Ярлык Великого Хана - Михаил Каратеев

– А не слыхал ты, каких князей казнили в Сарае за прошлой осенью и за что?

– Великого князя тверского, Александра Михайловича, и старшего сына его, князя Федора. Калита на них не раз ложно доводил Узбеку всякие небылицы, и княжич в те норы находился в Орде, с оправданиями своего отца. По осени хан вызвал в Сарай самого князя Александра Михайловича и учинил им обоим суд. Но ни малой вины на них не нашел и хотел отпустить с миром. Сведав о том от саранского епископа, Иван Данилович Московский тотчас прислал в Орду своего сына Семена, не знаю уж с чем, во только по его наущению Узбек обоих тверских князей предал лютой смерти.

– Кто же ныне княжит в Твери?

– Константин Михайлович, брат убиенного князя. Но он боится Москвы, как черт кадила, и во всем ей покорен.

– Еще бы ему не бояться, коли она Узбековыми руками, почитай, весь род его перевела! Ну, а в Смоленске что?

– Там тоже были большие дела. Князь Иван Александрович, крепко сдружившись с литовским князем Гедимином и имея от него помощь, отказался платить дань Орде. Тогда хан Узбек повелел Калите собрать на него войско, над которым поставил главным воеводой самого лютого своего темника, Товлубея. Опасаясь того, что за смоленского князя вступится Литва, рать собрали огромную: опричь Москвы, выступили в этот поход рязанцы, суздальцы, ростовцы, ярославцы, юрьевцы и иные.

Летом минувшего года вторглись они в Смоленскую землю и поразорили ее изрядно. Но самого города не взяли, а, простояв под его стенами восемь дней, повернули в обрат. Сказывают, что князь Иван Александрович сумел от Товлубея откупиться и обязался платить хану дань по-прежиему. Видать, Гедимин выступить не схотел, и пришлось смоленскому князю идти на попятный.

– Да, не так-то легко татарское иго сбросить без единства, особливо доколи Москва хану послушна,– промолвил Василий, – Сперва тверичей привела в покорность Узбеку, теперь смоленцев… Однако то до поры до времени, а придет час, и дорого Орда заплатит за все московские услуги.

– И я тоже же мыслю,– сказал Никита. – Московские князья накапливают силу, и поелику хан думает, что эта сила ему верно служит, он сам пособляет ее крепить. И того не чует, что она однажды против него обернется.

– Дал бы Господь скорее! Москве-то, вестимо, виднее, нежели нам, да все же мнится мне, что кабы русские князья один другого не опасались и разом поднялись на татар, уже и сегодня одолели бы мы Орду. Ну, да что о том гадать! Сказывай, в других русских землях что деется?

– В других тихо. Вот разве что Великий Новгород снова себя показал. Там, как тебе ведомо, в последние годы сидел московский наместник, но запрошлым летом новгородцы его согнали. Иван Калита с ними расправиться не успел: сперва помешал ему смоленский поход, а после он сам занемог и помер. Во все это время и после, пока новый московский князь Семен Иванович ездил в Орду за ярлыком, новгородцы сложа руки не сидели: город свой добро укрепили, собрали великую рать и стали похваляться, что теперь, мол, Москва им не страшна и они ее от Великого Новгорода навсегда отвадит. Так бы, может, и было, но в ту самую пору случился у них великий пожар. Выгорело больше половины города, одних церквей сгорело боле семидесяти.

И когда повсюду начал полыхать огонь, низовой новгородский люд за место того, чтобы тушить, кинулся грабить. И не столько грабили они дома богатых людей, где челядь могла дать им отпор, сколь Христовы церкви. Оно известно, в Новгороде есть такой обычай, что богатые купцы, для верности, держат иные свои товары не дома, а в церковных клетях, закутах и подвалах,– коли бы пограбили только их, грех еще не столь велик. Но эти лихие люди вламывались в Божьи храмы, хватали драгоценную церковную утварь и не дозволяли причту выносить из пламени святые иконы и книги. Стражей же церковных и попов, которые выходила к ним с крестом в руках и старались усовестить, они избивали, а иных пометали в огонь. И жалости ни к кому не было: ежели какое добро погорельцы успевали спасти из полымя, эти богоотступники такоже отымали, не глядя – богатый то человек или бедный. А под конец перепились и почали грабить Друг друга. Словом, не меньше претерпел Новгород от этих разбойников, нежели от огня.

*См. Новгородскую летопись младшего извода, до 1340г.

– Ужели то истина? Индо поверить трудно, что на Руси такое могло случиться!

– Ан случилось. И это все от вечевых порядков и озорства. Ну, можно ли помыслить, чтобы такое было в Москве, либо в Киеве, либо в ином русском городе, где правят князья? Вот, к примеру, почти в то же время приключился лютый пожар в Смоленске. Князь Иван Александрович был в ту пору в отъезде, однако же смоленцы сами, не щадя себя, боролись с огнем, доколе его не погасили. И никакого бесчинства либо грабежа при этом не было, хотя смоленский люд много беднее новгородского. Не иначе как от тамошней вольности совесть у человека слабнет.

– Ну и что же после того пожара было в Новгороде?

– Да что ж, вся их сила пришла в расстройство, а московский князь Семен Иванович тем, вестимо, воспользовался и снова посадил в Новгороде своего наместника. Делать нечего, пришлось новгородцам покориться, еще и дань Москве заплатили.

– Так для них же будет получше, заметил Василий. Без чужой палки порядка у них николи не было и, видать, не будет. Перегрызутся меж собою, как псы, либо потянут в разные стороны. И будет то на руку токмо лишь Гедимину, который на Новгород давно зубы вострит.

– Нет уже Гедимина, Василей Паетелеич. В обратном пути настигла меня весть, что убит он немецкими рыцарями. Промеж их шла война, и Гедимин, со своей ратью, подступил к какой-то вражеской крепости и осадил ее. А у рыцарей там было припасено новое оружие, о коем никто, ни у нас, ни у литвинов, ничего не ведал. Сказывают, это железная труба, из которой с громом великим и с огнем вылетает круглый камень, поболее человеческой головы, и летит он много дальше, чем стрела из лука. И когда князь Гедимин подъехал на коне близко к крепостной стене, его из такой трубы убило.

– Я слыхал уже о том оружии, да не очень тому верил, промолвил Василии.– Пока ты был на Руси, приезжал к хану Мубареку один ученый монголец, и он мне сказывал, будто китайцы уже давно придумали такое зелье, которое, если насыпать его в трубу, либо во что иное, и поджечь, оно в тот же миг порождает гром и такую силу, которая не то что камни метать, а может повалить крепостную стену. И китайцы, говорит он, этим пользовались, покуда не потеряли секрет того зелья, поелику известен он был лишь немногим. Значит, то правда была… Кто же теперь на Литве княжит?

– Все литовские земли Гедимин завещал поделить промеж семерыми сыновьями своими, и при том разделе старшинства их в расчет не брал. Так, старшему из братьев, Монивиду, достался едва ли не самый плохой удел, город Кернов и окружные земли. Кейстут получил Гродно с княжеством, Кориат – Черную Русь, Любарт – Волынь, Наримунт – княжества Пинское и Туровское, Ольгерд – княжество Кревское. Минскую же землю, стольный город Вильну и с тем вместе великокняжеский стол оставил Гедимин любимцу своему, младшему сыну Явнуту. Все это мне поведал гонец, который вез эти вести из Литвы в Рязань. Мы с ним повстречались в Меченске и до Пронска ехали вместе. Сказывал он тож, что старшие братья таким разделом вельми обижены, и потому Явнут едва ли усидит на великом княжении. Не иначе как ссадит его оттуда либо Кейстут, либо Ольгерд.

– Скорее всего Ольгерд,– сказал Василий,– Я его знаю. Из всех Гедиминовичей он самый дошлый. Погляди, к примеру, как сумел жениться: взял за себя последнюю витебскую княжну Марью Ярославну, которая некрасива была и постарше его, но зато принесла ему в приданое все Витебское княжество, а оно будет раза в три побольше того удела, что ныне ему отец оставил. Хитер Ольгерд и разумом силен, вот увидишь, он невдолге всю Литву к рукам приберет.

– Ну, теперь слушай дальше, – помолчав, сказал Никита, и по его изменившемуся голосу Василий понял, что он переходит к худшему. – Нет уже в живых князя Александра Михайловича Пронского. Минувшею весною повез он в Сарай дань, собранную для царя Узбека, а в ту пору ехал из Орды князь рязанский, Иван Иванович Коротопол, вместе с темником Товлубеем, который вел своих татар под Смоленск, о чем я тебе уже сказывал. Не знаю уж, почему так вышло, но, на беду, в тот день Товлубей замешкался и поотстал, Коротопол шел впереди и первым повстречался с обозом пронского князя. Людей у него было много больше, к тому же пронцы, видя своих, русских, ничего худого не ждали и ехали спокойно навстречу. И вот, поравнявшись, рязанцы напали на них врасплох, как последние разбойники. Не успели люди Александра Михайловича схватиться за оружие, как их всех посекли, обоз разграбили, а самого князя связали и кинули в телегу.

*Черной Русью назывались земли, лежавшие по южный притокам Немана и ныне входящие в состав Белоруссии, с городами Волковысском, Соленимом, Несвижем, Новогрудком и Здитовом.