Андрей Капица. Колумб XX века - Михаил В. Слипенчук

я всегда любила, сама не знаю за что. Номер у нас хороший — TV, VK и так далее. Но коридоры холодные — t= +8–10 — и длинные — до столовой и обратно — 500 м. Вот мы с Андреем немного и загрипповали, даже не гуляем, только сидим дома в номере и читаем и смотрим TV, а я еще вяжу на спицах, чего не делала уже лет 5…

Я по-прежнему много слушаю музыку, даже перевезла проигрыватель с наушниками в санаторий. Завтра у меня вечер Вагнера — прочла „Песнь о Нибелунгах“ в издании Academia, это чтобы лучше понять музыку „Кольца Нибелунгов“. Но эпос этот слишком кровавый и грубый, на музыку не ложится. Следующий вечер у меня — Шуман, а потом симфонии Гайдна. Вот как у меня интересно, правда, не хватает мне материалов — записи фирмы „Мелодия“ чаще всего очень невысокого качества, и недостатки восполняются воображением, уютной обстановкой, свечами и чаем в антракте.

Вот, Анна Алексеевна, и все про нас. Вот уже больше 2-х месяцев мы живем изолированно и в обстановке болезни и уныния. Но Андрей — молодец, ведет себя как настоящий полярник — не ноет, не боится. Спокоен и мужественен…»

1 мая 1977 года:

«Дорогая Анна Алексеевна!

Начинаю свое последнее письмо из серии „владивостокских“. Эпоха „близких родственников на Дальнем Востоке“ кончается. <…>

Книги и посуда собраны, это 120 ящиков из-под вина; завтра будем разбирать бельевые и платяные шкафы…

Еще мне пришлось научиться обрывать „сочувствующие“ разговоры. Их было поначалу много, и хоть говорились они от чистого сердца, но ничего, кроме расстройства, у меня не вызывали. Здесь я вспоминала Вас, Ваш железный характер, и старалась вести себя похоже. После долгих размышлений и сопоставлений отдельных рассказов и разговоров я пришла к выводу, что наука на Дальнем Востоке краевым властям не нужна. Столичные люди мешают им вариться в собственном соку и, кроме того, недостаточно покорны, не бегают с доносами и так далее. Поэтому крайком терпеливо ждал уже года три, когда Андрею надоест и он уедет, просто ждал и ничего не делал и, конечно, не помогал абсолютно ни в чем. Их лозунг, высказанный в запальчивости заведующим Отделом науки в крайкоме: „Еще ни один приезжий не принес пользы Дальнему Востоку“. Как был слеп Андрей, что не видел этого или не хотел видеть. Я здесь уже 2 недели. За это время ни один из партийных боссов — ни из ДВНЦ, ни из крайкома не позвонил и не пришел, и не предложил помощь. Ни один не поинтересовался самочувствием Андрея. Ни один. А они были у нас (и у Вас!) дома, были на „ты“ и считались друзьями! Поэтому я считаю, что эта затея с наукой на Дальнем Востоке — пустая, пока она не нужна краевым властям! И зачем это затевали в 1970?!

Зато просто ученые, просто люди — все старались и стараются меня поддержать, помочь и отвлечь. И поэтому я вижу, что Андрея любят и уважают, о нем жалеют, но — только интеллигенция. Ну, хватит об этом. Просто мне захотелось подвести некоторые итоги, а это уже лучше сделать в письме к Вам. Я же не могу сказать этого Андрею!

Аня дома уже 2 дня, она довольно слабая, бледная и худенькая, но с младенцем Петенькой управляется ловко и с известной твердостью…»

Анна Андреевна вспоминает: «Пожар совсем выбил отца из колеи. Он очень переживал, что виноват, недоследил, недосмотрел. Думал, что мог как-то предотвратить.

Ведь когда случился пожар — там даже противоожоговых лекарств не было нигде! Дальний Восток — на то он и дальний. Насчет лекарств надо было сперва договориться с Москвой, а это часы, часы, часы…

У отца после пожара были инфаркт и инсульт. Ну, последовательно, как это всегда бывает. Но все это происходило уже в академической больнице в Москве.

После этого мы поняли, что уезжаем. До этого не собирались.

Мы уехали в июне 1977 года. У меня месяц был ребенку. Мама приехала, мы сложили все вещи в контейнер, и все».

В 2006 году, в последнем интервью академика Н. И. Шило, который в то время жил в знаменитом Доме на набережной напротив Кремля, журналист Владимир Губарев задал ему вопрос:

«— Андрей Капица не устраивал власть? Вольнодумец был, как и отец?

— Нет. Случилась беда. В лаборатории Геологического института произошел пожар. (спутать в 93 года названия институтов можно легко. — Прим. авт.). Погибли люди… Виновным был признан, как и положено в таких случаях, председатель президиума научного центра — Андрей Петрович Капица, его отстранили от работы.

— И назначили вас?

— Да, пришлось переехать во Владивосток, хотя в мои планы это совсем не входило»[257].

Т. А. Воробьева вспоминает: «Сразу же у Андрея Петровича и Вячеслава Георгиевича Коноваленко началась вражда с партийным руководством Приморского края. И тут же, конечно, нашлись местные, которые были слабоваты, которых раздражали приехавшие во все институты, я не говорю про Тихоокеанский институт географии, его еще не было, а вот в Институте биологии моря таких было много. Сразу началось вот это: „набежали тут с Москвы“».

Рассказывает Б. В. Поярков: «Слышал, что многие крайкомовцы были уязвлены тем, что зарплата у председателя Президиума ДВНЦ была значительно выше, чем у первого секретаря крайкома. Существенное значение имело и то, что А. П. Капица имел непосредственный выход на Москву, и не только на Президиум АН СССР, но и на Политбюро ЦК КПСС. Такого положения в крайкоме стерпеть не могли. Началась изнурительная позиционная война, своеобразное „перетягивание каната“.

С самого начала организации ДВНЦ АН СССР надо было решить вопрос о месте базирования его руководства. Последний председатель Дальневосточного филиала СО АН СССР, А. С. Хоментовский, будучи директором Хабаровского комплексного института, постепенно де-факто перебазировал руководство филиалом в Хабаровск, хотя исторически центром дальневосточной науки считался Владивосток. В момент организации ДВНЦ встал вопрос: Хабаровск или Владивосток? Местные партийные органы предлагали Хабаровск, но А. П. Капица настоял на Владивостоке. Он этот выбор сделал как географ, которому было совершенно ясно: Владивостоку присуще более выгодное транспортно-географическое положение, хотя у него и строительная база послабее, чем у Хабаровска, и город в те времена был закрыт для иностранцев. Как показало потом развитие дел, выбор Владивостока был стратегически совершенно оправдан: ДВНЦ сразу развернулся лицом к проблемам всего Тихоокеанского региона. Наиболее ярко это проявилось в 90-е годы ХХ века. В Хабаровске была опасность, что создаваемый научный центр мог замкнуться на проблемах собственно советского Дальнего Востока, что, конечно же, тоже важно, но стране был важен форпост науки на Тихом океане.

Следующая проблема — как создавать новый академический центр: по типу Новосибирского академгородка или нет? А. П. Капица, насколько я могу судить, склонялся к варианту академгородка. Приморский крайком КПСС был против. В конце концов начал реализовываться