы еще бог знает сколько месяцев изображать кроткую маленькую женушку и послушную невестку. А так ты все провернула по-быстрому. Ну, давай, Марни. – Ева наклонилась вперед. – Ты же хочешь мне рассказать, сама знаешь. Кто поймет тебя лучше, чем я? Ведь я сама через это прошла. Она и тебя заставляла мыться в ледяной воде каждый вечер? Драить ее кухню зубной щеткой? Сколько раз она запирала тебя в темноте, сколько раз напоминала, что ты ничто и звать тебя никак?

– Не пойму, тебе-то что за дело до того, что она убита? – тихо проговорила Марни.

– А кто сказал, что мне есть дело?

– Я думаю, у тебя ничего нет, а эти вещи… – она кивнула на мешок с уликами. – Мама Тру подарила их мне. Она меня любила.

– Она никого на свете никогда не любила, кроме себя самой. Но не исключено, что ты сумеешь заставить присяжных в это поверить. Как ты думаешь, Пибоди?

Пибоди задумчиво поджала губы, словно размышляя над ответом.

– Шанс у нее есть, особенно если задействует свои водокачки. Но если учесть все остальное, шансы резко падают. Понимаете, лейтенант, против нее на одном умысле можно сшить целое дело. Она долго выжидала, долго готовилась. Выдала себя за другую… Само по себе это, может, и негусто, но вкупе со всем остальным… – Пибоди пожала плечами. – Если учесть, что это с целью убийства… Черт, дайте это присяжным. Скажите им, что она вышла замуж за сына жертвы с единственной целью втереться в семью и убить свою бывшую приемную мать. Холодный расчет. Долго выжидала, затаясь. Добавьте фактор денег, убийство из корыстных побуждений. Ей светит пожизненное. Тяжелый случай. – Пибоди перевела взгляд на Марни. – Может, вы сумеете нас убедить, что само по себе убийство было непреднамеренным. Может, представите это как случай самозащиты. Пока мы вам еще сочувствуем.

– Может, мне следует пригласить адвоката?

– Отлично. – Ева отошла от стола. – Мне от этого ни жарко ни холодно: я тебя приперла к стенке, Марни. Можешь приглашать адвоката, это твое право. Но попробуй только это сделать, и ты потеряешь львиную долю моего сочувствия и восхищения. У тебя есть адвокат на примете? – спросила она небрежно. – Если хочешь, защитник может быть назначен тебе судом.

– Погоди, погоди! – Марни схватила банку с вишневой шипучкой и торопливо глотнула. Когда она поставила банку на стол, бесхитростность в ее взгляде сменилась холодным цинизмом. – А если я тебе скажу, что она собиралась обглодать тебя до костей? Тебя и твоего мужа? А я ее остановила. Это же должно чего-то стоить?

– Конечно. Мы об этом поговорим. – Ева снова села за стол. – Но тебе придется все мне объяснить. Почему бы нам не начать сначала?

– Почему бы и нет? Видит бог, мне до смерти надоела Зана, это ты верно подметила. У тебя там мое досье? Колония для малолеток и все остальное?

– Да.

– Там еще не все сказано. Ты же знаешь, как это бывает. Меня все пинали, как мячик, когда я была еще вот такой соплей.

– Я видела твою медкарту. Тебе здорово досталось.

– Я научилась лягаться в ответ. Я сама о себе заботилась, потому что помощи мне было ждать неоткуда. – Марни с отвращением оттолкнула остатки шипучки. – Можно мне кофе? Без сахара.

– Я принесу. – Пибоди встала и вышла за дверь.

– Государственная система ни куда не годится. Хоть убей, не понимаю, как ты можешь на нее работать после всего, что она с тобой сделала.

Ева сидела с каменным лицом.

– Я люблю все держать под контролем.

– Ясно, ясно, это я понимаю. У тебя есть жетон, есть эта клевая пушка. Можешь драть задницу кому угодно, когда угодно, сколько душе угодно. Представляю, как тебе это нравится, хоть немного душу отвести.

– Давай лучше поговорим о тебе.

– Мой любимый предмет. Итак, они наконец забрали меня у моей ссученной мамаши и что они сделали? Бросили меня на съедение Труди. Поначалу я подумала: «Эй, мне это нравится. Приличный дом, хорошая жратва, добренькая тетенька и ее сынок». Но она ничуть не лучше моей матери. Ты же знаешь.

– Знаю.

– Она была сильная. Я тогда была хилая, а она сильная. Холодные ванны каждый божий вечер. Как будто это какой-то гребаный религиозный обряд. А потом она запирала меня в спальне. Каждую ночь. Ну, на это я не обижалась: хоть тихо было. Времени полно, чтобы подумать.