Земля бедованная (сборник) - Нина Катерли

Следующим же утром посыпались телефонные звонки. От друзей – с поздравлениями. От людей, хлопотавших о моем приеме в Союз писателей, – с советами. Я не называю здесь имен. Потому что большинства этих людей уже нет на свете. Да и вправе ли я осуждать кого-то, не хотевшего неприятностей из-за моего, как они считали, легкомыслия и тщеславия. Вскоре выяснилось, что рецензию К. Ф. Куликовой, конечно, вынули из почти готового номера «Звезды», а меня пригласили в Союз писателей, где лежало мое заявление о приеме.

В секретариате мне вполне доброжелательно посоветовали написать письмо в «Литературную газету», где я бы заклеймила издателей «Глагола», напечатавших мою повесть без моего ведома и согласия.

Я писать такое письмо отказалась, объяснив это тем, что у меня еще нет литературного имени, и объявлять таким странным образом о своем вступлении в ряды советских литераторов – смешно и недостойно. После этого вопрос о моем приеме в Союз писателей отпал сам собой, печатать меня прекратили, только в Москве, в «Юности» через некоторое время появился мой рассказ «Прощальный свет».

Здесь и далее: Нина Катерли. «Сквозь сумрак бытия», в книге «Чему свидетели мы были». СПб.: издательство журнала «Звезда», 2007.

1 Посвящается М. Эфросу – Михаил Григорьевич Эфрос (1933–2000), муж Нины Катерли и мой отец.

2 Это ведь родина. Что же ты плачешь, дурак! – из стихотворения Дмитрия Бобышева «Любой предлог (Венера в луже)». Дмитрий Бобышев – русский поэт, родился в 1936 году. В начале шестидесятых годов вместе с Иосифом Бродским, Анатолием Найманом и Евгением Рейном входил в ближайший круг Анны Ахматовой.

3 …обещали с утра давать тресковое филе. – Дефицит – это когда чего-то не хватает. Советский дефицит – это когда не хватает всего, но иногда в продаже что-нибудь появляется, и тут главное – узнать об этом раньше других и успеть занять очередь, а то не достанется. Дефицитный товар, в отличие от обычного рыночного, не продается, а дается свыше. Что советский человек сегодня будет есть на обед, что наденет, обует, что будет читать или посмотрит на сцене, решал не сам человек, а таинственные и всесильные «они», которые «завезли» и «выбросили» (или не завезли и соответственно не выбросили). Самым большим дефицитом при советской власти была возможность выбирать. То есть, выбор, конечно, оставался, но примерно такой же, как в школьной столовой или в детском саду: ешь, что дают, или сиди голодным.

4 …заняла очередь, чтобы сперва взвесить. – Продукты, которые надо было сперва взвесить, продавались так: продавец взвешивал товар, записывал вес и цену на упаковке, листе толстой серой оберточной бумаги, и на клочке, с которым покупатель становился в очередь в кассу. Оплатив товар, покупатель шел с чеком обратно в отдел и, если повезет, получал покупку без очереди, если же очередь оказывалась принципиальной, снова становился в хвост.

5 …член партийного бюро ЖЭКа. – При советской власти партийные бюро, бюро первичной партийной организации КПСС, создавались не только на предприятиях и в организациях, но и при жилищно-эксплуатационных конторах (ЖЭКах) – для пенсионеров и неработающих домохозяек.

Члены партийного бюро ЖЭКа были важными персонами. Они, например, решали, можно ли позволить неработающему советскому гражданину съездить за границу по туристической путевке, если ему вдруг придет в голову такая фантазия. Именно на заседаниях партбюро обсуждались характеристики желающих получить выездную визу – разрешение на временный выезд за пределы СССР.

Характеристику советский гражданин писал на себя сам. Он должен был рассказать о своих производственных достижениях, общественно-политической работе и семейном положении (если в разводе, то почему развелись), был ли за границей раньше (если да, то где, когда и с какой целью) и обязательно добавить: «морально устойчив, политически грамотен, в быту скромен, пользуется уважением в коллективе». Характеристику подписывал «треугольник»: директор или начальник ЖЭКа по месту жительства, секретарь партбюро и председатель профкома.

Затем ее утверждал или не утверждал райком КПСС. И не просто так, а после собеседования: знаете ли вы страну, в которую зачем-то собрались? У вас могли спросить, например, фамилии партийных начальников этой страны, подробности последнего съезда тамошней компартии, какая это партия – коммунистическая или рабочая, и почему, или как должен себя вести советский человек, оказавшийся во враждебном окружении, в случаях неизбежных провокаций.

Еще вы заполняли огромную анкету на себя и всех своих родственников, живых и мертвых (когда умер и где похоронен). Анкету проверяли в органах госбезопасности, и, если все в порядке, то вам в обмен на советский паспорт выдавали заграничный с заветным штампом «Разрешен выезд в Народную Республику Болгария с 01 по 18 октября 1977 года».

6 …мелкие деньги … для покупки «Недели» и «Крокодила»… – Газета «Неделя», еженедельное иллюстрированное приложение к «Известиям», и сатирический журнал «Крокодил» стоили по 15 копеек, значит, на их покупку требовалось 30 копеек. Эти издания были любимы народом, за ними всегда стояла очередь.

В отличие от породивших ее «Известий», «Неделя» писала не столько про политику и пятилетку, сколько про жизнь. Она публиковала интервью со знаменитостями – артистами кино и эстрады, спортсменами и даже космонавтами, злободневные статьи о дефиците и качестве товаров, полезные советы хозяйкам и рассказы о простых людях, в которых читатели еженедельника узнавали себя. Подписки на «Неделю» не было, ее можно было только купить в киоске.

«Крокодил» – тот и вовсе был единственным общесоюзным (сейчас сказали бы «федеральным») сатирическим журналом. Ему дозволялось критиковать временные недостатки, которые кое-где на местах у нас порой еще встречались. Например, отдельный чиновник-бюрократ, нетипичный рабочий-пьяница, стиляга, заразившийся тлетворным влиянием Запада. Советский «Крокодил» не отступал от генеральной линии Партии и Правительства, в конце сороковых – начале пятидесятых он помещал злобные антисемитские карикатуры на «безродных космополитов» и «врачей-убийц», а в семидесятые гневно бичевал агрессивные происки «дяди Сэма», израильскую военщину, а заодно – антисоветчиков Сахарова и Солженицына. Зато в рубрике «Улыбки разных широт» можно было прочесть анекдоты и переводные юморески, которые не печатались больше нигде.

7 …бросил в щель таксофона вместо двух копеек гривенник. – Телефона у Тютиных не было. Звонок из уличного автомата стоил две копейки. Медная двухкопеечная монета была такого же размера, как и никелевая десятикопеечная, поэтому гривенник вместо двушки использовали не только по рассеянности, но и вполне сознательно: двухкопеечные монеты были дефицитом. В конце семидесятых появились таксофоны, которые принимали две монеты по одной копейке.

8 …с волосатым Андреем … еще через четыре года… – Два года учебы в техникуме, плюс пять лет института, плюс четыре года аспирантуры, действие повести приходится на конец семидесятых – значит, продвинутый профессорский сынок носил длинные волосы еще в конце шестидесятых, когда мода на прически в стиле хиппи только-только добиралась до СССР.

9 блат – протекция, связи. Незаменим при поступлении в вуз, устройстве на службу или приобретении дефицитных товаров.

10 …обратиться к руководству, чтобы сохранить семью… – то есть, пожаловаться в администрацию института, где работал изменщик, чем основательно попортить ему карьеру.

11 …хорошую специальность шофера такси. – Профессия шофера такси была весьма прибыльной, и не только благодаря высокой зарплате и чаевым. У таксиста можно было днем и ночью, и даже во время горбачевского сухого закона, купить водку, а некоторые, самые ушлые, доставляли также и девочек.

12 Одевался … во все импортное… – Одежду и обувь иностранных фирм («фирменную») в Советском Союзе не покупали, а доставали разными способами – законными и не очень: у знакомых иностранцев, продавщиц, моряков дальнего плавания, корабельных буфетчиц, дипломатов и фарцовщиков, а также в магазинах «Березка» и «Альбатрос», которые торговали за валюту – с иностранцами и за сертификаты (боны, чеки) Внешпосылторга – с советскими гражданами, имевшими на это право. В свободной продаже были, в основном, страшные костюмы фабрики «Большевичка» и ботинки «Скороход». Иногда, правда, в магазинах «выбрасывали» товары из братских стран народной демократии, например, туфли чехословацкой фирмы «Цебо», или какой-нибудь польский пиджак, но по-настоящему фирменными были вещи, привезенные из капиталистических стран.