Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта - Кузищев Михаил Юрьевич

"Trout Mask Replica" открывается номером "Frownland" – это программная композиция альбома. «Моя улыбка приросла, я не могу вернуться в твою Хмурляндию[141]», – сообщает Кэп. И далее противопоставляет свой дух (созданный из океана, неба, Солнца и Луны), унылому обиталищу слушателя, где царит злой рок и нависают щербленные тени. «Я хочу свою страну», – решительно провозглашает Бифхарт. Строго говоря, с первой же секунды альбома Бифхарт уже полностью на своей территории. Сразу ясно, что на ней не действуют ни законы физики, ни законы музыки. Уверенное, размеренное и даже мелодичное капитанское пение сразу же входит в разительный контраст с аккомпанементом. Вот они, результаты многомесячных кропотливых трудов, нервных срывов, насилия и маниакальных репетиций! Поражает то остервенение и интенсивность, с которой музыка сразу же, без всякой подготовки и вступления, набрасывается на нас, оглушая какофонией полиритмов. В то время как Капитан приглашает забрать слегка ошалевшего слушателя туда, где «один человек может встать рядом с другим», где нет лжи и раздутого эго, на заднем плане происходит то, что поначалу кажется натуральным хаосом – слушателя буквально заваливает обломками музыки. Обрывистые, гротескные инструментальные линии напоминают детские каракули – яростная музыкальная каля-маля: кто-то уже играет вполне оформленные риффы; кто-то ковыряет как умеет, а кто-то, словно отстав, устраивает финишный спурт. Джон Френч сравнивал «Frownland» с сотней «переплетенных разговоров, втиснутых в две минуты». По его мнению, эта композиция не что иное, как «кульминация коллективных усилий, финишная прямая, и мне всегда казалось, что самое подходящее место для нее – в начале»[185]. Единственное, что удерживает вместе всеобщий разброд и шатание на протяжении этой песни и всего альбома – уверенный и авторитетный вокал Бифхарта. Только он помогает не вылететь из седла на протяжении последующих 80-минутных скачек с препятствиями.

"The Dust Blows Forward ‘n the Dust Blows Back". Первый же внезапный поворот сюжета поджидает уже на второй композиции: Капитан дает остальной группе передышку и исполняет сольную партию в магнитофон (последствия саботажа были быстро ликвидированы ничего не подозревавшим звукорежиссером Диком Канком). Можно слышать, как Ван Влит пропевает одну строчку за другой, периодически нажимая кнопку паузы – чтобы перевести дух и сочинить следующие строчки. Композиция была записана в Форельном доме после наступления темноты. По воспоминаниям очевидцев, единственная лампа в комнате освещала магнитофон, а Капитан записывал свой распев, сидя в кресле, окруженный музыкантами, молча сидевшими на полу. В этот момент он напоминал старого морехода, повествующего о своих диковинных приключениях. Результатом его усилий стала запись, похожая на допотопный артефакт. Удивительно, как в этой фрагментарной записи и ее поэтических строках Ван Влиту удается сохранять не только прыгучесть и ритм, но и вести что-то похожее на мелодию.

"Dachau Blues" обозначает финал кратковременной передышки. Ультранизкий вокал Бифхарта, надсадные диссонансы гитар и помятые звуки кларнета создают ощущение наваливающегося кошмара. Ван Влит поет очень близко к микрофону, и от того угроза в его голосе кажется еще более ощутимой. Можно сказать, что при всей своей жестокости "Dachau Blues" – одна из самых понятных композиций альбома. Форма здесь соответствует содержанию: Бифхарт использует свой брутальный перфоманс, для того чтобы живописать вполне реальную обстановку. Не нужно знать английский язык, чтобы, подобно Джону Френчу, услышать тут «страдальческие крики, молчаливую боль и описания жестокой обстановки»; увидеть «пламя и почувствовать запах горящей плоти»[186]. Вокруг Капитана – не статичная картина, а движущийся и живущий ужас. Важно заметить, что Ван Влит выступает здесь не в роли садиста, а в роли потрясенного наблюдателя, призывающего «прекратить эти мучения»: «один безумец, шесть миллионов жертв»[142].

Следующей на сцене появляется веселая, хотя и изрядно захромавшая "Ella Guru" – Капитан дополняет образ своей героини, сообщая, что она выглядит «как зоопарк». Брутальная партия Дона сопровождается карикатурным, писклявым вокалом Антенны Джимми Семянса: выходные данные "Trout Mask Replica" сообщают нам, что он задействует «рог из плоти». Далеко не в последний раз Дон убедительно демонстрирует, что его музыка может быть не только труднопролазной, но и неожиданно привязчивой. Это хорошо заметно по абсолютно дурному припеву: Мэджик Бэнд заканчивает свой разброд, чтобы дружно выдать нечто регги-образное, как следует застревающее в голове.

"Hair Pie: Bake 1" – упомянутая ранее полевая запись, дуэль Капитана и кузена Виктора. Майк Барнс сравнивает их дуэт с брачной игрой двух гигантских птиц[187].

"Moonlight On Vermont" – одна из двух ранних композиций альбома, описанная выше. Песня обыгрывает стародавний эвергрин "Moonlight In Vermont" и аналогичным образом изучает влияние лунного света на людей («…и зверей!», – добавляет Капитан). При всей своей разобранности, в конктесте этого альбома "Moonlight On Vermont" предстает практически как выход Элвиса Пресли на концерте джазового квартета. «Вишенкой на торте» выглядит прямое цитирование старинного госпела "Give Me That Old-Time Religion"[143]. Однако суеверный Джон Френч не исключает, что Кэп ссылается на книгу известной британской ведьмы и оккультной деятельницы Сибил Лик, в которой «старой религией» именуется ничто иное, как ведьмовство. Действительно, чего только ни случается при свете Луны.

"Pachuco Cadaver" отличает очередной хромающий шаффл, но при этом весьма заводной и оптимистический. В тот момент, когда слушатель уже начинает врубаться и притопывать (музыка это позволяет), Капитан выдергивает из-под него стул, переключает музыку в совершенно иной режим и начинает свое повествование, полное странных, но сочных и звучных образов. Капитанскую повесть можно называть поэтическим импрессионизмом, одиночной игрой в ассоциации, дадаизмы с абсурдизмами или битнической поэзией, которую изрядно напичкали ономатопеей. Этот поток (или, скорее, лавина!) сознания или подсознания в сочетании с не менее парадоксальной музыкой просто взрывает мозг, не способный переварить одновременную атаку по разным каналам. Еще бы, ведь с другого края интенсивно наступает Мэджик Бэнд с очередной музыкальной головоломкой. Как и многие другие композиции, "Pachuco Cadaver" балансирует на грани полной развинченности и чокнутого грува; хромая и ковыляя, в финале своего трудного существования он неожиданно приходит к практически карнавальной, торжествующей атмосфере с элементами самбы. Самые ловкие слушатели даже могут попробовать потанцевать!

"Bill’s Corpse". В отличие от «Кадавра Пачуко», недобрый «Труп Билла» определенно встал не с той ноги. Причудливые секции сменяют друг друга, напоминая калейдоскоп, в котором абстрактная груда цветных стекляшек обретает новый смысл с каждым, даже самым незначительным поворотом трубы. С той разницей, что в калейдоскопе Дона навалены не стекляшки, а уже известные нам «кирпичи разной длины». В "Bill’s Corpse" на фоне угловатого и яростного нагромождения звуков особенно трогает то, как тщательно Капитан старается вести мелодию и вытягивать ноты – как будто слышит позади себя некий, гораздо более плавный и очевидный аккомпанемент. Но мы-то знаем, что в своей тщательно аранжированной композиции он слышит именно тот богатый и не очевидный простому слушателю мелодизм, который и закладывал, как мудрый архитектор, с самого начала. Простому же слушателю может показаться, что группа звучит так, как будто у нее не вполне получается, но она очень старается и сочувствует своему лидеру. Современные ученые ведут дискуссии относительно смысла песни: одни считают, что текст обращен к исхудавшему Биллу Харклроуду, другие – к любимой рыбке маленького Дона. Юный аквариумист просто закормил своего питомца до смерти, а затем продолжал скорбеть о нем долгие годы.