Китайский эрос (сборник) - Сборник Сборник

И все же, оказывается, удары судьбы можно ослабить, от нее можно ловко увернуться. В какой-то момент Вэйян сумел «повернуть голову» (то есть образумиться), поэтому в отличие от своего предшественника Симэня, погибшего от похотливых страстей, он смог «прозреть», правда, заплатив за это слишком высокую цену. Один анонимный комментатор, внимательно и дотошно прочитавший этот роман и снабдивший его интересными замечаниями, писал, что герой, подобный Вэйяну, должен вовремя «сменить свою колею», ибо «даже очень дурной человек, если он вовремя одумается и оглянется назад, способен увидеть брег спасения». Свой «брег спасения» наш герой увидел, пройдя значительную часть своего жизненного пути, разочаровавшись в своих жизненных целях, осознав их ничтожность и призрачность.

Грехопадение и прозрение героя отражены в двух названиях романа. Первое из них («Подстилка из плоти») намекает, с одной стороны, на путь плотских утех, по которому следовал герой, а с другой — на откровение, снизошедшее к нему в конце этого пути, своего рода — самопознание. Ведь подстилка (путуань) — это метафорический образ созерцательной, очистительной деятельности, постижения Истины (в романе — это истина учения чань). Праведник (святой инок, аскет), восседая на путуань, постигает смысл бытия и все тайны жизни. Роман имеет еще одно название «Просветление, пришедшее с прозрением». В китайском тексте понятия «просветление» и «прозрение» выражены, соответственно, иероглифами «чань» (буддийское просветление, прозрение) и «цзюэ» — «прочувствование, осознание». Иначе говоря, второе название подразумевает «осознанное прозрение», которое приходит к человеку как некое веление судьбы. «Самопрозрение» и «самопогибель» две разные и конечные точки воздаяния. Они венчают путь, одинаково, западных и восточных героев.

Но если изначальный финал пути героя сластолюбца, в общем, предопределен (его поступки дурны и безнравственны, а потому требуют осуждения), почему же столь прельстительно изображены картины его порочной жизни? Почему автор (Ли Юй или другой автор) так образно и ярко изображает картины порока, с таким удовольствием и даже с упоением живописует картины шокирующей чувственности? Порой кажется, что эротизм романов типа «Цзинь, Пин, Мэй» или «Жоу путуань» и других словно самодовлеет в поэтике этих произведений, заслоняет собой обычное описание жизни и нравов, даже оттесняет на второй план религиозную концепцию конечного воздаяния (заметим, кстати, что эротический характер сцен в произведениях аналогичного типа не чужд и западноевропейской литературе, включая произведения религиозного содержания — об этом интересно пишет А. Я. Гуревич в цитированной книге о средневековой народной культуре). В китайском романе Ли Юя в одной из начальных глав соблазнительно изображается сцена обучения Юйсян правилам и искусству любви. Герой объясняет их на примере «весенних картинок», содержание которых немедленно претворяется героями в жизнь. Откровенным эротизмом наполнены сцены встречи Вэйяна с двумя молоденькими сестрами, а потом с тремя родственницами. Весьма натуралистически изображена сцена хирургического преображения героя и т. д. Таких эпизодов немало в других произведениях. Подобной особенности можно дать несколько объяснений, каждая из которых посвоему раскрывает внутренние побуждения китайских авторов писать именно так, а не иначе и объясняет содержание самих произведений.

Первое — это стремление через подчеркнутую эротику сцен показать омерзительный характер самого порока-сластолюбия. Иначе говоря, речь здесь идет о назидательной, этико-религиозной идее автора. В памятниках западноевропейской и восточной (в том числе китайской) литературы даже жизнь праведников наполнена «мерзостями блудодейства», дабы читатель наглядно убедился в отвратительных свойствах этого греха, а главное, понял бы неизбежность расплаты. Этот назидательный характер своего произведения стремился подчеркнуть и автор китайского романа. В конце первой главы Ли Юй«…надеется, что читатель увидит в его сочинении слова напутствия, которые будто лечебной иглой кольнут его, и он сразу же задумается над прочитанным. Он увидит в книге описание любовных связей „радостей за спальным пологом“, словом, картины, которые близки к изображению деяний непристойных. Однако, увидев перед собой все это, читатель поймет, к чему ведут подобные поступки. Они послужат ему предостережением в жизни». Одна из целей написания книги совершенно ясна, а отсюда становится более понятной одна из сторон ее «специфики». Но после вышеприведенных слов Ли Юй делает такую многозначительную ремарку: «Если бы автор написал эту книгу как-то иначе, ее никто не стал бы читать, и она, наподобие оливы, оставила бы во рту горький привкус. Я же все изобразил иначе, чтобы читатель проглотил ту оливу, но спрятанную в сладком финике. Теперь олива уже не оставит неприятного привкуса». В этих словах, намекающих на характер изображения действительности, сказано нечто важное, к чему мы вернемся немного позднее.

Вторая особенность подобного изображения в произведениях этого типа объясняется одной специфической чертой культуры той поры. Читатель романа, конечно, обращает внимание на то, что в нем часто говорится о «пестовании жизни» («ян-шэн»), о «пестовании сердца» («ян-синь») и т. п., то есть о понятиях, связанных с психофизиологическими и гигиеническими учениями того времени. В основе их, как правило, лежат даосские представления о связи и взаимоотношениях человека и природы, о роли первостихий и первоэлементов в организме человека, об их отражении в человеческом поведении, о взаимоотношении полов и характере регуляции человеческих связей и т. д. Суть «ян-шэн» и «ян-синь» как важных частей или сторон саморегуляционной деятельности человека (а Ли Юй посвятил ей многие страницы специального эссеисторического труда: «Случайное пристанище для праздных дум») состоит в умении человека поддержать свой «дух» (или «изначальный дух») как первооснову своей жизни и его долголетия. «Сохранение первозданного духа» и «укрепление корней» — одно из главных условий нормального развития человеческого организма, о чем неоднократно говорится в романе и в его комментариях. В рамках этого учения очень важно установить гармонию между человеком и окружением во всех его видах, добиться равновесия всех первоэлементов в организме, создать гармоническое единство его наиглавнейших сил и, прежде всего, первостихий — инь и ян (темного и светлого начал). Кстати, именно поэтому автор так настороженно, если не сказать больше, относится ко всякого рода отклонениям от гармонического развития человека. Не случайно, к примеру, что автор с сарказмом говорит о евнухах, «рано состарившихся и немощных», так как они являют собой пример отклонения от жизненной нормы.

Среди всех этих проблем важнейшую роль играет взаимоотношение полов, включая половую практику (виды сексуальной практики, необходимые снадобья, призванные установить гармонию между стихиями инь и ян и т. д.). Уже в первой главе автор, сетуя на то, что медицинские книги не уделяют должного внимания проблеме интимных отношений между мужчиной и женщиной (всего, что с нею связано), пишет: «Словом, мнения на сей счет, как мы видим, бытуют самые разные. Одни говорят, что утехи полезны, так как укрепляют здоровье; другие твердят, что ониде несут один лишь вред. Если прибегнуть к сравнению (не забыв, понятно, жизненный опыт), то можно сказать так: любовные утехи весьма и весьма полезны для человеческого организма, ибо играют роль своеобразных целебных снадобий вроде женьшеня и растения аконит, которые, как вам известно, используются при соитии. Не следует забывать и о том, что аконит и женьшень, как и другие подобные лекарства, являющиеся укрепляющим средством, приносят пользу лишь тогда, когда их употребляют немного и длительное время». И далее автор прибегает к чисто медицинскому совету: «Помните, что они все-таки зелья, а не обычная пища. Если вы станете пожирать их без меры или не вовремя, они принесут огромный вред организму. Такой же вредоносной может оказаться и телесная связь с женщиной. Однако, если прибегать к ней длительное время и пользоваться ею равномерно, она непременно явит свои достоинства, ибо стихии инь и ян в этом случае как бы взаимно дополняют друг друга». И еще одно признание литератора: «Вот почему людям следует твердо усвоить, что к плотским утехам надо относиться как к лечебному снадобью, то есть употреблять его не слишком часто, но и не слишком редко, не гнушаться им, но и не пресыщаться. Еще до соития надобно помнить, что соитие есть лекарство, а вовсе не яд… Если все люди будут помнить об этом и сообразно поступать, то стихии инь и ян не понесут никакого ущерба!» Мы привели эти несколько пассажей, чтобы подчеркнуть, что проблема секса в Китае имела философский и медицинский подтекст, охватывая гигиену половой жизни. И эту особенность нельзя сбрасывать со счетов, ибо она занимала в культурной и духовной жизни человека не менее важное место, чем, скажем, дыхательная гимнастика или боевое искусство (ушу) отнюдь не только виды физкультуры, но и формы духовного бытия.