Погоня за ветром - Олег Игоревич Яковлев

что возродил империю ромеев, прогнав из своей земли латинян, и отдал свою побочную дочь за Ногая. Палеолог всё время своего царствования хитрил, юлил, заигрывал перед римским папой, соглашался на унию с католиками, лишь бы предотвратить новое нашествие на империю западных рыцарей. Как дамоклов меч, долгие годы висел над Палеологом страшный анжуйский герцог Карл, грозил ему войной. У Карла был сильный флот и многочисленное войско, вот Палеолог и изворачивался, союзился с папой, строил козни, вбивал клин между Карлом и Римом. В конце концов, базилевс добился своего — сила Карла ослабла, против него выступили жители Сицилии и король далёкого Арагона, оттяпавший у него ряд земель. С западной опасностью для империи ромеев было покончено, и базилевс мирно почил в Бозе. На престол вступил его сын Андроник. Епископ Феогност, бывший тогда в Царьграде, писал, что новый базилевс решительно порвал с унией и даже возвратил на патриарший престол низложенного своим отцом старца Иосифа, ярого поборника православия.

Феогност уже покинул Ромею. Скоро он будет в Галиче, затем посетит Теребовлю. В Теребовле Лев намерен венчаться. Было бы хорошо, если бы сарайский епископ благословил его брак с принцессой.

Палеолог был почти ровесником Льву, Менгу-Тимур — немного постарше. Сходит поколение его, Льва, сверстников, на смену им приходят новые люди, молодые, исполненные высоких честолюбивых замыслов, гордые, совсем не такие, как они — расчётливые, искушённые в кознях и интригах. Впрочем, Абака и Трайден были молоды, но их земной путь уже окончен. Никому не ведомо, что его ждёт.

Вот Мориц. Давно ли ездил к чешскому королю, привёз портрет принцессы, а вскоре его холодный труп нашли гридни на берегу Вепша. Два удара мечом — знающие дружинники говорят, били умело, наверняка.

Нехорошая примета: два человека, устроившие его грядущий брак с богемкой, краковский палатин и Мориц, умерли один за другим. Впрочем, подобные вещи происходят часто, и не стоит обращать на это внимание.

Принцесса звалась Елишкой, она прислала Льву письмо на дорогом пергаменте, в котором выражала нетерпение. Ей очень хотелось поскорее приехать на Русь и короноваться. Да, она именно так и написала — короноваться. Невесте всего тринадцать лет, но это не останавливает ни чехов, ни галицких бояр, которые наперебой советовали Льву слать сватов. Никто из них не думает о том, как он, Лев, сможет жить с такой девчонкой! Конечно, история знает немало подобных примеров, но одно — когда об этом написано в книгах, другое — когда самому приходится ради державных выгод идти па такой ущербный брак.

Вспомнилась Льву старинная легенда, которую они с братом Романом детьми прочитали в языческой летописи. Девятьсот лет назад на нынешних землях Галиции раскинулась могучая держава готов. Правил готами жестокий король Германарих, покоривший многие славянские племена. И была страна роксоланов, правил коей некий князь Бус. Была у Буса сестра, прекрасная княжна Лебедь. И вот порешили Бус со братьями выдать её за Германариха. Сватал Лебедь сын короля Рандвер, он и отвёз юную невесту к отцу. Но Германарих был стар, тогда как Лебедь и Рандвер — молоды. Некий ярл Бикки, советник Германариха, сказал, что лучше было бы, если б досталась Лебедь не отцу, а сыну. И пришлись слова сии по душе Рандверу и Лебеди. Тёмной нощью бежала Лебедь-Сва от своего мужа. И тогда в злобе лютой Германарих казнил своего сына, повесил его на виселице, а Лебедь приказал затоптать копытами коней: «бросил коням под копыта, вороным и белым, на дороге войны». Об этих же событиях прочитали юные княжичи в хронике готского историка Иордана, написанной на латинском языке. Там Лебедь названа Сунильдой и сказано, что король, движимый гневом, приказал разорвать её на части, привязав к диким коням и пустив их вскачь. После братья сей Сунильды, Сар и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили Германариха в бок мечами. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. В тяжких страданиях он окончил жизнь свою на сто десятом году жизни. Наследовал ему внучатый племянник, Амал Венд. Он отомстил за смерть двоюродного деда и распял на кресте Буса, но вскоре пал в бою с гуннами. Держава готов распалась под ударами кочевников.

Помнится, о Бусе, Германарихе и Лебеди состоялся у княжичей обстоятельный разговор с родителями. Лев и Роман заспорили. Роман был на стороне влюблённых и возмущался жестокостью готского короля, Лев же сказал, что Германарих прав, так как покарал свою жену за измену.

— Правильно сделал. Я бы такожде поступил, — говорил тогда юный Лев. — Из-за Лебеди сей, прелюбодейки, война великая началась. Уйма народу полегла.

— Да ты что, сын?! — грозно сверлил его взглядом отец. — Король тот — злодей и враг наш был. Знаешь, сколько лиха причинил оп славянскому племени?!

— Так всё ведь из-за неё. Иначе бы мир был.

— Слаб ты ещё разумом, Лев! — коротко отрезал отец.

— А мне княжну Лебедь жалко. Так любить и так умереть! — вздохнул Роман.

Во Льва в тот день словно некий дух противоречия вселился, со всеми хотелось спорить, всем доказывать свою правду.

— Нашёл кого жалеть, — пожал он плечами. — Мне вот Амала Венда жаль. Этот гунн, Баламбер, ему прямь в око стрелу пустил.

— Ты, Лев, не немчин, но русич еси! — оборвал его возмущённый Даниил. — Гляжу я, не впрок тебе наука книжная идёт. Всё наизнанку выворачиваешь! Енто надо ж, вражину экую пожалел! Али не чёл, какие зверства сей Амал Венд вершил?!

— Амал Венд — предок древлянского князя Мала, отца Малуши, матери святого Владимира. Он — и наш с тобою предок, отче.

— Вот и гляжу я, что ты его сторону держишь. — Отец вдруг рассмеялся и потрепал первенца по длинным чёрным волосам. — То правда. Но есть такие предки, коими гордиться не след. Ибо что оставил сей Амал Венд после себя? Да ничего, окромя памяти лихой в летописях наших.

После Лев случайно подслушал разговор матери с отцом в горнице Владимирского терема.

— Волчонком Лев растёт, — жаловалась княгиня Анна. — Нет в нём доброты, как в других чадах. Ох, болит моё сердце, Даниль!

Мать называла отца «Даниль», говорила она с лёгким половецким акцентом.

— То ничего, ладушка, — успокаивал её князь. — Имеет княжич мненье своё, не слушает бездумно учителей своих — рази ж худо? Князю завсегда голову свою на плечах иметь надобно. А что молол он о Лебеди, дак то пото как любви покуда