Зомби - Клайв Баркер

Обдумывая на обратном пути услышанное, я решил, что, хотя в Фенли я узнал много интересного, полученная информация вряд ли поможет мне умерить восторг Пула по поводу дома. Зато у него чуть уляжется беспокойство насчет подвала и пробудится интерес к истории.

Когда я зашел в холл, то очень удивился, что Пула дома нет. Перед моим отъездом в Фенли друг говорил, что никуда не уйдет, поэтому я никак не мог объяснить себе его отсутствие. Пулу вовсе не было свойственно говорить одно, а делать другое. Я бросился на поиски с необоснованной поспешностью. Может, с ним произошел несчастный случай, подумал я, вспомнив прохудившийся пол в верхних комнатах. Шли минуты, ни в одной комнате Пула не было, и смутные опасения начали перерастать в тревогу.

— Пул! Где ты? — кричал я, большими шагами пересекая холл, созерцая убегающий вверх бурый сумрак лестницы.

Но мой зов лишь эхом какофонии отозвался в недрах дома и остался без ответа.

Меня угнетало незаметно подкравшееся чувство одиночества. Вместе с тем меня посетило предчувствие беды, странное предвестие гибели. Я знал наверняка: если бы Пул был дома, то уже ответил бы мне. Я пытался бранить себя паникером, который еще посмеется и поиздевается над собой, когда Пул, не ведающий о моих детских страхах, вернется домой. Но мне никак не удавалось заглушить чувство: что-то пошло наперекосяк. Но что, я не знал. Словами невозможно было объяснить сие загадочное чувство. Может показаться странным, но теперь, задним числом оглядываясь в прошлое, я понимаю, что сама атмосфера дома, еле уловимо преобразованная или изменившаяся, говорила мне: за время моего отсутствия произошло что-то страшное. Случилось нечто настолько ужасное, что не смогло улетучиться полностью, а налетом присутствия осталось, как это бывает с последними отзвуками крика. Пока я рыскал повсюду, начиная с первого этажа и до последнего, включая чердак, в доме оставалось одно место, которое я сознательно игнорировал, хоть и ощущал при этом некую долю вины, и, когда все поиски оказались тщетными, я неохотно приблизился к двери, ведущей в подвал. Лишь только я посмотрел на полку, то сразу понял, сколь напрасным было мое нежелание думать о подземелье: одной из двух керосиновых ламп на месте не оказалось.

Схватив оставшуюся лампу, я зажег ее спичкой. Лишь одно прикосновение — и дверь подалась. Но зачем ему понадобилось идти в подвал? Я нервно топтался на верхней площадке лестницы и вглядывался в пресыщенную тьму, пучину которой слабо освещал тусклый свет лампы. Меня поразила решительность Пула, которому зачем-то понадобилось одному спускаться в кромешную и словно наделенную сознанием тьму. Я боялся и не отрицал этого. После минутного колебания я решил окликнуть Пула. Ответило мне лишь резкое пустое эхо. Чувствуя себя еще более одиноким, чем прежде, я начал медленно спускаться по ступеням. Лампу я держал высоко, чтобы свет по возможности освещал побольше пространства. Я медленно шел вперед, и единственные живые существа, встречавшиеся мне на пути, были бледно-серые пауки, спасавшиеся бегством во тьму; когда я проходил мимо колонн, их таинственные тени струились, словно нечто осязаемое, сливались воедино. Меня интересовала вполне определенная часть подвала, и, хотя меня ужасала сама мысль об этом месте, я был уверен, что Пул пошел в тот зал, который мы исследовали накануне.

Не успев добраться до ведущего туда коридора, я увидел нечто, что сначала принял за груду тряпья, лежащего на полу недалеко впереди меня. Подойдя ближе, я вдруг понял, что передо мной лежит Пул. Тонкая струйка крови начертила бессмысленную линию на плите возле его головы. Я опустился на колени и коснулся лица друга; оно оказалось таким же холодным, как камень. Холодным, обмякшим и бледным. С первого взгляда, даже не слыша жесткого прерывистого дыхания, было ясно, что Пул ушибся весьма серьезно. Это было мне очевидно — может, даже слишком, — как и то, что произошло. Полный решимости, он спустился в подвал, но в конце концов тьма лишила его мужества, темное зло из зала или узкого лаза дало себя знать, и Пул в панике бросился назад по коридору, споткнулся о выступающую каменную плиту и ударился головой при падении.

— Джон, Джон, — зашептал я. — Зачем ты пошел сюда? Зачем пытался доказать себе самому или мне, что здесь нечего бояться?щз

Эхо глухо повторяло мои слова, и я внезапно почувствовал, что вовсе не один на один с Пулом. Хотя ничто не пошевелилось, ни один звук не потревожил глубокую тишину вокруг нас, я знал, что на меня смотрят. Во рту вмиг пересохло, когда я поднял глаза и всмотрелся в туннель, где в густом мраке тонул свет. Там, теряясь в тенях на границе света и тьмы, нечетко видимая, словно в тумане, стояла, глядя на меня, недвижимая фигура. Я поднял лампу высоко; круг света немного расширился, видение рассеялось.

Когда я встал на ноги, то понял, что в мрачной пустоте разрушающегося прохода не было ничего. И все же даже теперь, когда я удостоверился в обмане зрения, я не мог избавиться от чувства, что за мной следят. Я чувствовал чей-то взгляд все острее с каждой секундой и наконец понял, что уже не в силах этого выносить. Теперь ясно, отчего впал в панику Пул. В подвале было нечто, что особо явственно ощущалось тут, в коридоре, ведущем к четырехугольному залу. Игнорировать это было невозможно: оно обладало тупой настойчивостью и возрастающей силой зубной боли.

Поспешнее, чем мне хотелось бы, я поднял Пула, подсунул плечо под его обмякшее тело и двинулся к лестнице, поднялся по ней и наконец оказался в холле. Когда я положил друга на диван в кабинете, он начал стонать, словно стал приходить в себя. Но вскоре стало ясно, что он все еще без сознания. В невнятном бормотании я улавливал смысл отдельных странных слов и фраз, которые не на шутку встревожили меня:

— …скребется… Я тебя слышу! Землю царапают… кроты, такие бледные… белые кости… Нет! Убирайтесь! Кости!.. вгах'нагл… Я вижу голову… Нет!.. ш'ш'ш'фтарг… (нечленораздельная речь), хватит, надо уходить, скорей отсюда, белые костлявые руки, когти впиваются в тело, сдирают кожу, тянут по полу, страшная сырость, и мерзкие глаза зажглись, горят. Нет! Надо уходить… Помогите! Господи, помоги мне! Помогите!.. Я не должен, не могу произнести эти слова… не должен, вы не заставите… Нет, нет, нет!.. дьявол!.. ш'ш'ш'… (бормотание) нужно остановиться… остановиться…

Наконец после нескольких минут мучений он затих, дыхание смягчилось и выровнялось. То, что ему пришлось пережить наяву или в воображении в подвале, должно было быть воистину ужасно, — коль скоро последствия он переносил так тяжело. Я даже решил вызвать врача, но потом передумал: похоже на то, что Пул оправился от раны, и я знал, что страдает он не из-за ушиба.