Время для жизни (СИ) - taramans

- Иван! А… что-нибудь… лирическое ты можешь спеть, - опять эта… Тамара.

«Вот лирику… не стоило бы. Что-то внимание этой дамы… меня, несколько настораживает! Особенно… в присутствие ее мужа!»

Но делать нечего…

Иван чуть перебором струн настроился, вспоминая, что можно еще спеть. Плотные занятия с гитарой последние полгода давали ему навык подбирать аккорды практически на ходу.

- Ну вот если это:

- Целую ночь соловей нам насвистывал,

Город молчал и молчали дома.

Белой акации гроздья душистые,

Ночь напролет нас сводили с ума!

Присутствующие за столом молчали, погрузившись кто в воспоминания, кто – в лирику песни.

- Ах как хорошо! Молодец, Ваня! – Тамара захлопала в ладоши.

Зураб же покачал головой:

- Белогвардейщина какая-то, честное слово!

Его жена завозмущалась:

- Ну что ты, Зураб?! Ну какая белогвардейщина? Красивая песня! Это твоя, Иван?

- Нет, что вы! Слышал где-то… просто понравилось.

Супруги Шедько тоже поддержали Тамару, отстаивая песню.

- Ну… если белогвардейщина… А вот про эту что вы скажете, Зураб Шалвович? – Ивана тоже чуть обидело такое отношение.

- Призрачно все в этом мире бушующим.

Есть только миг, за него и держись!

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь!

Иван вспомнил, насколько ему казался непонятным разрыв между внешним видом Анофриева и его голосом. Простецкий же мужик, а голос…

И опять его слушали в полной тишине.

- И опять – белогвардейщина! – кивнул головой Зураб!

«Вот же… редиска «гэбэшная»! Все ему не так… Наверное, хватит уже провоцировать особиста? Веду себя как… полный придурок!».

- Ну, Зураб… Тут и я с тобой не соглашусь. Белогвардейщины здесь нет. А вот непонятный такой… идеалистический душок, что ли… да, слышится, - это уже Каухер старший.

«Как бы меня тут… после окончания вечера не «приняли»! Завязывать нужно с выступлениями!», раздумывал Иван, пока часть присутствующих вступила в спор по поводу идеализма и его содержания в этой песни.

Ситуацию спасла хохлушка Шедько:

- А давайте народные споем!

- А - давайте! – Иван решил… реабилитироваться.

- Нэсэ Халя воду – коромысло хнеться!

А за нэй Иванко, як барвинок вьется!

Песню подхватили супруги Шедько. Пели они здорово, голосисто, весело.

Потом Иван снова взял гитару:

- Ничь яка мисячна, зоряна, ясная,

Выдно хучь голки збырай!

Выйды коханая працею зморэна

Хучь на хвылыночку в гай!

Тут Анна Афанасьевна подпевала одна. Ее супруг с улыбкой смотрел на жену.

«Какая славная они пара, все-таки!».

- Так ты шо ж, Иван, из наших мабуть? Из малоросов? – по окончании песни спросил комполка у Косова, пока его жена вытирала слезы с лица платочком – расчувствовалась.

- Та ни, дядьку… С кацапив я. Або размовляю трошкы, - заулыбался Иван.

- Це дуже гарно, парубок! Це дуже цикаво!

- Могу и так, - Иван перевернул гитару и на манер бубна застучал, все громче напевая песню, которую помнил еще со школы, той еще – Елизарова.

- Жужуна цвима мовида,

Диди миндори данама.

Данама, данама, данама

Диди миндори данама.

Тамара, да и Зураб опешили, а потом женщина стала активно подпевать. Ее муж тоже, улыбаясь, чуть слышно пел.

Когда Иван закончил петь, Тамара вскочила со своего стула, обежала стол и расцеловала его в щеки.

- Иван! Еще раз! Зураб, ну что ты сидишь? Иди, станцуй с женой!

Иван снова пел, отстукивая себе и паре танцоров ритм. Чуть позже музыку подхватил на аккордеоне Илья. Остальные, смеясь и хлопая, смотрели как пара Кипанидзе здорово выплясывает посреди зала. Она ходила павой, а он, вокруг нее, выдавая коленца – крутился чертом!

- Ай, молодец! Ай, спасибо! Удружил, Ваня! – раскрасневшийся после танца особист хлопнул его по плечу и вполне благосклонно смотрел, как супруга снова расцеловала Косова в щеки.

Потом они снова пошли курить. Но атмосфера уже была куда как теплее, чем в первый раз. Даже Каухер… как-то по-другому смотрит.

- Слушай! А откуда ты знаешь и украинские, и грузинские песни? – спросил Каухер, и вроде бы даже – без неприязни.

- Ну как сказать… я два года на Севере отработал. Там же… люди разные есть. А вечерами, в бараке лесорубов или строителей – чем заняться? Вот… кто в карты играет, кто читает, а кто – песни поет. А память у меня всегда была неплохая!

Комполка Шедько, уже изрядно выпивший, гудел ему на ухо:

- Ты, Иван, этих не слушай! Летчики, танкисты, моряки еще! Без пехоты, Ваня, армии не бывает! И правильно решил, что в пехотное, правильно! Оно – привычнее, да и надежнее! Я тебе вот что скажу – тебе, Иван, к поступлению в училище, надо бы курсы стрелковые закончить. Чтобы значок, значит, был! Ворошиловский стрелок! И лучше – второй степени! Там, в Омске это оценят! Да и нормы ГТО сдать обязательно! И опять же – с отличием, вот! У меня знакомые в Доме Красной армии есть. Можно, конечно, в любой клуб записаться… Но у нас там… более ответственно подходят. Пусть и жестче спрос, зато и знаний – больше. Я договорюсь, чтобы тебя приняли. Но! Сдавать будешь сам, без поблажек! Ты меня не подведи. Понял, Иван?!

«Дело нужное! И стрелковая подготовка и физическая – точно пригодится, и к поступлению, и потом. В училище легче будет!».

- Спасибо, Василий Николаевич! Не подведу, обещаю!

Вечер продолжался. Несмотря на обилие закуски, народ все же постепенно поднабрался. И Косов тоже чувствовал легкое опьянение. В какой-то момент гости переместились в холл на этаже, перемешались там с людьми из других квартир. Откуда появился патефон, Иван не знал. Начались танцы.

Благо, что Тоня хоть чуть-чуть, но натаскала Косова. Уж вальс-то он мог танцевать без особой опаски. В основном, он танцевал с Зиной, на которую было довольно забавно смотреть. Девушка… изрядно поднабралась. Нет, со стороны все смотрелось вполне пристойно, но Иван, танцуя с ней, понимал, что и прижимается она к нему сильнее, чем надо, и зарумянилась, и смеется очень уж заразительно. Даже мило насупилась, когда Косов все же станцевал с Тамарой.

- Иван! А как тебе удается писать такие хорошие стихи к песням? – женщина, танцуя с ним, тоже, как и Зиночка, дистанцией себя на ограничивала. И похоже, что Тамаре нравилось, что он чуть конфузиться от такой… близости. Ага… не оконфузиться было сложно. И духи у нее подобраны хорошо – очень уж подходит аромат к грузинской красавице, какой-то… пряный и чуть горьковатый. И ткань платья, мягкая на ощупь, очень выгодно подчеркивала, что фигура у Тамары еще – ого-го! И эта легкая улыбка на губах. И взгляд карих глаз, затененных такими длиннющими ресницами.

«Ведьма, не иначе!»

- Я, Тамара, и сам не знаю, как это получается, - ага, сейчас вот скажу – «а ворую я! краду интеллектуальную собственность!», - иногда кажется, что я где-то слышал уже какие-то строки… ну вот – похоже… как-то. Иногда… что-то навеет. Ситуация какая-нибудь или еще что… А вот когда уже есть несколько строк, или даже – четверостиший, тут уже приходится думать, чем их дополнить. Но – тоже чаще всего происходит спонтанно!

- Интересный ты… паренек! И внешне… и пообщаться с тобой… интересно! Как будто тебе на восемнадцать лет, а… лет так тридцать, а то и тридцать пять! То – юноша, а то – уже и мужчина зрелый!

Иван с облегчением выдохнул, когда танец закончился. А то и сама женщина на него действовала… и разговор этот… тоже. Когда на какое-то время она замолкала в танце, то так прижималась к нему, что казалось, что вальс вот-вот перейдет в танго. Танго Тоня его тоже учила танцевать, только вот похвастаться здесь пока ничем не мог. Сложновато оказалось за такое время изучить все фигуры этого чувственного танца. Поэтому, когда музыка стихла, Косов определенно чувствовал… стеснение в штанах. Тамара улыбнулась, казалось бы, случайно провела рукой, задев… область стеснения, ага! и негромко сказала: