Проклятие Айсмора - Ольга Зима

еще любит все творожное! — осенило его. — Говорила, дядя пристрастил к запеканкам. Вот только… — прибавил покаянно, со вздохом, почему-то за Ингрид извиняясь, — она привередливая. Сказала, что больше не готовит, так как без цедры запеканка — не запеканка.

Как запеканка может не быть запеканкой оставалось за гранью Гаррикова понимания, но для Гейры секретом не являлось.

— Ох, Гаррик, Гаррик… Где взять теперь эту цедру раньше осени?

Карие вишни стали такими печальными, что Гаррику захотелось где-то эту самую цедру взять, и немедленно.

— Разве у винира, но… Гаррик, нет!

— Нет, я не гожусь. Чтобы похитить золото у чудовища, нужно другое чудовище!

Пойманный на выходе из ратуши Бэрр на слова бывшего стражника ничего не сказал, только потемнел глазами, как всегда при упоминании Ингрид, посжимал гневно челюсти. Но поняв, в чем беда, вскорости пришел сам в съемное жилье Гаррика, принеся три плода, которые теперь гордо лежали в широкой ручке Гейры, напоминая яркой желтизной маленькие солнышки. Выглядел Бэрр при этом таинственным и чуть менее мрачным, чем обычно.

Проникнуть в вотчину винира в его отсутствие было делом невозможным, рвать мандаринки на виду винира, который даже протирать листочки своего обожаемого деревца не доверял никому, кроме себя, было делом смертоубийственным.

Как первый помощник умудрился их достать, осталось загадкой. На расспросы Гаррика ответил: «Как садок обчистить!» и небрежно провел рукой по отросшим спутанным волосам, что, согласно всему опыту Гаррика на посту стражника, давало понять — Бэрром по спасению Ингрид от голодной смерти была задумана и разыграна целая партия, куда входило, по всей вероятности, хитроумное отвлечение винира, разметка не очень заметного места на пушистом кусте, молниеносное срывание плодов, запрятывание их под одежду и быстрое исчезновение из личного кабинета градоначальника под благовидным предлогом, пока дерево не наябедничало. Что оно может, не сомневался ни один айсморец.

Появившийся на плече Бэрра белый крысенок пискнул, давая понять, что он не только участвовал, а может быть, даже и разрабатывал план.

Правда, на предложение Гаррика отдать Ингрид запеканку самому, произнесенное с крайне простодушным и невинным видом, Бэрр опять полыхнул темными глазами не хуже, и ушел — как от бывшего стражника, так и от разговора. Приди Бэрр к Ингрид, она бы съела что угодно, это Гаррику было понятно.

Что же, придется пока обходиться тремя мандаринками.

Гейра, подумав, сказала, что подготовит все дома.

— А то камни ратуши донесут своему каменному господину о творящемся тут безобразии! Нам нет никакого дела до его холодного золотого сердца, но мы покусились на саму его душу!

Гейра прищурилась, лицо непривычно и опасно заострилось, пальцы согнулись, будто нащупывая эту самую душу. И все равно Гейра была прекрасна. Потом, видно, вспомнив не о себе, а о ходивших по ратуше слухах, продолжила:

— Или злобное деревце решит сжить своего любимца со свету, скинув разом все свои листья — и всё в сторону Бэрра!

Спиральки волос возбужденно подпрыгнули, когда Гейра снова задрала голову и возвысила голос. Быстро улыбнулась, стряхнула с плеча застывшего Гаррика воображаемую пылинку, удерживая серьезное выражение лица, деловым тоном добавила:

— Господину первому помощнику, конечно, не привыкать переживать падение листьев, но зачем рисковать?

— И правда, незачем!

— А меня отпустили, — заглядывая ему в глаза и отпустив веселье, осторожно сказала Гейра, заправив особо надоедливую пружинку за ухо. — У винира встреча, важная настолько, что в ратуше оставили одних стражников. Мне нужно к маме, я знаю, ты работаешь, но я могла бы хоть проводить тебя!

— Это я прокачу тебя!

Гаррик перехватил руки Гейры, сжал в своих, притянул к груди, девушка покраснела от этого жеста больше, чем от всех поцелуев, вместе взятых. Он оглядел причал — у ратуши всегда было привязано несколько лодок в ожидании выхода знатных горожан. Лодок резных, изумительно нарядных, даже щегольских, украшенных разноцветными полотнами и разрисованных цветами по бокам.

Он пошептался с лодочником, усадил удивленную Гейру на нос одной из них, с самыми яркими цветами. Осторожно работая веслом, повел лодку по главному каналу, достаточно широкому даже для барж.

Затем выхватил с соседней лодки круглый букет из редких здесь, темных, почти черных ирисов, кинул монетку серебра вдогон и подарил цветы удивленной и обрадованной Гейре.

— И ещё, — по-деловому кивнул сам себе, смутился видом заинтригованной Гейры, но протянул все же сюрприз.

Вечно он промахивается с подарками! Но пара крепких румяных прошлогодних яблок, присланных Гаррику из дома, славно легла в руку. И он не смог удержаться — темно-бордовые бока опять напомнили ему Гейру. Гейру, невероятно далекую от земли, но неуловимо напоминающую о ней — жизненной силой, искрящимся озорством и верой в лучшее.

Хотя та порадовалась гостинцу настолько бесхитростно, что Гаррик расстроился. Расстроился оттого, что мало дарил ей. Так ведь не все возьмет.

Он осторожно греб то слева, то справа от лодки — в тесноте городских каналов обходились одним веслом. С воды Айсмор смотрелся совершенно по-иному. Вода была по-прежнему темна, но здания казались более красивыми. Они словно тянулись ввысь, к хмурому пасмурному небу.

Два главных моста были опущены, но лодки легко проходили под ними. Их разведут лишь ночью.

— Гарри-и-ик, — потянула Гейра, глядя то на него, то на цветы. Потом с хрустом надкусила яблоко.

— Плотницкому делу в большей или меньшей степени обучен каждый береговой. Смотри — не зря тут лиственница, — указал он на опоры вокруг. — Она любит воду, вода ласкает ее, упрочивает, и сваи будут стоять вечно. Воткни сосну… — поморщился, переложил весло в другую руку. — Сосна смолистая, но сырость не очень любит, сгниет быстрее, чем проживет одно поколение, — недовольно прицокнул языком, покачал головой, вся его хватка кричала о необходимости делать один раз и накрепко. — Ну, два, только на ремонт денег уйдет немерено. Деревья с побережья прочны, только сердцевина у них гнилая. Потому и разрушаются быстро, словно они уже давно умерли. Разве кап прекрасен, твердый, как камень, растущий вопреки всему. Он диво как хорош, только редко встречается, да и мал размером.

Гаррику казалось, что есть и люди такие в Айсморе — вот эти вот черненькие. Черненькая Гейра молчала, то оглядываясь по сторонам, то глядя в темную, почти черную воду, словно задумавшись о своем.

— На каждую вещь нужно свое дерево. В кедре не заведется моли, а гладкая липа не дает заноз и не выделяет смолу… — спохватился, что вряд ли это интересно девушке,