Ермак - Евгений Федоров

— Выходит, утром отплывать надо! — в раздумье вымолвил Ермак. — К той поре, даст бог, вернутся из погони…

Серые сумерки стали укутывать реку, замерцали первые звезды. Где-то в глухой заводи перекликались перелетные гуси. Пора бы спать, но Ермак сторожил у костра. В небе ярко пылали стожары, затаенно шумел лес. Вскоре чуткий слух атамана уловил треск сухого валежника под тяжелыми шагами. Ермак окликнул:

— Эй, кто тут бродит!

— Свои, — отозвался хриплый голос казака, посланного в погоню за беглецом. В освещенный круг вошли трое, измученные и удрученные. Здоровенный казак Колесо чесал озабоченно затылок и переминался перед атаманом с ноги на ногу.

— Сбег? — злым голосом спросил Ермак и почувствовал, как кровь прилила к темени. — Сбег окаянец!

— Нет, батько, не сбег он! — смущенно ответил Колесо.

— Казнили? Саблей зарубили?

— Ни-ни, и пальцем не тронули, — устало сказал другой.

— Тогда что же не довели сюда?

— Не сердись, батько, опоздали мы: медведь задрал татарина!

Атаман пытливо поглядел в глаза каждому:

— Верю, не врете. Одначе жаль: нужен нам басурман. Ох, как нужен! — Ермак огорченно замолчал.

Густо вызвездило. Над рекой заколебался непроглядный туман, потянулся вверх и серой овчиной погасил звезды. В думах о том, как быть, Ермак лег на кошму.

А казаки долго сидели у огонька, варили толокно и тихо переговаривались о дальней дорожке.

Около полуночи за каменистым мысом вдруг вспыхнул и замерцал огонек. «Откуда, кто такой?» — встрепенулись казаки и стали вглядываться в тьму. Огонек, между тем, как бы плыл по воде, — то мелькнет в курье, то укроется за ракитником. По тихому плесу золотилась дорожка. Не утерпели казаки, — тихо подобрались к берегу и, чуть раздвинув кусты, увидели маленького человечка в долбленом челноке, который жег смолье и, медленно двигаясь вдоль омутов, бил острогой рыбу.

«Вогулич!» — понимающе переглянулись казаки. Ильин не зевал, размахнулся и бросил аркан. Рыбак и охнуть не успел, как очутился в объятиях могучего казака. Станичник мял его, хлопал по спине:

— Не бойся, друг, худа тебе не сделаем!

Вогулич и не думал бежать, он покорился своей судьбе и только жалко улыбался.

— Таймень! Таймень! — восклицал он, показывая на речку и на острогу.

Казаки догадались и нашли в челне жирных сибирских лососей.

— Идем, друг! — повели они вогулича в табор. Тут его посадили у костра, сняли аркан и сытно накормили кашей.

Вогул наелся до отвала, лицо его лучилось от улыбки. Он хлопал себя по животу и повторял:

— Карош, ой, карош…

На востоке стало бледнеть, одна за другой гасли звезды, и с берега потянуло предутренним холодком.

Тяжелым шагом подошел Ермак.

— Батька, охотника пымали. Все края тутошние знает, — вскочили перед атаманом казаки. — Вот кто дорогу на Сибирь покажет!

Ермак внимательно оглядел вогулича. Низкорослый, с морщинистым лицом, одетый в жалкую одежду из рыбьей кожи, пленник казался беспомощным и жалким, но в глазах его светились ум и покой. Вогулич молча склонил голову.

— По-русски понимаешь? — спросил атаман.

— Мал-мало разумею. Тут русская человек я видел, шел своя дорога, — охотно отозвался вогул.

Ермак взял сучок и начертил на песке:

— Вот Межевая Утка, это Чусва, а как пройти в Тагил-реку?

Вогулич внимательно всмотрелся в рисунок, подумал и улыбнулся.

— Тэ-тэ… Ходи Серебрянка-река. Потом иди недалеко по лесу, там Жаровля! — пленник взял прутик. Рисуя кривули, он неторопливо выговаривал: — Жаровля кончается, Баранча идет, ходи по ней вниз — Тагил. Там иди, куда хочешь. Вся вода идет в Сибирь.

Вогулич задумался, лицо стало грустным. Ермак положил ему на плечо руку:

— О чем задумался? Как звать-то тебя?

— Мой звать Хантазей, много видел, — ответил охотник. — Но одно горе кругом. Тут князец Кихек берет нашу рыбу, наш зверь. Там хан Кучум. Мы давай князьцу и хану. Ой, худо жить! Не ходи туда, батырь, худа будет. Беги от хана!

— Можешь с нами идти? — спросил атаман, глядя в упор на вогулича.

— Боюсь хана. Ой, боюсь его, — заволновался вогулич. — Хан будет отсекать мою голову… наденет на кол! Боюсь!..

— А меня боишься?

Охотник повеселел:

— Зачем тебя бояться? Ты сильный, смелый. Не бьешь… Ходить с тобой буду…

Скалистые шиханы озарились пламенем зари. Казаки подняли паруса и поплыли к Чусовой. На ертаульном струге, опустив ноги в воду, сидел Хантазей и пел, подставив коричневое морщинистое лицо солнцу:

Батырь меня звал,

Я смелый посел с ним.

Мы идем далеко,

Пересагнем горы…

Выплыли в Чусовую. Ермак стоял в струге, — крепкий, массивный, из железа кованный, — и зорко оглядывал берега. Много шумных ручьев и речек сбегало в Чусовую, неся опавший желтый лист и муть осенних вод. Но в полдень среди этих рек блестнула одна — прозрачная и лучистая.

— Серебрянка! Тэ-тэ, Серебрянка! — ухватясь за руку Ермака, обрадованно закричал вогул. — Туда ходить надо, там добрый дорога!

Струги свернули в реку, светлую и чистую, подлинно серебристую. Текла она в каменистом русле: над ней громоздились скалы, а на них шумели, роптали густые кедровники. Река крута и резва, вода студена, как огнем обжигает. Тяжела тут путь-дорожка! Крепкие мозоли наслоились на ладонях гребцов.

Ермак прищурил глаза на приунывшего Брязгу.

«Что, милок, не на гульбу вышли! Не девок кохать-миловать! — с усмешкой подумал он. — Ничего, обвыкай! Впереди еще много, ох, много трудов и тягот!..»

Извилистые гряды гор преграждали ущелье, и река узкой змейкой виляла между ними. На легком ертаульном стружке Ермак далеко опередил ватагу. С каждым плесом мелела Серебрянка, и уходили надежды выбраться к ледоставу в Тагил-реку. Неожиданно справа выдался крутой мыс, нагроможденный из скалистых глыб. Как зубы диковинного чудовища, из воды торчали острые камни. Они шли грядой по дну реки, и вокруг них все кипело и пенилось. Атаман помрачнел, но затеи не бросил. И чем больше на пути громоздилось преград, тем упрямей становилось его лицо.

Отошли последние осенние золотые денечки — бабье лето. Потускнело небо, беспрестанно моросил дождь, по скалам и тайге серой овчиной ворочался туман, пронизывая до костей холодом. За день одежда становилась сырой, тяжелой и долго не просыхала даже у костра. В струги коварно просачивалась вода, и от нее стыли ноги.

Ермак не сдавался. Два дня плыли казаки по Серебрянке, и все мельче и мельче становилась она. Наконец, струги, шаркнув по каменистому дну, безнадежно остановились.

— Кажись, дальше нет ходу! — мрачно высказался Мещеряк. Его круглое рябоватое лицо выражало уныние. — Опять как на Сылве!

— Погоди каркать! — остановил его Ермак. — Выйдем на волок!

Казаки попрыгали в ледяную воду с остолопьями в руках. Надрываясь, они подсовывали колья под днища стругов, пытаясь их сдвинуть. Грузные струги еле-еле раскачивались: они прочно легли на каменное ложе.

А вода била, хлестала, шальная струя ревела и злилась на переборах. Ермак задумался.

— Погоди, осилю, бесноватая! — наконец сказал он. — Браты, тачай паруса лыком в одно полотнище.

— Хоть и велик будет парус, а не сдвинуть ладей! Если вот разве… А что, коли речку перегородить? — спросил вдруг Иванко Кольцо.

— Вот-вот, об этом я и подумываю, — живо отозвался Ермак. — Браты, тащи полотнище за корму, перегораживай реку!

Угрюмая падь огласилась бодрящими выкриками:

— Давай, заходи, крепи! Э-ге-гей!..

Вода рвалась из-под скал, бурлила, кипела, но казаки крепко держали полотнище и с натужными криками и руганью перехватили реку. И сразу у плотины упруго вздулась вода, струги вздрогнули, закачались и поплыли.

Казаки шумно вздохнули:

— Ох ты!

На берегу, под кедром, стоял Ермак и пристально следил за работой. Хантазей вместе с казаками впрягся в лямку. От усердия он выбивался из сил, но тянул бечеву. Атаман остался доволен, спустился к воде.

Шаг за шагом, с великим упорством, казаки отвоевывали путь стругам. Много раз перегораживали Серебрянку парусами. Она сварливо ворчала, двигала в ярости придонные камни, но перед казацкой преградой останавливалась и, каждый раз отступая, поднимала и несла струги вперед.

Река, постепенно мелея, незаметно превратилась в узкий ручеек. Задули холодные ветры. Хантазей подставил лицо ветру, принюхался и сказал Ермаку:

— Батырь, зима с Тельпоз-Иес летит. Вот-вот падет снег.

И верно, скоро замелькали снежинки. Атаман спросил вогулича:

— А где Тагил-река? Не соврал?

Хантазей спокойно ответил:

— Тагил скоро, но надо идти без лодка.

Ермак обдумывал… Ветер рвал и метал. Густел снег, струги стояли на темной воде.

«Ожидать зиму у волока придется!» — решил Ермак и повелел созвать казачий круг.

Гамно, буйно шел совет. Кричали казаки разное. Одни звали: