Том 7. Американский претендент.Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон. - Марк Твен

«Ведь почти всегда в таких случаях кто-то чего-то недоглядел, оставил какой-то крохотный след, какую-то царапину — и это влечет за собой разоблачение. А вот уж я не оставил ни малейшего следа! Как птица, что пролетела по небу темной ночью! Только тот, кто выследит птицу в ночном небе, может угадать, что это я убил судью, другим не дознаться! И ведь надо же было, чтоб такое дело досталось бедняге Вильсону! Боже, вот-то будет потеха, когда этот простофиля начнет обшаривать все углы и закоулки, разыскивая несуществующую женщину, в то время как тот, кого он ищет, торчит у него перед глазами!» Чем больше Том размышлял об этом, тем забавнее казалась ему вся история. Наконец он решил про себя: «Я его изведу: до самой смерти буду спрашивать об этой женщине. Как увижу с кем-нибудь в компании, прикинусь простачком и с дружеским видом наступлю ему на мозоль. Уж я его позлю, как бывало, когда я осведомлялся о его успехах в юриспруденции, хотя знал, что никаких успехов нет. «Ну как, — скажу, — Простофиля, все еще не напали на ее след, а?»

Том чуть не захохотал, но вовремя спохватился — нельзя, кругом народ, а ему положено скорбеть по дядюшке! И тогда он решил отложить удовольствие на вечер и наведаться к Вильсону; у того, верно, будет дрянное настроение — его защита-то провалилась с треском! Ну, он, конечно, посочувствует Вильсону, выразит ему участие и уж доведет его до белого каления…

А Вильсон даже ужинать не стал — пропал аппетит. Он извлек свою коллекцию отпечатков, снятых у женщин, и уже час, а то и более, сидел, мрачно вглядываясь в свои стеклышки, стараясь убедить себя, что где-то среди них находится и то, которое хранит отпечатки пальцев неуловимой особы, — очевидно, он его как-то пропустил. Однако и новые поиски не дали никаких результатов. Вильсон откинулся на спинку кресла, обхватил руками голову и предался унылым, бесплодным размышлениям.

Час спустя, когда уже стемнело, к нему зашел Том Дрисколл и, усевшись в кресло, сказал с добродушным смешком:

— Вот те на, что я вижу? Мы снова вернулись к былым забавам, которыми тешились в дни безвестности и одиночества! — Он взял одно из стеклышек и поднес его к лампе, чтоб получше разглядеть. — Полно кукситься, старина! Ну стоит ли впадать в отчаяние и опять хвататься за эти игрушки. Ну, не выгорело так не выгорело. Все пройдет, все наладится. — Он положил стекло на стол. — Вы что, думали — так уж и будет вам вечно везти?

— О нет, напротив, — со вздохом ответил Вильсон, — но я не могу поверить, что Луиджи убил вашего дядю, и мне его очень жаль. Вот почему я в таком настроении. И вам было бы так же горько, если бы вы не были предубеждены против этих молодых людей.

— Ну, не знаю, — буркнул Том, и лицо его потемнело от воспоминания о полученном пинке, — каюсь, симпатии к ним у меня нет, и причиной тому грубость, которую однажды позволил себе этот брюнет по отношению ко мне. Называйте это предубеждением, Простофиля, если вам угодно, но мне они не нравятся, и когда они получат по заслугам, меня вы не увидите среди плакальщиков.

Он взял в руки другое стеклышко и воскликнул:

— Смотрите, ярлычок старухи Рокси! Вы что, для украшения королевских дворцов собираете отпечатки негритянских лап? По дате, которая здесь указана, мне тогда было семь месяцев, и она кормила нас обоих: меня и своего негритянского щенка. Тут какая-то линия пересекает отпечаток большого пальца. Что это? — Он протянул стеклянную пластинку Вильсону.

— Обычное явление, — вяло ответил тот, почувствовав вдруг ужасную усталость. — Так бывает, когда на пальце порез или царапина… — и с равнодушным видом взяв пластинку, поднес ее к лампе.

И разом вся кровь отхлынула от его лица, рука затряслась, и он уставился на блестящую поверхность пластинки остекленевшим взглядом мертвеца.

— Господи боже, Вильсон, что с вами? Вам дурно?

Том вскочил, налил воды в стакан и поднес Вильсону, но тот, весь дрожа, отшатнулся.

— Нет, нет, не надо! — С трудом ловя губами воздух, он тупо и удивленно повел головой, как человек, которого внезапно оглушили чем-то. Потом сказал: — Кажется, мне лучше лечь, сегодня у меня был очень трудный день, и вообще последние дни я переутомился.

— В таком случае я уйду, а вы отдохните. Спокойной ночи, старина! — Но на прощанье он не мог отказать себе в удовольствии кольнуть Вильсона и добавил: — Не принимайте вашу неудачу так близко к сердцу, не всегда же везет. Ничего, вам еще удастся вздернуть кого-нибудь на виселицу!

«Смотри, как бы я не начал с тебя! — подумал Вильсон. — Хоть ты, ей-богу, дрянная собака, а мне все-таки тебя жаль!»

Он выпил для бодрости стакан холодного виски и снова сел за работу. Сравнивать случайно оставленные Томом отпечатки пальцев на стеклышке Рокси с отпечатками на кинжале он не стал: для его опытного глаза сходство было очевидно и так. Он занялся другим, время от времени бормоча себе под нос:

— Какой же я идиот! Искал зачем-то девушку, а о том, что это может быть мужчина, переодетый в женское платье, я и не подумал!

Итак, первым делом Вильсон достал стеклышко с отпечатками пальцев Тома, когда ему было двенадцать лет, затем — другое, с его же отпечатками в семимесячном возрасте, и обе эти пластинки приложил к той, на которой этот же субъект, сам того не подозревая, только что оставил отпечатки своих пальцев.

— Теперь у меня тут полная коллекция, — радостно сказал Вильсон и уселся поудобнее, чтобы хорошенько рассмотреть свои экспонаты и насладиться ими.

Но насладиться ему не пришлось. Сперва он долго, словно отупев от изумления, взирал на стекла, наконец положил их на стол и воскликнул:

— Черт возьми, ничего не понимаю! Отпечатки, когда он был младенцем, совершенно не похожи на остальные!

С полчаса Вильсон расхаживал по комнате, упорно думая, что бы это могло означать, потом вытащил откуда-то еще два стеклышка.

Он снова сел за стол и долго еще бился над этой головоломкой, хотя уже почти потерял надежду.

— Ну что толку ломать голову! — бормотал он. — Совершенно непонятная история! Они не совпадают, а я все-таки даю голову на отсечение, что всегда записывал имена и даты правильно. Значит, все его отпечатки должны быть одинаковы. Я еще ни разу в жизни не ошибся, наклеивая ярлычки. Нет, тут что-то загадочное!

Под конец Вильсон почувствовал невыносимую усталость, мысли его стали путаться. Не поспать ли ему, а утром с ясной головой снова взяться за дело? Авось что-нибудь и надумается. На час он забылся тяжелым, беспокойным сном, но вдруг словно что-то толкнуло его, и он сел на постели, еще окончательно не проснувшись.

— Что мне снилось? Что? — мучительно пытался он припомнить. — Похоже на разгадку…

И, не договорив, он одним прыжком перелетел с кровати на середину комнаты, подкрутил фитиль в лампе и схватил со стола стеклышки с отпечатками пальцев Тома. Одного беглого взгляда на них было для него довольно, чтоб воскликнуть:

— Ну конечно же! Силы небесные! Вот так открытие! И целых двадцать три года никто ничего не подозревал!

Глава XXI

Возмездие

На поверхности земли он совершенно бесполезен; ему надо находиться под землей и вдохновлять капусту.

1 апреля. В этот день нам напоминают, что мы собой представляем в течение остальных трехсот шестидесяти четырех дней.

Вильсон поспешно, кое-как оделся и лихорадочно принялся за работу. Сна как не бывало. Неожиданное открытие, словно струя свежего ветра, взбодрило его и развеяло всю усталость. Он с великой тщательностью скопировал несколько образцов из своей коллекции и при помощи пантографа увеличил их в десять раз. Он сделал это на листах белого картона, а затем обвел черной тушью все линии, составляющие узор в этой густой, неразборчивой сети черточек, извилин и завитков. Неопытному глазу все отпечатки пальцев из коллекции Вильсона казались одинаковыми, но при десятикратном увеличении их рисунок начинал напоминать узор на поперечном распиле дерева, причем даже самый невнимательный наблюдатель мог издали заметить, что среди всех этих узоров не было двух одинаковых. Покончив с этой трудной, утомительной работой, Вильсон расположил новые листы в хронологическом порядке, а затем прибавил к ним еще несколько старых увеличенных снимков, сделанных им за много лет.

За этими занятиями прошла ночь и начался день. Было уже девять часов, когда Вильсон, наскоро позавтракав, отправился в суд, спеша попасть к открытию заседания. Через двенадцать минут он уже был на месте и выкладывал на стол свои материалы.

Увидав, что Вильсон принес с собой образцы коллекции, Том Дрисколл толкнул локтем сидящего рядом приятеля и, подмигнув, сказал: