Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

чудом. Анализ полученных «Зейдлицем» повреждений, выполненный после того, как он с трудом вернулся в порт, показал, что причиной большинства случаев взрывов в подбашенных отделениях был слишком большой запас зарядов для орудий главного калибра. Прямое попадание в башню вызывало взрыв. Начинался пожар, огонь распространялся в подбашенное отделение, а затем охватывал и соседнюю башню. Командование немецкого флота сделало правильные выводы — теперь на кораблях были введены более строгие правила обращения с взрывчатыми веществами, которые и так были жёстче, чем у британцев. А во флотилии линейных крейсеров адмирала Битти, как стало известно после сражения у Доггер-банки, продолжали держать огромный запас пороховых зарядов между башней и оружейным погребом. Это и привело к катастрофе в Ютландском сражении[430].

После 15 января 1915 года Флот открытого моря на протяжении 18 месяцев держался поблизости от своих баз, разрабатывая дальнейшую стратегию. Результаты могли принести операции подводного флота, а также минирование, осуществляемое как субмаринами, так и надводными судами. Гибель «Одейшеса», новейшего дредноута, который подорвался на мине, установленной вспомогательным кораблём — вооружённым торговым судном — в октябре 1914 года, потрясла британское Адмиралтейство даже сильнее, чем торпедирование немецкой субмариной U-9 устаревших броненосных крейсеров «Абукир», «Хог» и «Кресси» в районе банки Броад-Фортинз у берегов Голландии месяцем раньше. Однако подводная война — благодаря правилам атаки на торговые суда, предписывавшим предупредить о предстоящем затоплении и дать время для того, чтобы команда и пассажиры покинули судно, — существенного влияния на торговлю не оказала, хотя подводные лодки ждало быстрое возмездие. С другой стороны, «неограниченная» подводная война, когда субмарины выпускали торпеды, не всплывая на поверхность, легко могла привести к дипломатическим инцидентам, когда топились неверно идентифицированные суда нейтральных государств, или к настоящей катастрофе в дипломатии, как в мае 1915 года — тогда U-20 потопила «Лузитанию». Потеря гигантского лайнера и гибель 1201 пассажира, в том числе 128 американцев, едва не заставили Соединённые Штаты разорвать отношения с Германией. Переговоры смягчили последствия этой ужасной катастрофы, но штаб германского военно-морского флота наложил строгие ограничения на операции своих подводных лодок. В 1915-м британский торговый флот по-прежнему терял из-за подводной войны от 50 до 100 судов ежемесячно, но сумел наладить бесперебойную доставку товаров в родную страну[431]. Тем временем Гранд-Флит и подчинённые ему эскадры и флотилии крейсеров, эсминцев и подводных лодок обеспечивали морскую блокаду Германии. Это делало невозможной для неё торговлю со всем миром за пределами Европы, а господство британского, французского и итальянского флотов на Средиземном море позволило распространить эту блокаду на Австрию и Турцию. В результате ужесточения блокады «центральное положение» Центральных держав — военные теоретики считали это стратегическим преимуществом — из силы постепенно превратилось в бессилие, и немецкие моряки весь 1915 год искали выход из этой западни.

В западню Центральные державы загнали себя сами, а помогли им в этом политические лидеры и аристократия, которые должны были понимать, к чему это приведёт. География территорий, населённых немецкоговорящими народами, независимо от разделения на страны не позволяет немцам создать великую морскую державу. В 1914 году география Германской империи ограничивала выход в открытое море коротким участком побережья Северного моря между Данией и Голландией. Путь отсюда к ближайшему океану, Атлантическому, лежал через воды, которые противник мог закрыть без труда. На западе был Ла-Манш, ширина которого в самом узком месте составляет всего 30 километров, и угроза блокирования его Королевским флотом существовала давно. В предвоенные годы прибавилась угроза постановки мин в узких местах, и, хотя до 1916-го британцы не прибегали к сплошному минированию пролива, это обстоятельство делало западный маршрут практически непреодолимым. На севере, от устьев Эмса, Яде, Везера и Эльбы, Флот открытого моря имел прямой доступ в Северное море из портов, которые было легко защитить от британской блокады, однако уже в самом море, прежде чем выйти в открытый океан, требовалось преодолеть полосу шириной в 1000 километров между Великобританией и Норвегией. Сделать это можно было только через несколько проходов между Фарерскими островами, Исландией и Гренландией, а их держали под контролем эскадры лёгких крейсеров. Более того, вероятность, что немцы покинут Северное море незамеченными и не подвергнутся атаке, уменьшалась с каждой пройденной милей, поскольку в самом начале столетия Королевский флот Великобритании принял новый план на случай войны. Этот план предусматривал переброску основных сил из английских портов в шотландские, Росайт вблизи Эдинбурга и Скапа-Флоу на Оркнейских островах, а лёгкие флотилии крейсеров, эсминцев и подводных лодок должны были дополнительно блокировать Гельголандскую бухту, что обеспечивало раннее предупреждение немецкой вылазки. При получении такого предупреждения Гранд-Флиту надлежало на всех парах идти на юг, делая всё возможное, чтобы морское сражение произошло задолго до того, как враг приблизится к водам, из которых он может ускользнуть в океан. Адмирал Фишер торжествующе сформулировал затруднительное положение немцев в записке, предназначенной для короля Георга V. Об особенностях морской географии он писал так: «У нас есть большая гавань Скапа-Флоу на севере и узкий пролив у Дувра на юге. Не может быть никаких сомнений, что мы народ, избранный Богом»[432].

Немцы всегда помнили о слабости своего географического положения, как и о выгодном положении Британии. Тем не менее они всё ещё не утратили надежду найти способы расширить доступ к Северному морю, убеждая или принуждая своих соседей — Голландию, Данию и Норвегию — предоставить им базы, причём не оставили эти попытки и после начала войны. В 1915 году коммандер Вольфганг Вегонер из немецкого штаба ВМФ составил серию докладов, обосновывая необходимость оккупации Дании, установления протектората над Норвегией и, в отдалённом будущем, захвата портов во Франции и Португалии[433]. Также с началом войны усилилось осознание значения подводных лодок как носителей мин и торпед — этому способствовали успешные действия флота субмарин, пока ещё немногочисленного, против военных и торговых судов. Однако в целом немецкое Адмиралтейство, давно определившееся, какими должны быть военно-морские силы империи, чтобы наилучшим образом выполнять поставленные перед ними задачи, придерживалось неизменной стратегической линии. Да, это было непросто. С учётом финансовых ограничений, вызванных необходимостью содержать огромную армию, Германия не могла соперничать с Великобританией по числу крупных кораблей. Значит, следовало ограничиться противостоянием с Королевским ВМФ с использованием стратегии риска — риска, что традиционное стремление властвовать на морях может привести к ослаблению его превосходящих сил вследствие мелких стычек, а также минной и подводной войны, в результате чего повысится шанс возникновения непредвиденной ситуации, когда во время одной из операций немецкого Флота открытого моря Гранд-Флит может оказаться в невыгодном положении. 3 декабря