Невест так много. Дилогия (СИ) - Милена Валерьевна Завойчинская

он указывает, и вгляделась в кольцо, что мне вручил Риккардо для подтверждения моих полномочий.

– Вот я ду‑у‑ура‑а‑а! – выдохнула.

Но откуда мне было знать? Геральдику, светский этикет, традиции дворянских родов нам в приюте давали постольку‑поскольку. Не было там хороших учителей для сирот аристократов. Что могли – дали, и скажите спасибо хоть за это. Мы и говорили. Нас всё же учили больше, чем прочих.

– Не уходи от темы, Эрика. Ты почему замуж за Рика не хочешь? Отчего так сопротивляешься возможной свадьбе? И если Лекса хвалишь, то о Риккардо словно бы стараешься и не думать, умалчиваешь и уводишь разговор в сторону.

– Потому что... – замолчала я, размышляя, стоит ли признаваться. Даже у стен есть уши. Слуги вездесущи, их не замечаешь, а они крутятся рядом и всё успевают услышать и увидеть. Да и к тому же мы с Марикой так привыкли за эти годы хранить наш секрет, что я и мысли не допускала, признаться кому‑то, что и как обстоит на самом деле. – Так нужно. Я расскажу, Кассель, но позднее. Хорошо? Пусть закончится этот год.

– Я буду рад, если вы поженитесь. Вне зависимости от того, что ты пра‑пра... внучка Лауры. Ты на нее совсем не похожа. Ты сильная, упорная, очень милая и живая. Оставайся. Семья ди Кассано примет тебя с радостью.

Я улыбнулась и отвела глаза.

Осталось немногим больше полугода. И всё решится так или иначе. Или мы с Марикой обретем потерянное, или же придется жить дальше. Лишь бы дорогая кузина не натворила дел. Что‑то не к добру она стала мне часто сниться, и рядом всё время крутится какой‑то белокурый красавчик.

Прямо сердце не на месте, и ведь уехать к ней не могу. Далеко, не факт, что снова живой доберусь туда и обратно. И ее страшно сюда вызывать по этой же причине. Я сама‑то чудом уцелела, лишь благодаря дару вестницы смерти.

– Давай лучше придумаем окончание твоей считалочке про выбывание невест? – перевела я тему разговора. – Что ты можешь добавить про двух последних?

Кассель глубокомысленно полюбовался на потолок. Пошевелил губами, после чего прочитал свой шедевр:

Пятнадцать юных леди мешали домочадцам,

Две призрака боялись, осталось их тринадцать.

Тринадцать юных леди на вилле развлекались,

Одна упала в обморок, осталось их двенадцать.

Двенадцать юных леди перины взбивали гусиные,

Одна ругалась громко, осталось их одиннадцать.

Одиннадцать юных леди– их конкурсы жутко бесят.

Одна была слишком робкой – и их уже ровно десять.

Десять юных леди от голода в жутком гневе.

Одна вдруг психанула – осталось их сразу девять.

Девять юных леди о новых конкурсах спросят...

Прислуга одной разъярилась, и вот уж их ровно восемь.

Восемь юных леди любовницу мужа делили.

Четыре из них беспринци́пны – осталось тоже четыре.

Четыре юных леди в разврата торжестве

Участвовать не стали – и вот их только две.

Две стойких юных леди остались лишь на вилле,

Жених сбежал бесстрашно – увы, не остановили[3].

– Как‑то окончание не очень, – честно сказала я.

– Да, мне тоже не нравится. Никак не складывается красиво финал стихотворения. Но что я могу поделать? Жених сбежал. Девушки не смогли его остановить, хотя честно пытались. Даже бросались на него чуть ли не голышом. Но маркизы ди Кассано умеют быстро бегать и высоко прыгать.

Я прыснула от смеха, вспомнив эпическое бегство Риккардо от леди Рамо́ны.

– Ты мне лучше скажи, душечка моя, какие у вас планы с моим потомком? Что в столице интересного происходит? Что грядёт?

– Королевский бал грядёт, Кассель, – вспомнила я. – И у меня масса вопросов. Я ведь девушка дикая, ко двору не представленная.

– О‑о‑о, бал. Ее величество снова взялась за свое? Как же это она вытерпела‑то целых два месяца?

– Что вытерпела?

– Да всё то же. Очень уж ей хочется переженить всех и каждого. А тут такой завидный жених свободным бегает. Переждала немного с очередной провалившейся попытки подобрать Рику невесту и вновь за свое. Риккардо ведь приглашен? И поди отказы не принимаются?

– Наверное, – пожала я плечами. – Я приглашения не видела. Но мне лорд сказал, что я иду с ним. Чтобы заказала платье. Я и учителей наняла для себя – этикета и танцев. Я же не...

– Ясно. Ладно, дорогая моя. Сейчас молодой, красивый, темпераментный, искушенный в придворной жизни призрак всему тебя научит. Бери вон тот листочек, это будет твой веер. Итак, ты подъехала в экипаже к королевскому дворцу. Сияют огни, звучит музыка, смеются леди, слуги встречают гостей. Лакей открывает дверцу экипажа, твой кавалер выходит, предлагает тебе руку. Ты должна спуститься элегантно.

Я сидела, с улыбкой слушая его.

– И? Эрика, я что сказал? Ты приехала, твоя задача выплыть из экипажа па́вой[4]. Итак, я Рик. Предлагаю тебе руку. Ты выходишь, а не вываливаешься или выползаешь по‑пластунски.

[1] Де́верь – для замужней женщины брат мужа.

[2] Чета́ – два лица или предмета, рассматриваемые как одно целое; пара. Напр. : муж с женой или жених с невестой; супружеская пара.

[3] Стихотворение принадлежит автору.

[4] Па́ва – самка павлина. В переносном значении – женщина с горделивой осанкой и плавной походкой.

Глава 11

Это была ужасно смешная и насыщенная информацией и уроками ночь. Мы с Касселем до рассвета провели время за тем, что я «ехала на бал», «входила во дворец», «делала реверанс перед их королевскими величествами и высочествами», «склоняла голову или делала разной глубины приседания перед придворными». В зависимости от того, равен ли их титул, статус и возраст моему. А еще я «ходила по залу», «рассматривала портреты в картинной галерее», «выходила на балкон подышать», «отказывала кавалерам в танце или принимала приглашение».

Я нахохоталась до слез и колик в животе, потому что это эфемерное существо обладало прекрасным чувством юмора, язвительностью и злословием.

Доставалось и мне:

– Что ты раскорячилась?! Я сказал: плавно опустись в реверансе и склони голову. А ты? Это что? Ты изображаешь обгоревший пень после грозы?

– Я присела! И плавно!

– О боги! Заберите меня уже к себе, чтобы я не видел вот это вот всё... Эрика! Пла‑а‑а‑авно... Так, бревно ты мое прекрасное. Упади, умри ненадолго. Отдохнула? А теперь встала и пла‑а‑а‑авно...

Прилетало доброты и в адрес «придворных, окружающих нас»:

– Ой, ну ты только