Школа добродетели - Айрис Мердок

— Вы, значит, хотите, чтобы я избавила его от чувства вины? Чтобы он больше не мучился и думал, что случившееся — лишь несущественная ошибка?

— Нет, я не это имею в виду. Он с этим никогда бы не согласился. Но безысходное разрушительное чувство вины или безграничной ненависти — это что-то вроде… бессмысленной дурной черноты… она уничтожает жизнь, которая должна… обновиться… жизнь людей, совершивших страшное преступление или страшно искалеченных.

— Это его чернота, — ответила миссис Уилсден. — Пусть он в ней утонет. Как вы могли прийти ко мне и сетовать, что ваш брат несчастен? Вы хотите, чтобы я помогла ему вообразить, будто все это сон?

— Я не против, пусть он будет несчастен, — сказал Стюарт. — Вернее, я против, но суть не в этом. Он будет всю жизнь чувствовать свою вину или, по крайней мере, свою ответственность. Он будет помнить случившееся всегда, каждый день. Я не хочу, чтобы ему что-то снилось, он и так погрузился в ужасный сон, где царят вина, страх и ненависть. Ваши письма усугубляют все, а я хочу, чтобы он проснулся и увидел жизнь в истинном свете. Если бы вы проявили хоть капельку доброты, это помогло бы Эдварду проснуться, это стало бы чем-то вроде электрошока. Он бы снова увидел мир, смог жить в нем и переделать себя. А сейчас он находится в мире фантазий.

— Вы отвратительный, самодовольный, глупый болтун, — заявила Элспет. — Мы наслышаны о вас. Вы делаете вид, что отказались от секса, и изображаете из себя святого. Неужели вы сами не понимаете, что вы мошенник? На самом деле вам доставляют удовольствие жестокость и власть. Жестокость — вот что вы делаете сейчас с нашим другом. Убирайтесь отсюда!

Стюарт не шелохнулся. Он смотрел на миссис Уилсден.

— Пожалуйста, простите меня за то, что я пришел и говорю вам все это.

— Вы переоцениваете мою способность лечить электрошоком убийц, — сказала миссис Уилсден. — Он продавал наркотики.

— Он никогда не продавал наркотики! — возразил Стюарт, хотя и не был в этом уверен.

— Я не хочу говорить с вами, — сказала миссис Уилсден. — Вы производите впечатление ужасного и отвратительного человека. Вы несете беду и боль, и я сочувствую людям, над которыми вы получите власть. Вы пришли сюда, чтобы шантажировать женщину. Так вот, вам это не удалось. Вы хотите, чтобы я простила этого мальчика, этого человека. Я не желаю прощать его.

— Я не понимаю почему, — сказал Стюарт.

— Он принес мне ужасное горе, уничтожил мою жизнь, мою радость. И он сделал это преднамеренно. Меня удивляет, что вам хватило наглости прийти сюда и мучить меня, произнося его имя. Вы не только наглец, вы жестокий садист, как сказала Элспет. А теперь, пожалуйста, покиньте мой дом.

— Извините, — отозвался Стюарт. — Я не хотел ничего плохого.

Он встал, зацепившись за лампу.

Сара вскочила с пола и включила в комнате верхний свет. На улице совсем стемнело. Стюарт увидел трех женщин, сидевших в ряд, как судьи: Элспет Макран в толстых очках на длинном носу, напоминавшем птичий клюв, изящная Урсула в наряде, похожем на униформу, с яркими внимательными глазами, и миссис Уилсден, которая выглядела моложе, чем две другие; у нее было изможденное лицо с высоким лбом и масса спутанных светло-каштановых волос.

Сара выпустила его из комнаты, и Стюарт вышел в коридор, где остановился в смущении. Сара широко распахнула дверь на улицу, и тут оказалось, что вечер выдался на удивление светлый. Стюарт проковылял по ступенькам и ступил на тротуар. Несколько мгновений спустя он осознал, что рядом с ним бежит кто-то, похожий на маленького оборванца. Это была Сара — в джинсах, с коротко подстриженными волосами. Ее маленькое цыганское лицо землистого цвета сердито смотрело на Стюарта. Она ухватила его за рукав, и Стюарт остановился.

— Как ты мог прийти и мучить эту несчастную женщину!

— Извини, — сказал Стюарт. — Я хотел, чтобы она прекратила писать эти письма. Они не приносят добра ни ей, ни Эдварду.

— Боже мой, ты просто глупец! Слушай, передай Эдварду, чтобы он не морочил голову Брауни Уилсден. Он встречался с ней. Что у него на уме? Я ничего не сказала миссис Уиледен. Если она узнает, она этого не переживет. Как ты можешь быть таким бесчувственным? Как он может быть такой скотиной? Он только повредит Брауни. Она ужасно несчастлива, мать настроена против нее, а он все совсем испортит, он ее с ума сведет. А от меня ему скажи…

— Да?

Стюарт серьезно глядел на нее сверху вниз.

— Бог с ним. Я рада, что он чувствует себя виноватым из-за Марка. Но как насчет меня? Почему он не чувствует вины из-за меня? Мне тоже есть что вспомнить о том вечере. Он ушел, я ему написала, а он не ответил. Он преступник, черт бы его подрал! Скажи ему, что я всю жизнь буду его ненавидеть. Скажи ему, пусть не попадается мне на глаза! Никто никогда не обращался со мной по-человечески. С детства — сплошная пустыня и одиночество, мне нигде нет места, я всюду чужая, я как будто не существую, я всем безразлична! Люди ведут себя как хищники, им на всех наплевать. Я раньше хотела познакомиться с тобой, потому что ты отличался от других, говорил что-то особенное. Я и к Эдварду подъехала из-за тебя. Но ты ужасный! Ты грубый и самодовольный, от тебя будет одно зло, и вот что я тебе скажу: женщины всегда будут питать к тебе отвращение. Они издалека поймут, кто ты такой, и возненавидят тебя. Скажи Эдварду, чтобы он прекратил вмешиваться… Господи, я знаю, ты думаешь, будто я ревную…

— Нет, — ответил Стюарт.

— Если миссис Уилсден узнает, что он видится с Брауни, это ее убьет. Неужели он не может сделать хоть что-то хорошее? А ты какого вероисповедания?

— Вообще-то никакого, — сказал Стюарт.

— Человек либо имеет вероисповедание, либо нет. Ты ни во что не веришь. Это значит, что ты веришь в себя. У тебя есть шрамы на теле?

— Нет…

— Ты мне приснился. Но это было раньше, когда я думала, что ты хороший человек или что-то в этом роде. Ну и жулик! Прощай навсегда. Скажи Эдварду… а, ничего не говори… пошел он в задницу!

Сара отпустила рукав Стюарта, который сжимала так, словно была подвешена на нем, и заспешила прочь. Ее маленькие ступни, торчащие из узких джинсов, были голые и грязные. Они дошла до дома и исчезла внутри. Стюарт услышал, как захлопнулась дверь, и двинулся дальше.

Несколько минут спустя рядом с ним притормозил автомобиль. Машина остановилась, чуть обогнав его, Урсула выглянула из нее и открыла пассажирскую дверь.

Стюарт сел в машину.

— Отвезти тебя домой к Гарри?

— Нет, я теперь там не живу.

— А где?

— Слушайте, не надо подвозить меня…

— Где?

Он назвал адрес, и они поехали.

— Как Эдвард?

— Плохо.

— Как я поняла из слов Элспет, он объявился в ее коттедже. И он жил в доме Бэлтрамов. Туда его, конечно, отправил Томас. Представляю, как это ему помогло. Говорят, старик умирает там, потому что ему не оказывают медицинскую помощь.

Стюарт ничего не ответил. Он не хотел рассказывать Урсуле о своем визите в Сигард. Эта поездка до сих пор вызывала у него чувство неловкости, почти стыда.

— Я встречусь с Эдвардом и снова посажу его на таблетки. Он наверняка их или потерял, или забросил куда подальше. Я полагаю, он-то живет у Гарри?

— Нет, — сказал Стюарт, — он на своем старом месте, в своей старой комнате, где все и случилось.

— И это тоже идея Томаса? Просто вижу его фирменную этикетку.

— Кажется, да. Гарри мне сказал только, что Эдвард переехал, когда я к нему заглянул.

— Ты поссорился с Гарри?

— Нет.

— Все очень странно себя ведут в последнее время. Я единственный здравый человек. Я была на конференции в Калифорнии, так мне казалось, что там все сумасшедшие. Но стоит мне на минуту оставить вас без присмотра… Ты-то как? Джайлс тебе пишет? Уилли просил его написать тебе.

— Да, он прислал замечательное письмо.

— На которое ты не ответил. Но я спросила, как ты?

— В порядке…

— Позволь-ка мне дать тебе совет, мою юный Стюарт. Не жди, не сиди сложа руки, думая о добре и о том, как бы тебе получше его сотворить. Ты просто возьми да сотвори. Пойди волонтером к несчастным, к больным. Я тебе могу дать адреса. Сейчас у меня нет ни минуты, но ты ведь мне позвонишь?

— Да. Спасибо, Урсула. Боюсь, я сегодня все испортил.

— Ты определенно веришь в шоковую терапию.

— Я сожалею…

— Не надо сожалеть. Это даже оригинально, если кто понимает. Вокруг нее все на цыпочках ходили, такая перемена может пойти ей на пользу. Никто не знает, что делать с таким горем. Человеческий мозг — большая загадка. Только люди вроде Томаса делают вид, будто понимают его, и уж можешь мне поверить, они опасны для других. То, что Томас еще никого не убил, — чистая случайность. Он идет на поводу у фантазий Эдварда! И это называется «терапия». То же самое и с этим старым психом Блиннетом. Чужие сны очаровывают Томаса, он утратил ощущение реальности. Но я вижу, как он теряет свою хватку, теряет уверенность, а это жизненно важно. Такие люди могут функционировать, только если они ни капли не сомневаются и мнят себя богами. Ты можешь дать мне адрес Эдварда?