Маленькая услуга - Джим Батчер

Впрочем, Майкл работал на того же самого работодателя, что и Даниил, и, говоря по сути, Саня тоже, даже если он и не решил, так ли это. Но вот я никогда не присаживался поболтать со Всемогущим. Я вообще не уверен, какое у него мнение по проблеме «Гарри Дрезден», поэтому моя теологическая позиция довольно проста: я стараюсь не привлекать внимание Богов, божеств или божков. И думаю, что так всем нам будет лучше.

Тем не менее, учитывая, против кого я шел, я думаю, пара камней на моей чаше весов была б не лишней. Надеюсь, Майкл замолвил за меня словечко.

Розанна подошла к дороге и подняла руку. Из ночи появился грузовичок. В нем был только водитель, тип с толстой шеей и сломанным носом, по его глазам было видно, что сам он где-то не здесь. Один из фанатиков Ника, надо полагать. Они ритуально вырезали себе языки, что с точки зрения Ника было одновременно и практично, и знак чести. Я хотел попросить его открыть рот, чтобы убедиться, но было несколько неудобно.

Майкл осмотрел фургон изнутри. Затем вежливо открыл дверь пассажирского места для Розанны. Динарианка глянула на него, кивнула и села в машину.

Саня сел в машину первым, заняв дальнее заднее сиденье. Я сел следом за Майклом. Розанна что-то прошептала водителю, и мы поехали.

На минуту я занервничал. Мы направлялись на запад — в направлении прямо противоположном от озера. Затем водитель повернул на север и спустя несколько минут я понял, что мы едем в сторону одной из лодочных станций на северном берегу озера. И успокоился. Но если плохие парни догадаются, что мы уже знаем их местоположение, ситуация может измениться очень быстро.

Майкл сидел спокойно, невозмутимое лицо и руки, опирающиеся на Амораккиус, просто воплощение святой безмятежности. Саня позади нас храпел. Это выглядело не так внушительно, как поведение Майкла, но создавало такое же впечатление небрежной уверенности. Я пытался оставаться таким же спокойным, получалось с переменным результатом. Гарри, не трясись. Будь спокоен. Лед в твоих жилах.

Фургон остановился на одной из стоянок у Северного острова. Розанна молча вылезла, и мы последовали за ней. Она спустилась к берегу, вошла в доки и направилась к средних размеров катамарану, пришвартованному в конце причала. Майкл и я взошли на борт следом за ней. Саня отвязал швартовы, оттолкнул лодку от пирса и спокойно запрыгнул на борт.

Спустя несколько минут Розанна смогла завести двигатель старой лодки и направила ее от городских огней во тьму великого озера.

Странно и жутковато, как легко мир поглотила непроглядная тьма. Странный призрачный свет снежной ночи исчезал во тьме вод озера, в котором снег просто тонул. Низкая облачность какое-то время давала нам немного света, отражая огни города, Но по мере приближения к центру озера и этот свет затухал, и вскоре я уже не мог отличить очертания лодки и ее пассажиров от окружающей воды.

Я не уверен, как долго мы так плыли. Мне казалось, что час, но возможно, не более 30 минут. Лодка подпрыгивала на волнах, хумп, хумп, хумп, и вырывающиеся из под носа брызги покрывали бак сверкающим льдом. Пока я безуспешно пытался угадать движение во тьме, меня слегка затошнило.

Грохот мотора затих, и мы остановились. Тишина была обескураживающей. Я всю свою взрослую жизнь провел в Чикаго. Я привык к городу, его ритму, его музыке. К шуму машин, поездов, радио, крику сирен, сотовым телефонам, музыке, животным и людям, людям, людям.

Но здесь, в центре огромного, пустого холода озера, не было ничего. Ни сердцебиения города, ни голосов, ничего, кроме плеска волн, ударяющихся о корпус лодки.

Я ждал уже несколько минут, пока лодку раскачивали волны. Теперь, когда двигатель не работал — казалось, что лодка вот-вот перевернется, но я не собирался начинать хныкать.

— Ну? — потребовал Саня, где-то за пять секунд до того, как я начал истерику. — Чего мы ждем?

— Сигнала, — пробормотала Розанна. — До тех пор я не собираюсь бросаться на скалы и топить нас всех, милый зверь.

Я достал из моего кармана химический фонарь. Вытащил его из упаковки и растряс. Ввысь устремился зеленоватый свет, который довольно ярко, по сравнению с темнотой последнего получаса, осветил окружающее пространство.

Розанна взглянула на фонарик. В какой-то момент поездки ее человеческая форма уступила место краснокожей, крылатой демонессе с козлиными ногами, однажды виденной мной в Аквариуме. Её глаза, обе пары — карие и сверкающе зеленые, уставились на химический фонарь, она улыбнулась, обнажая белые изящные клыки.

— Без магии, колдун? Ты так боишься растратить свою силу?

Так далеко от берега, посередине такого большого озера, даже самые простые заклинания требуют огромных затрат — но я был уверен, что Розанна, судя по язычкам пламени, пробегавшим по ее хребту в Шедде, знала это так же хорошо, как и я. Это было бы пустой тратой энергии, которая могла понадобиться позже. И я напомнил себе, что в моих жилах лед.

— Просто мне нравятся такие фонарики, — ответил я, — Ты знаешь, что их использовали для крови хищника в том фильме с Арнольдом Шварцнеггером?

Ее улыбка исчезла.

— Ты о чем?

— Вот в этом-то вся и проблема с вами — бессмертными, — сказал я, — Вы не распознаете ссылку на популярный фильм, даже если она отложит эмбрион вам в пищевод.[80]

С конца лодки послышался сдавленный смех Сани.

Мгновение Розанна смотрела на него с непроницаемым лицом. Затем какая-то скорбная, темная тень легла на ее черты и она отвернулась. Подошла к носу лодки и, завернувшись в свои крылья, как в плащ, и приняв позу полной беззащитности, стала смотреть во тьму.

Саня заметил это. Он пытался убрать усмешку, но, на фоне реакции Розанны это усилие прошло незамеченным. Он собрался что-то сказать, но вместо этого нахмурил брови и потряс головой. Затем отвернулся и стал смотреть на воду. Снег продолжал идти крупными хлопьями, мерцая зеленоватым оттенком в свете фонаря. Майкл начал спокойно напевать «Прекрасная Грейс». Должно быть, выучил песню у каких-нибудь баптистов. У него был красивый, богатый и уверенный, голос.

Я подошел к Розанне и тихо спросил:

— Скажи, эта вот поза «Скорбящая дева», которую ты изображаешь, — как много Рыцарей ты убила с ее помощью?

Обе пары ее глаз покосились на меня, затем вновь устремили свой взгляд в ночь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь. Эта вот твоя прекрасно-грустная аура. Ты выглядишь и скорбно, и трагично, и сексуально. Будто бы кричишь: «спаси меня, спаси меня». Наверно, все молодые мужчины после этого хотят увезти тебя отсюда с собой на белом коне.

— Это вот так ты обо мне думаешь? — спросила она.