Сама невинность - Бертрис Смолл

И тут окружающий мир словно взорвался, и оба в нарастающем экстазе громко вскрикнули.

Ранульф бессильно обмяк, продолжая, однако, перекатывать ее соски между пальцами, пока Эльф снова и снова содрогалась в судорогах наслаждения. Придя в себя, Ранульф покрыл ее плечи и грудь алчными требовательными поцелуями.

— Это всего лишь начало, малышка, — пророкотал он и, сжав ее ягодицы, дал ощутить силу своего желания.

— Не знала, что мужчины могут быть столь ненасытны, — пролепетала она, приникнув к мужу, хотя и сама, только что вознесясь в рай влюбленных, чувствовала, что этого и для нее недостаточно. Груди по-прежнему ныли от неудовлетворенной потребности в ласках, и внизу живота опять разгорался костер.

— Подумать только, почти год я жил вдали от тебя, хотя все это время ни разу не изменил своей малышке, — признался Ранульф. — При Дворе любви королевы Алиенор было немало прелестных женщин, готовых провести со мной ночь, но я думал лишь о тебе, моей драгоценной женушке, моей единственной любви, — искренне исповедался он. Элинор впервые заметила мелкие морщинки в уголках глаз мужа. — Знаешь, дорогая, моя миссия закончилась ничем. Королю не за что быть мне благодарным, так что замка в Эшлине нам не видать. Придется оставаться прежними скромными дворянами, которых едва не разорил Мэрин Ап-Оуэн.

— Мы наверстаем потерянное, господин. Я, кажется, видела у загона овец с ягнятами, не так ли?

— Да, — ухмыльнулся Ранульф. — Но об этом поговорим позже, любимая. Пока что я так и не сумел удовлетворить мою жажду к тебе. Хочу отнести тебя в постель и глубоко вонзиться в твое теплое тело.

Он встал, увлекая за собой жену. Они вытерли друг друга, оставив полотнища ткани на полу, и вошли в свою маленькую спальню. Однако прежде чем он бросил ее на кровать, Эльф встала перед ним на колени и стала ласкать ртом, совсем как перед разлукой. Ее язык неустанно обводил рубиновую головку, дразня, играя, пока Ранульф едва не оттолкнул жену. Немного передохнув, он осторожно положил ее на перину, так что ноги свисали через край, не касаясь пола.

— Я верну тебе то наслаждение, которым ты одарила меня, — пообещал он и, раскрыв нежные створки, наклонил голову.

Эльф охнула от восторга, ощутив кончик его языка в самом потаенном своем местечке. Он продолжал медленно лизать ее, проникая языком в ее любовные недра так глубоко, как только мог, пробуя на вкус пьянящий напиток ее страсти. Эльф тихо вскрикнула, когда его язык принялся играть с ее крохотной драгоценностью, и почувствовала, как она растет и набухает.

— О да, господин. Это та-а-а-к чудесно, — промурлыкала она.

И когда она достигла пика наслаждения, Ранульф с улыбкой поднял ее на кровать и лег рядом.

— Я давно жаждал дать тебе эту радость, — пробормотал он, целуя пухлые губы, давая ощутить ее же собственный вкус, и снова положил руку на мягкий холмик.

— Ты такая теплая и живая, любимая моя. Никогда, никогда мне не устать от тебя.

Он накрыл губами ее сосок и принялся жадно сосать. Эльф снова вскрикнула, выгибаясь, как струна. О Боже, он убьет ее своими ласками! Неужели действительно возможно умереть от любви? Его сильные пальцы мяли груди, и Эльф почти всхлипнула:

— Войди в меня, мой Ранульф! Я горю желанием к тебе! Чуть приподнявшись, Ранульф подмял ее под себя, стиснул мускулистыми бедрами и со стоном удовольствия медленно погрузился в манящие недра. Какой идеальной возлюбленной наградила его судьба!

Он намеренно неспешно стал проникать в нее, чувствуя, с какой радостью принимает она его в себя. Эльф сцепила ноги на спине мужа, вбирая его все глубже, ощущая, как пульсирует и подрагивает в ней его плоть, и с неизвестно откуда взявшейся силой сжала потаенные мышцы. Ранульф застонал, и Эльф, поняв, что дарит ему удовольствие, проделала это снова и снова, пока он не взмолился о пощаде. Лишь тогда она позволила себе уплыть в страну грез, окруженная, словно коконом, его любовью, теплом и силой. Эльф бесконечно долго поднималась в обитель сладостного восторга, подобного которому она еще не ведала. Она, задыхаясь, льнула к нему и, когда перед закрытыми глазами рассыпались мириады звезд, позвала мужа и провалилась в темную теплую пропасть. Последнее, что она услышала перед тем как потерять сознание, свое имя на его устах.

Придя в себя, она увидела, что распростерта на груди мужа и он прижимает ее к себе. Эльф счастливо улыбнулась, чувствуя, что в эту ночь страсти они зачали еще одного ребенка. О, как она хотела это дитя и всех остальных, что родятся после него. И ей все равно, что в Эшлине не будет замка. Она довольна тем, что дарит ей Господь. Любимый и любящий муж, здоровый сын, верные и преданные крепостные, обещание Мэрина Ап-Оуэна оставить их в покое — что же еще желать? Она даже благодарна королю Генриху Плантагенету, который вернул Англии спокойствие и порядок. И не нужно забывать о ее дорогих друзьях, монахинях монастыря Святого Фрайдсуайда. Скоро она навестит их и заверит, что худшее позади.

— О чем ты думаешь? — неожиданно спросил Ранульф, возвращая ее к действительности. Эльф приподнялась и взглянула ему в глаза.

— О том, как мы счастливы. И о том, как я люблю тебя, мой Ранульф.

Его лицо осветилось радостью, словно эти простые слова коснулись его сердца. Ранульф привлек ее к себе, повернул на бок, чтобы они могли смотреть друг на друга, и перецеловал каждый пальчик.

— Мне трудно было вымолвить признание в любви, малышка, но больше я не боюсь правды. Я любил тебя вчера, люблю сегодня и буду любить завтра и всегда.

Эльф не отрывала глаз от любимого лица. О, как она могла сомневаться в его чувствах?

— Я запомню эту клятву, господин мой, — прошептала она. — Вчера, сегодня, завтра, всегда.

Эпилог. Лондон, 1159 год

Четырехэтажный дом на Троллопс-лейн , что неподалеку от Олдерсгейта, считался одним из лучших в Лондоне. Он был выстроен не из дерева, как большинство лондонских зданий и лавок, а из камня и крыт сланцевой черепицей, так что пожар ему не грозил. За домом раскинулся сад, и ходили слухи, что леди Шлюха, владелица дома, скупила почти всю округу.

Дверь охранялась двумя темнокожими маврами, как говорили, евнухами, в широких шелковых шароварах и парчовых безрукавках, усыпанных драгоценными камнями. Талии их стягивали широкие позолоченные кушаки.

Обстановка в восточном стиле также была дорогой, элегантной и роскошной. Ничего подобного нельзя найти во всей Англии! Служанки были одна краше другой, а потаскухи — полногрудыми и готовыми на все. И разумеется, каждая могла соперничать по красоте с любой придворной дамой. Да, что ни говори, а такого второго борделя не найти! Здесь предлагались любые удовольствия, и мужчине достаточно было только сказать о своем желании.