Боль - Ольга Богуславская

Что произошло в квартире Бонч-Бруевичей, нам неизвестно. Вникнув в обстоятельства дела, реконструированные условно, можно предположить, что Оксана была знакома с наркотиками, как ни страшно это слышать её родителям. Можно предположить также и то, что в квартире Бонч-Бруевичей - наркоманский притон, куда имеют обыкновение заглядывать люди, желающие насладиться наркотиками. Имел ли Андрей Бонч-Бруевич намерение убить Оксану? Очевидно, такого намерения он не имел. Не заманивал, не принуждал, не насиловал. Однако Оксана умерла от передозировки наркотиков. Не молочных ирисок героина. Можно ли было оказать ей помощь? Не оказалась ли она одетой потому, что её намеревались вынести из квартиры?

Надо полагать, роль простодушного в том и состоит, чтобы из всякой там зауми на свет божий выступила во всей своей красе житейская целесообразность. Жизнь у нас какая? Известно какая. Что ни день, людей уничтожают по заказу, грабят, насилуют. Здесь же ничего такого, кажется, не было. Ну, наркотики. Ну, не рассчитали. Так ведь в какое время живем? Конец двадцатого века. Наркотики уверенно входят в нашу жизнь, и не надо громких слов. Ведь нет же тут настоящей уголовщины, правда?

Зачем тогда тратить время на выяснение вещей, уже и так почти что очевидных? Да, следователь Волк однажды позвонил в квартиру Бонч-Бруевича, и там к телефону подошла одна из тех иностранок, которые присутствовали на "празднике". Да, Волк ни эту девушку, ни её подругу в прокуратуру не приглашал и допрашивать намерения не имел. А теперь они укатили домой, в Бразилию и Грецию. Ну и что? Да, Волк не отправил на экспертизу одежду Оксаны. Да, он допросил лишь десятую часть лиц, которые могут дать ответы на вопросы. Они-то, может, и могут, так ведь вопросов-то нет!

Понимаете, эта смерть политического значения не имеет. А то, что студент юридического факультета, сын судьи, наркоман и принимает у себя дома всех желающих "приобщиться" - это частность. А нам сейчас не до этого.

Не усматривает государство ничего особенно заслуживающего внимания в наркотизации населения. Нас пугают, а нам не страшно.

Один старенький доктор сказал мне: "Есть только одно практическое решение этой проблемы. Надо ждать, пока от несвежего наркотика умрет ребенок члена правительства". Или, не дай бог, ребенок какого-нибудь следователя, в сейфе которого пылится такое незначительное дело.

Завещание профессора к.

В этой истории есть все: любовь и предательство, смерть и воскрешение. А также то, что именно в этом деле впервые за всю историю советско-российского суда отменяется решение об объявлении человека умершим в отсутствие каких-либо новых сведений о нем.

Доводилось ли вам читать знаменитую книгу М.И. Пыляева "Замечательные чудаки и оригиналы"? Все, что было в старой России этакого, с большой изюминкой, чудаки всех видов и фасонов хранятся на страницах этой дивной книги, как в старинном сундуке. Истории на все вкусы: о военных повесах, силачах, остряках, замечательных скупцах, неряхах и врунах, спорщиках, изобретателях... Есть даже рассказ об игрушечном мастере. Одно всегда меня поражало: как могли не попасть в этот волшебный сундук истории людей, которые бесспорно среди всех оригиналов впереди на целый корабельный корпус? Я говорю о путешественниках и географах. Людях, для которых земля не учебник, не карта, а мольберт. Путешественники - это люди, глаза которых отчетливо видят то, чего не видят наши с вами глаза, - параллели и меридианы, их цель - воображаемая линия, горизонт, их наслаждение нельзя купить и потому невозможно продать - это атмосфера дороги. Я всегда понимала, что произошло с действительным членом Королевского географического общества Жаком Паганелем, для меня было очевидно, отчего он сел не на тот корабль - потому что на самом деле он сел именно на то судно, которое ему было нужно.

О человеке, который родился путешественником, я и хочу рассказать. Беда в том, что я не знаю, что пишу - историю живого или мертвого?

Глеб Круть родился 15 ноября 1968 года. Когда он пошел в первый класс, он уже точно знал, кем хочет быть: географом. В пятом классе он уже точно знал, что будет им.

Это был худенький ясноглазый очкарик, сумасшедший пожиратель книг. Уже в школе он постоянно выступал в Географическом обществе при Академии наук, с географическим факультетом МГУ и юношеским клубом "Планета" было связано все его отрочество. Он постоянно делал доклады в московском филиале Географического общества. Личные впечатления он начал собирать много раньше сверстников, быть может, предвидя, что жизнь коротка. В этом возрасте она считается бесконечной, особенно людьми с мольбертами... Совершенно понятно, что выбор его был предопределен задолго до окончания школы. Его мать говорила, что, поступив на географический факультет МГУ, он выбрал кафедру гляциологии и был счастлив.

В слове "счастье", когда речь идет об этом неистовом очкарике с глобусом в сердце, нет и тени преувеличения. Он был так умен и впечатлителен, что уже знал, о чем здесь идет речь. Сделать его счастливым было непросто, потому что его счастье нигде не продавалось. Его можно было только нажить и оборудовать всем необходимым собственноручно. Так и вышло.

Необходимо сказать и о его отношениях с матерью, Еленой Константиновной Овиновой. Они понимали друг друга с полувзгляда. Елена Константиновна была очень счастливой матерью (я не злоупотребляю словом "счастье", просто оно постоянно необходимо), потому что, во-первых, она сумела воспитать красивую, состоявшуюся уже в детстве личность, и во-вторых, потому, что связь с этой личностью со временем не слабела, что было бы вполне объяснимо, а крепла.

Кто бы мне объяснил, почему его, человека с близорукостью минус 6, взяли в армию? Взяли, однако, хотя годен он был, пользуясь негнущейся армейской терминологией, только к нестроевой службе - сгодился в топографическом отряде в Стерлитамаке. Понятно, как он раздражал сослуживцев. Один из его грехов - куча писем, которые он писал без устали и по разным адресам. Путешественник - армии отъявленный и закадычный враг, он рожден, чтобы ходить по дорогам, которых до него просто не было. А в армии все расчерчено, в первую очередь маршруты следования. Жизнелюб, он думал в Стерлитамаке о самоубийстве. Не потому, что не мог выдержать тягот подневольной и скотской жизни, а потому, что страдал при мысли о том, как далеко отбрасывает служба исполнение его желаний. Попав в госпиталь, он дорвался до чтения, раскопал в библиотеке "книжечку о лавинах, которую нам рекомендовали на лекциях не далее как год назад. Да, жизнь выкидывает такие повороты, что... все-таки совсем не так глупо я сделал, что до сих пор не повесился...". Он спрашивал у матери, не будет ли она возражать, если он по возвращении возьмет академический отпуск. "Если ты не против, то я все-таки утолю сначала эту ненасытную жажду (путешествий. - О.Б.) в течение года, а потом буду совмещать поездки с учебой".

Понимаете? Ненасытная жажда. Первым глотком, утоляющим эту жажду, должен был стать Терек. Едва успев переодеться в гражданскую одежду, Глеб включился в состав экспедиции МГУ, которая отправлялась на Кавказ, на базу МГУ Азау. С 10 по 31 августа он прошел несколько маршрутов по Кабардино-Балкарии. Он намеревался описать реки Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Ходок он был отменный, тренированный и неутомимый. Угнаться за ним могли немногие. Удалось забраться на Эльбрус. К 1 сентября все путешественники вернулись в Москву, а Глеб остался в Азау. 8 сентября, когда он отправил матери письмо, перешел в Сванетию. Там тоже прошел несколько маршрутов, а затем из Пятигорска перебрался в Осетию. Во Владикавказе обошел все краеведческие музеи (позже там все узнали его по фотографии) и перебрался в поселок Цей, расположенный на высоте 4 тысячи метров. Там есть гостиница "Горянка" и спасательная альпслужба. Из последнего письма к матери 19 сентября 1989 года: "Не болей, не унывай, а мне хорошо наконец-то".

Из Цея он ушел 21 сентября. Пройдя Мамисонский перевал, пришел в поселок Шови, то есть спустился в Грузию. Через Рокский перевал Глеб вышел к истокам реки Закки, где с ним встретились ребята-водники, которые тоже путешествовали. Был конец сентября. Вместе они направились в сторону Трусовского перевала, спустившись с которого можно было выйти к истокам Терека. "Водяные" за Глебом не поспевали, он шел как заведенный. Расстались при восхождении на перевал, а водники вернулись в лагерь. Глеб же пришел в поселок Реси и оказался у самого начала Терека. Его мечта вот-вот должна была осуществиться. Там его видели пастухи-осетины Светлана и Володя Кудзиевы. День они запомнили: 5 октября. Вечером Глеб спустился с перевала и попросил у них хлеба. Они накормили его и предложили ночлег, поскольку день клонился к закату. Но он сказал: здесь до Терека рукой подать, я выйду на дорогу, доберусь как-нибудь, не стоит беспокоиться. И ушел.