Самый Лучший Ветер - 3 - Артём Сергеев

Засунул, вышел на крыльцо, утрамбовал всё это дело ещё ногой внутрь, отрезая себе последние пути к отступлению, скрутил, увязал да и закинул одним ловким броском на чердак, с первого раза попав в открытую, по случаю лета, дверцу.

— Спасибо за специальность! — сказал я мешку на прощание, да и пошёл заниматься своим любимым делом — рассматривать одну очень интересную старую карту, да читать сопроводительные документы к ней. Тогда, да и сейчас, наверное, я всё ещё не мог назвать себя свободным человеком, но если тебе платят деньги за то, чем ты хотел всю жизнь заниматься, то чего ещё желать?

Абсолютной свободы не бывает, но есть простое человеческое счастье, и оно для меня в тот момент было объяснено простой фразой одного древнего мудреца: счастье, это когда утром с удовольствием идёшь на работу, а вечером с радостью домой. Вот так всё просто.

Примерно год я наслаждался этим состоянием, проветрил мозги и психику, успокоился, перестал прятаться от бывших сослуживцев, без тени зависти смотрел на уже капитанские погоны одного своего однокашника, довольно мудаковатого парня, если правду говорить, но всё это меня уже не трогало, у меня была своя собственная, личная жизнь.

За тот год я сумел хорошо подработать, продав несколько найденных мною ухоронок Древних поисковикам на дирижаблях, и одно из них выстрелило, крепко поставив меня на ноги. Нашёл я тогда в учётных документах, а не в своих любимых картах, одну потаённую железнодорожную ветку, упиравшуюся в обрушенный тоннель, с заваленным в ней тепловозом. Поисковики полгода разбирали пути и продавали рельсы гномам, потом раскопали тоннель и сбагрили искорёженную машину Древних им же, а мне отстегнули законный процент, в надежде на будущее сотрудничество.

Авторитета и денег у меня резко прибавилось, и вот от них и появилось то главное, о чём сейчас напомнил мне Арчи — появилась личная инициатива. Я немного приборзел, а чего, имею право за столько-то лет, но с работы не уволился — нравилась она мне, да и зачем? Сейчас смешно вспомнить, сколько времени Далин и Арчи укатывали меня пойти к ним в экипаж, но упирался я всерьёз, не желая терять вот это вот всё, добытое мной лично, своими усилиями, но у них всё же выгорело меня соблазнить, и слава богу.

Экипаж у нас получился не хуже чем у других, мы сработались, а сдружиться успели-то ещё раньше, задолго до того, но я никого не допускал до своей штурманской части, резвясь в картах и выбирая цели самостоятельно, лишь иногда консультируясь с друзьями. Далин с Арчи, кстати, вели себя так же, потому что Далин был механиком, а Арчи магом. А я был штурман, и было это моё, и другого я себе не желал.

Но теперь я стал магом, и от того, что был я им всего лишь чуть больше двух недель, просто не привык и не понял, что же это, собственно, такое и чего мне теперь от жизни хотеть. И зачем я попёрся в этот Раргрим, зачем сижу тут во дворе заброшенной гостиницы, зачем смотрю в глаза обалдевшего домового и собираюсь на полном серьёзе через полчаса идти паковать гномов?

С Арчи-то всё понятно, он с самого детства упорный маг, и это и есть дело его жизни, и другим он себя представить уже не может. Поэтому и лезет везде. У него свои соображения, мнимая или действительная ответственность, как у Лары перед людьми, и вообще, он всегда искал себе соперника посильнее, есть в нём такая не очень приятная в жизни черта. Да и дружба в юности с этим Даэроном, чёрт бы его побрал, тоже влияет, и это понятно. Не знаю, смог ли бы я сам пройти мимо попавшего в беду друга детства, особенно если именно мне в силах ему помочь. Звали-то на помощь меня, но из нас двоих пойдёт до конца именно что Арчи.

И вот теперь мне надо решить, пойду ли я вслед за ним, точнее, рядом с ним? А ведь пойду, другого пути нет. Ради него, ради нашей «Ласточки», и особенно ради Лариски. Угрозу для саламандр пропускать мимо себя я не собирался, даже предполагаемую, даже иллюзорную, ведь я помнил, как она прижималась ко мне тогда, надеясь только на меня, когда я разговаривал с Миром. Дрожала как осиновый лист, как огонёк свечи на ветру, а в глазах было столько всего, что и не передать. Да и раньше, в Ромашкино, когда я с острова дотянулся до неё, успокаивая и уговаривая не плакать и не волноваться, потому что мы только её любим, её доверчивость и её радостная любовь были мне наградой, и забывать это я не собирался. Такое предать — до конца жизни мучиться.

— Алё, гараж! — Арчи с некоторым возмущением щёлкнул перед моим лицом пальцами, и я, вздрогнув, пришёл в себя. — Очнитесь, вы очарованы! Если ты, Тёма, опять о судьбах нации и родины задумался, то я тебя лечить начну, всерьёз, от педикулёза!

— Да всё, всё, — я рывком встал на ноги, выкинув ненужные уже мысли из головы, ведь решение было принято, — всё уже. Пошли к машине.

— Сейчас пошлю, — Арчи всё ещё настороженно вглядывался в меня, но потом расслабился, видимо, действительно ничего такого не увидел, и широко зевнул, хлопнув меня ладонью по плечу. — Ладно, пойду досыпать. А ты, чучело, — тут же повернулся он к внимательно слушавшему нас и наблюдавшему во все глаза за нами Прошке, — сиди пока здесь, еду охраняй. В случае чего кричи во весь голос — шуба, понял? И прячься, но потеряться не вздумай, без тебя мы отсюда не уедем!

— Ладно, — недоумённо отозвался домовой и всё же не утерпел, переспросил, — а почему шуба?

— А мы тогда будем точно знать, что это ты, и означать это будет тревогу, — Арчи уже нетерпеливо потянулся, спать он всё же хотел. — А другие ни в жизнь не догадаются, понял?

— Ага, — заулыбался Прошка, — теперь понял!

— Тогда по местам! — скомандовал маг и поочерёдно показал на каждого из нас пальцем, начиная с себя. — Спать, бдить и охранять, в таком вот порядке!

Я шутливо козырнул ему, накрыв левой ладонью голову, Прошка без всяких шуток повторил за мной мои жесты, и вообще он потихоньку начинал просто пылать энтузиазмом, молодец, и мы разошлись