Королева Кристина - Борис Григорьев

Конфликт «профранцузского» понтифика с французским королём возник из-за преследования во Франции гугенотов, то есть протестантов. Приведение их в католическую веру с помощью оружия и насилия[141] не понравилось даже папе, не говоря уже о Кристине. Королева писала Людовику XIV, что жестокое отношение к гугенотам было большой ошибкой и что Франция, преследуя их, уподоблялась больному, отрубавшему от своего тела собственные руки и ноги. «Солдаты — странные апостолы, — писала она французскому послу в Швеции шевалье Терлону, — и я лично полагаю, что они больше годны на то, чтобы убивать, уничтожать и грабить, нежели обращать кого-либо в веру». Никому в Париже подобные высказывания не нравились, и французские католики набросились на Кристину с грубой критикой, но она тоже за словом в карман не лезла и стойко защищалась.

Когда польский посол князь Радзивилл не нанёс родственникам Иннокентия XI визитов, Кристина тут же вмешалась и «поправила» посла. В вопросах защиты Святого престола как организующего и направляющего центра католической церкви она была теперь непреклонна.

В 1677 году королева начала писать свои «Принципы и мнения», а в 1681 году в третий раз приступила к работе над автобиографией. Можно критиковать её за отсутствие большого литературного таланта, но одно нужно подчеркнуть непременно: Кристина отнеслась к этому труду с полной серьёзностью и ответственностью. Её произведение, надо признать, не представляло собой лёгкого порхания по датам своей жизни и не являлось простым самолюбованием, что было типично для произведений подобного жанра.

Если первый вариант текста автобиографии (1656) отличался ярко выраженным стоическим ригоризмом и апологетикой королевской власти и рода Васа, то последний, тоже неоконченный, вариант свидетельствовал уже о предпочтении ею других идеалов. Перед нами предстаёт Кристина набожная. «Автобиография — это саркофаг, воздвигнутый над её огромными, буйными и непрактичными амбициями», — едко замечает П. Энглунд.

Автобиография Кристины — это также своеобразный отчёт перед Богом. Она подходит к этому труду с большой ответственностью и в самом начале его, обращаясь ко Всевышнему, пишет: «Ты знаешь, что биографии в моём столетии — это вечные панегирики или кровавая сатира… Ты ещё не дал мне достаточно сил, для того чтобы… я могла смотреть на такие несправедливости с равнодушием. Я чувствую по отношению к ним возмущение, которое пока не удаётся обуздать. Я не хотела бы стать объектом зависти или лести… Я хотела бы только следовать Твоему воодушевлению и пойти по следам великих людей, которым Ты дал мужество говорить о самих себе без тени высокомерия и одновременно одну только правду».

Сохранились лишь варианты двух неоконченных рукописей, одну из которых можно условно назвать мемуарами, а вторую — историей её правления, доведённую, к сожалению, только до 1632 года. Литературная деятельность давалась ей тяжело, темперамент и характер заставляли её часто отвлекаться на другие дела. Не исключено, что она прекратила работать над мемуарами по причине недовольства полученными результатами.

Кристина, кроме прочих, имела большие литературные амбиции. Она окружила себя известными итальянскими поэтами и пробовала себя на драматургическом поприще, набрасывая сценарии к операм и музыкальным дуэтам. Она на французском языке писала эссе о Цезаре и Александре Македонском и боролась за чистоту итальянского языка, остро реагируя на маньеризм и искусственные упражнения с языком и литературным стилем. Но больше всего ей по душе была афористика, и она более плодотворно работала над так называемыми максимами[142].

Биографы королевы в один голос говорят о недостаточной их глубине и смысловой ёмкости, но считают, что они достаточно рельефно выпячивают её характер и духовный мир. После её смерти нашли 1300 переписанных начисто афоризмов и максим, почти всегда двусмысленных (П. Энглунд), не всегда точных (С. Стольпе), часто поверхностных и тривиальных, к примеру: «Армия не может побеждать без строгой дисциплины», «Личность и характер Алкивиада мне по нраву», «Не обязательно держать слово перед тем, кто тебя обманул или нарушил собственное слово», или «Наша вера в Бога основана на Его величии и на нашем ничтожестве», «Отчаяние рождается от высокомерия и самонадеянности», или «Без Бога добродетель и честь — химера».

Кое-какие максимы повторяют выводы других авторов, как, например, изречение о том, что «Человек должен есть, чтобы жить, а не жить для того, чтобы есть». Его высказал Мольер, но, похоже, Кристина самостоятельно пришла к тому же выводу. Образцом в области изречений для неё был Франсуа де Ларошфуко (1613–1680), и его слава, по всей видимости, не давала ей покоя.

Впрочем, работала она над своими максимами тщательно, много и упорно, время от времени возвращаясь к ним, переделывая и переписывая начисто. Выстраданные же собственным опытом мысли звучат вполне искренно: «Истинная любовь не требует ничего, кроме любви», «Любовь рождает ревность, а ревность убивает любовь», «Если ты любишь кого-либо больше, нежели он того заслуживает, то ты не любишь себя», или «Любовь существует всегда — и в счастье, и в несчастье», или «Любовь, рождённая из почитания, никогда не умирает».

Отношение к браку у королевы не менялось до конца жизни: «Для брака требуется больше мужества, чем для военного похода», «Удовольствия брака не перевешивают его неудобств», «Женщины выходят замуж, чтобы получить свободу… Что за странная свобода!».

Многие историки обращают внимание на то, что между изречениями королевы и её образом жизни существовала глубокая пропасть. Сентенции «Добрая вера и твёрдое слово правителя должны быть нерушимыми» и «Добрый хозяин должен думать больше о счастье своих подданных, чем о собственном благополучии» являются ярким примером тому. Они явно противоречат практике королевы, гордившейся своим мастерством «диссимиляции» и даже способной пойти на передачу секретов своей страны ради достижения личных эгоистических целей. Или взять высказывание «Правитель должен рассматривать себя как коронованного раба общества». Вся жизнь Кристины является доказательством того, что она не только никогда этому принципу не следовала, но открыто заявляла нечто противоположное. И таких изречений Кристина сочинила достаточно много: «В вопросе о себе легче обманывать других, чем себя», «Любовь сглаживает и уничтожает все ошибки и преступления, а тот, кто любит Бога, невинен» или «Всё покинет нас рано или поздно. Нужно уметь предвидеть это и пойти на добровольный отказ от всего. С того момента мы должны остаться наедине с Богом, Его одного достаточно и для жизни, и для смерти» и т. п.